Наш сухогруз "Коломна" подходит к Кильскому каналу со стороны Балтийского моря. Ровно гудят вентиляторы. Топки судна, снабженные шурующими планками, пожирают уголь. Глухо стучит паровая машина, вращая гребной винт. Слева по курсу открылся низменный берег, и в бинокль можно разглядеть памятник погибшим морякам. Где-то справа от него, невидимый с ходового мостика судна, расположен большой торговый порт Германии – Киль.
На море полный штиль, утро. Ярко светит солнце. Море из свинцово‑серого в Финском заливе поменяло цвет на зеленовато-голубой.
Нам навстречу, густо дымя единственной прямой тонкой трубой, идет какой-то старый, построенный еще в начале XX века, пароход. Когда "Коломна" поравнялась с ним, я разглядел название – "Отто Шмидт" – на носу. На кормовом флагштоке – красный флаг. Значит – наш. Вдруг при виде этого парохода на ум приходит саркастическая припевка, сочиненная кем-то из моряков и посвященная нашему невзрачному торговому флоту на Балтике спустя 11 лет после войны:
Испуская дым и дрянь,
Мчится старая "Любань",
А за нею "Сигулда"
Ни туда и ни сюда.
Чуть подальше –"Отто Шмидт",
Как посмотришь, так тошнит...
Я стою на обшитой деревянным настилом крыше штурманской рубки. В руке у меня стальная острая шкрябка[1]. Я шкрябаю верхний деревянный настил мостика, удаляя подгнивший слой дерева, а заодно разглядываю с интересом изменяющийся пейзаж и идущие под флагами разных стран навстречу нам суда. Иногда обращаю внимание на наших матросов, занятых палубными работами. Некоторые из них красят белой краской стенки надстройки. Другие раскрепляют палубный груз – огромные, сколоченные из досок ящики, поставленные друг на друга. Рядом, под моей рукой, банка с прозрачным лаком и большая черная кисть. Я макаю кисть в банку с лаком и тщательно размазываю его по очищенному деревянному настилу.
На правом крыле ходового мостика с биноклем в руках третий помощник капитана докладывает капитану от том, что видит лоцманское судно, приближающееся к нам с правого борта. Капитан переводит рукоятки машинного телеграфа на "самый малый ход". Вахтенный матрос Юра Нарышкин выбрасывает за борт штормтрап, по которому на борт судна забирается с подошедшего лоцманского судна лоцман. На мачте взвивается лоцманский флаг.
Как и полагается, лоцмана встречает у трапа вахтенный штурман. Он помогает лоцману спрыгнуть с планширя[2] на палубу. После кратких приветствий на английском языке штурман провожает вновь прибывшего на капитанский мостик. "Коломна" под проводкой лоцмана-немца, высокого роста с биноклем на груди, проходит входные знаки и медленно входит в Кильский канал.
Кильский канал – основная водная магистраль, соединяющая Северное море с Балтийским. Это очень загруженная водная трасса незначительной ширины.
В канале едва могут разойтись левыми бортами два судна средних размеров. Правда, для этой цели имеются местные расширения канала. Мне с высоты капитанского мостика хорошо видны проходящие навстречу нам суда и проплывающие мимо нас берега. Пейзажи по обеим сторонам канала похожи на прибалтийские, типа Латвии или Эстонии. Проходим мимо аккуратных белых домиков, с черепичными красными крышами, мимо ухоженных садовых участков, мимо маленьких магазинчиков с броской рекламой. Вдали видны небольшие стада пасущихся коров и другой живности. Впереди нам предстоит вход в шлюз, перешвартовка в шлюзе и выход далее в канал. Вдруг впереди открылся силуэт встречного судна, очень похожего на "Коломну", и... усиленный судовыми динамиками русский мат, несущийся по всем окрестностям канала. То капитан однотипной с нами "Калуги" вразумляет свою палубную команду и боцмана, по-видимому, медленно исполняющих его приказы с мостика. Расходимся левыми бортами с "Калугой", обмениваемся приветствиями – приспусканием флагов на кормовых флагштоках и воздушными рукопожатиями.
По берегу канала за нашей "Коломной" бегут немецкие мальчишки-подростки и что есть силы беззлобно матерятся по-русски вслед нашему судну. Вот уж дурной пример заразителен, даже на бытовом международном уровне. Входим в шлюз, закидываем носовой и кормовой продольные на береговые кнехты[3] и после шлюзования через открытые ворота выходим далее в канал. Над головой, высоко над мачтами нашего парохода, перехлестнул канал железнодорожный мост. По мосту проносятся электрички.
Внезапно все небо затянули тучи. Послышались раскаты грома. Задул сильный ветер, вокруг потемнело, упали первые капли дождя. Я поспешил ретироваться под крыло мостика, прихватив с собой свои нехитрые принадлежности.
И вдруг на наших глазах ударила молния, не в судно, а в черепичную крышу каменного одноэтажного домика. Он стоял на берегу канала метрах в ста от воды. Недалеко на лужайке мирно паслось небольшое стадо коров. Дом загорелся, хотя и был кирпичным. Из-под крыши повалил черный дым. Выскочили люди и начали бегать вокруг дома, у некоторых из них в руках появились ведра. Заметались и замычали коровы, пасшиеся невдалеке.
Тем временем "Коломна" удалялась от загоревшегося дома и вышла по изгибу канала за пределы видимости происходящего на берегу[4].
Гроза постепенно ушла, и блики солнца вновь заиграли на мокрых от прошедшего дождя надстройках и мачтах судна. Матросы вылезли на палубу и занялись прерванной грозой работой.
Подошли к какому-то причалу, в стороне от которого светящимися буквами по-немецки было написано “Куксгафен”.
На берегу прогуливались важного вида немцы, с любопытством разглядывавшие нас с берега. Немки, одетые в серые шорты, прогуливались вдоль канала. Нас особенно смущало то, что в шортах ходили и очень пожилые немки. Для нас это было непривычно. На берегу текла мирно своя жизнь. Приветливо открывались двери маленьких, привлекательных кафе, сверкающих разноцветной рекламой. В них, вальяжно развалясь в белых креслах, сидели посетители. Рядом с кафе прогуливались дамы с украшенными матерчатыми цветами белыми стриженными пуделями на поводках.
У нас были свои заботы, очень далекие от этой безмятежной жизни.
Снова "Коломна" идет средним ходом по каналу. По левому борту мелькают минутным видением и остаются за кормой кафе, магазинчики, неоновая реклама, разномастные собачки на поводках и светящаяся надпись “Бремерсгафен". Вот впереди открывается спокойная ширь Северного моря.
Полный ход – держим курс на Роттердам. За нами долго следовала, кренясь на борт, белоснежная яхта, идущая в кильватере “Коломны” под всеми парусами. С неё молодая пара, обнявшись, посылала нам воздушные поцелуи.
Было завидно, но что поделаешь? Кому любовь, кому работа. Впереди нас ожидали устье реки Маас, каналы и причалы одного из крупнейших портов Европы – Роттердам.
Ленинград–Роттердам–Антверпен. 1957г. / 2001г. С.Пб.
[1] Шкрябка (циклевка) - изогнутая стальная палочка с заточенной с одной стороной.
[2] Планштырь - горизонтальная полоса (брус), покрывающая собой верхние торцы шпангоутов (ребер).
[3] Кнехт - устройство для крепления швартовых концов судна.
[4] И тогда, и сейчас, вспоминая описанный эпизод, я не могу понять физической сущности явления. Почему молния ударила в маленький домишко, стоящий на берегу, а не в нашу "Коломну", двигающуюся по водной поверхности канала. Судно представляло собой стальную массу с электромагнитными полями, начиненную генераторами эл. тока, эл. двигателями и массой проводников эл. тока и радиоаппаратурой и т.п. Судно двигалось в воде, т.е. имело прекрасное заземление. Казалось бы, "Коломна" должна быть первым объектом для удара молнии. Позднее я спрашивал об этом специалистов по электротехнике. Но никто не дал внятного ответа.
Рассказы моряка. В тумане
Рассказы моряка. Шквал
Рассказы моряка. Митька