Почти перед своей смертью 21 год назад мой отец решил начать писать... мемуары - сильно сказано, пожалуй, - просто воспоминания. Хотел опубликовать их в одном из журналов, но не успел. Успел только вывесить их в стенгазете своего предприятия. На поминках многие коллеги рассказывали, как с интересом читали их, ждали продолжения, поскольку в конце каждого рассказа было написано "Продолжение следует...". И вот в какой-то момент продолжения не последовало... Думаю, отец был бы рад узнать, что его рассказы все-таки были опубликованы, хоть и не в журнале, а на Дзене. Если кто-то пожелает подписаться на мой канал, прочитав этот рассказ, многого пообещать не смогу. Всего три-четыре истории путешествий советского моряка. Но, может, когда-то и я напишу что-то интересное.
Прошло почти полвека. Я вспоминаю…
Я стою на крыле капитанского мостика парохода «Коломна», возвращающегося из Роттердама в Ленинград. Я – курсант Ленинградского Высшего Инженерного морского училища им. Адмирала Макарова. Мы – группа пятикурсников – будущие штурманы дальнего плавания сейчас проходим плавательную практику на штатных должностях согласно судовой роли: кто матросом второго класса, кто первым классом. Наша «Коломна» – сухогруз водоизмещением 5000 тонн, построенный в ГДР после Великой Отечественной войны. Судно загружено тонколистовой сталью, алюминиевыми слитками и другими генеральными грузами, загружено сверх нормы, грузовая марка уже уходит под воду.
Нужно перевыполнить план, прийти вовремя, либо раньше, в порт Ленинград и тогда, после инспекторского смотра, можно рассчитывать на премию. После загрузки в порту Антверпен и приняв часть груза фирмы «Пакхайсмайстерн» в порту Роттердама после выхода из Кильского канала идем полным ходом.
Конец октября, уже темно и холодно, в море не видно огней. «Коломна» идет в липком ночном тумане. Согласно ППСС[1], даем туманные сигналы протяжными гудками. Холодные струйки воды пробиваются под воротник зюйдвестки и обжигают холодом тело. Уже 23 часа 55 минут, остается 5 минут до сдачи вахты. Как дублер штурмана вхожу в ходовую рубку, включаю радиолокатор и вижу на шкале дальнего обзора слабый сигнал какого-то небольшого судна в верхнем краю экрана. Докладываю вахтенному штурману.
Мой напарник, матрос Тихов Женя склонился над светящимся в темноте репитером гирокомпаса, передает штурвал новому сменщику. Над картой склонилась старший помощник капитана Евгения Михайловна Танбаум, возглавляющая новую смену. Ни слова не говоря, она принимает точку нахождения судна на карте. В штурманской рубке и на ходовом мостике напряженная тишина, лишь слышно стрекотание приборов и щелчки перекладываемого штурвала да тревожные гудки нашего судна, плавно переваливающегося на мертвой зыби с носа на корму (килевая качка).
Заполняю судовой журнал о сдаче вахты следующей смене и кладу его на видное место на штурманском столе.
Предвкушая уютную каюту и мягкую койку, спускаюсь по трапу с холодного мостика и не спеша иду по верхней палубе, опираясь рукой на комингс грузового трюма к кормовой надстройке. Захожу в полной темноте в каюту и чувствую мягкий удар, и как наше судно плавно входит в какую-то мягкую массу, как говорится, «как нож в масло». И самое страшное - слышу в кромешной темноте крики людей в море. Выскакиваю из каюты, а впереди, под форштевнем нашей «Коломны», задрав корму с вращающимися в воздухе винтами, с горящими на бортах и фок-мачте ходовыми огнями уходит под воду, протараненное нами судно. На поднятой над морем корме мечутся фигурки людей, прыгающих в морскую пучину. Успеваю разглядеть на белой корме надпись «Груно» Роттердам. Еще миг - и все кончено.
На поверхности моря вспучился громадный пузырь, быстро лопнувший и оставивший на своем месте только белые пенные круги, расходящиеся во все стороны, да несколько темных голов людей, плавающих в холодной воде.
Кто-то по носу судна кричит, взывая о помощи. Бегу на полубак. В темноте перевешиваюсь всем телом через планширь фальшборта и вижу человека, отчаянно вцепившегося в лапу левого якоря и висящего на нем.
Перехватываю его руку двумя своими и пытаюсь поднять и затащить на борт нашего судна. С ужасом ощущаю, что висящий на моих руках человек гораздо тяжелее меня и медленно, но верно перетягивает меня через планширь фальшборта. Мои ноги уже отделились от палубы, еще миг, и мы оба полетим в море. Но в это время две сильные руки вдруг с обеих сторон от меня схватили повисшего на моих руках человека, и втроем мы вытащили бьющееся тело на палубу. То вовремя подоспели мне на помощь два здоровенных кочегара, сменившихся с вахты и услышавших наши вопли.
К величайшему нашему удивлению, вытащенный нами оказался женщиной высокого роста и плотного телосложения. Её успокоили, как могли, и увели в лазарет на попечение доктора.
В это время на капитанском мостике уже появился капитан. На судне была сыграна тревога, в эфир полетели тревожные сигналы SOS нашей радиостанции. Из-за внезапности и неожиданности прожекторы не зажигались: что-то случилось у электриков, шлюпки не спускались. «Дракон»[2] в предвкушении скорого прихода в порт, дабы ублажить инспекторский смотр, спрятал все днищевые пробки шлюпок, спасательные круги и веревки (концы) в подшкиперскую (кладовку), чтобы была чистота, радующая проверяющий глаз. Поэтому в нужный момент под рукой ничего не оказалось. В темноте в спешке в ход пошло все, что могло быть использовано для спасения утопающих.
Шлюпка левого борта, при попытке ее спуска, повисла вертикально на носовых талях. Лопари кормовой тали лопнули под её весом. В это время выбежавшие на палубу матросы уже затаскивали на борт ещё двоих из числа утопающих, а два матроса схватили дубовую лючину, окованную железом, предназначенную для закрытия трюма, весом около 30 кг и с размаху бросили её вместо спасательного круга барахтающемуся в воде человеку и, надо же так случиться, попали в голову, после чего голова на поверхности уже не появлялась. С правого борта из тьмы неслись душераздирающие крики о помощи. С грехом пополам удалось спустить шлюпку правого борта. Но после её «приземления на воду из днищевого отверстия под пробку, в отсутствие таковой, стала бить вода, заполняя шлюпку. Делать было нечего. Я схватил попавшуюся под руку метлу и её шток воткнул в дыру, заткнув её наглухо.
В шлюпку сели второй помощник капитана, четверо матросов и я. Матросы налегли на весла, я управлял рулем, и шлюпка отошла от борта «Коломны» в тревожную морскую тьму, а метла с веником раструбом вверх вместо флага возвышалась над кормовой частью шлюпки. Хорошо, что было темно, и некому было разглядывать эту картину. В это время на судне вспыхнули разом все палубные огни и прожекторы. Это электрики пришли в себя и устранили неисправность.
Наша шлюпка удалялась от освещенного судна, держа курс на крики в ночи, поднимаясь и опускаясь на мертвой зыби. Дохнуло сырым туманом и холодом, на душе было мерзко и тревожно, чувство затерянности в бесконечном темном море заполнило грудь и разум.
Но вот во мраке стало различимым светлое пятно, с которого кто-то взывал о помощи. Подойдя вплотную, увидели зачехленную шлюпку и сидящего на ней человека, отчаянно махавшего руками. Шлюпку с «Гуно» взяли на буксир, а человека посадили в свою шлюпку.
Как оказалось, это был француз-матрос с утопленного нами судна. Во время столкновения он стоял на руле и успел выскочить из рубки и сесть в шлюпку. Матрос сумел отцепить тали и шлюпку вместе с ним сорвало с тонущего «Гуно» и сбросило водой в море.
Впоследствии, на суде в Роттердаме, он был единственным квалифицированным свидетелем с голландской стороны, не считая дочери капитана, которую мы сняли с якоря во время столкновения. Он был в то время на вахте и мог подробно изложить все действия капитана утонувшего судна
Пока мы занимались этой операцией, стало светать. Мы пришвартовались к борту своего парохода. Шлюпку с «Гуно» судовой стрелой подняли и погрузили на трюм №3 «Коломны». Француза разместили в лазарете, предварительно с нм поговорил наш капитан В.Н. Володин. После второй рюмки водки язык у француза развязался, и он рассказал капитану все, что знал о маневрировании своего судна с момента как был услышан наш туманный сигнал.
На разбирательстве в суде, впоследствии, он дал благоприятные для нашей стороны показания. После безуспешных поисков нашими шлюпками погибающих голландских моряков, мы продолжали стоять на якоре, ожидая указаний из пароходства.
Около 7 часов утра вдруг появился на горизонте немецкий буксир-спасатель. Приблизившись, он передал предложение о спасении нас, в ответ на наш SOS. Но к этому времени наш капитан успел осмотреться и убедился, что серьезных повреждений судно не имеет. Наш ледокольный форштевень выдержал таранный удар и не был поврежден, впоследствии нашли только скользящие вмятины, поэтому на немецкий буксир-спасатель был дан отрицательный ответ: наше судно в спасении не нуждается. После получения такого ответа немец начал описывать вокруг нашего судна какие-то круги и петли, то приближаясь, то удаляясь.
Как оказалось в дальнейшем, немец, обозлившись, что из-под самого носа ушло вознаграждение за спасение, все это время вел репортаж на Голландию по радиотелефону примерно такого содержания: “Безграмотные русские штурманы вели пароход “Коломна” в тумане с повышенной скоростью. От них разбегались в разные стороны все суда, находящиеся поблизости. В результате был протаранен голландский теплоход “Груно”, шедший в Роттердам с грузом соли. Погибающих голландских моряков русские не спасали, а случайно зацепившихся за борта и якоря судна посадили в форпик и заперли. Им не оказывали медицинскую помощь, не давали воду и пищу”. Вот примерно в таком духе велась эта передача.
В это время “Коломна” представляла собой жалкое зрелище. Простояв на якоре около 6 часов, в условиях мрака, моросящего дождя и тумана, все надстройки корпуса и палуба покрылись слоем сажи, вылетающей из трубы и оседающей на мокрых поверхностях судна. На 3-ем трюме стояла накренясь на борт шлюпка, спасенная нами с погибшего “Груно”, вся в черных разводах от сажи. Все судовые снасти, ванты, тросы, поручни покрылись слоем сажи. Вот в таком состоянии около полудня мы получили приказ вернуться в порт Роттердам для выяснения причин столкновения. Команда “Вира якорь” не застала нас врасплох. Развернувшись, “Коломна" легла на обратный курс. Вот и спокойные воды реки Маас, над которой огненными буквами высвечена реклама нефтяной фирмы “Шелл”, а вот и знакомый причал, на котором видимо-невидимо народа.
До этого происшествия голландцы всегда приветливо относились к советским судам и морякам – сейчас же это была разъяренная толпа. В нас с берега полетели бутылки, камни, железки и все, чем можно было драться, чтобы обезобразить и без того унылый вид нашего парохода.
С мостика по трансляции было приказано команде наверх не высовываться. Подали трап, на борт вошли портовые власти, полиция и представители фирмы-грузоотправителя. Произвели осмотр носовой части судна, проверили записи в судовом журнале и увезли спасенных членов команды “Груно”, а на следующий день пригласили капитана “Коломны” и спасенных моряков на телевидение. Выступление капитана на телевидении было посвящено больше обстоятельствам и техническим деталям происшедшего. Члены же команды погибшего судна говорили о том, как их спасли и каков прием им оказали на “Коломне”. Они отметили с каким вниманием и заботой их приняли на пароходе, как проходили поиски и спасение погибавших людей. После этой телепередачи толпа на берегу разошлась, разные предметы уже не летели в нашу сторону. Но держали нас у причала еще целую неделю. Мы были довольны - нашей команде эта неделя оплачивалась в гульденах.
По возвращении в Ленинград наш пароход регулярно ходил на линии Ленинград-Роттердам-Антверпен-Ленинград. Ту часть команды, что несла вахту на ходовом мостике и в машине, регулярно вызывали в Роттердам на судебные разбирательства в Дворец правосудия. Капитан и старпом давали показания первыми. В результате была признана вина обеих сторон.
Наша сторона обвинялась в нарушении ППСС, второй части, что судно в тумане следовало с повышенной скоростью, полагаясь только на РЛС.
Голландской стороне ставилось в вину то, что их капитан, услышав туманные сигналы “Коломны”, изменил курс своего теплохода и попал под наш форштевень. Судебные издержки и убытки пришлось разделить обеим сторонам.
Спасенный нами матрос-француз был доволен тем, что спасся, и тем, что все его имущество, пошедшее на дно вместе с судном было застраховано, и он получил сполна все, что ему причиталось. Дочь капитана “Груно” (её мы вытащили на палубу, сняв с якоря) горько плакала об отце, погибшем от удара лючиной по голове. Она рассказала нам, что в момент, когда корма ее судна поднялась над водой, отец подсадил её и помог забраться на наш якорь, а сам бросился в море и подплыл к нашему борту, где и погиб от нелепой случайности. Ещё троих спасенных после суда правосудие мирно отпустило по домам. В момент столкновения они находились на палубе и поэтому спаслись, ухватившись за концы, поданные с борта нашего судна.
Всего команда теплохода “Груно” насчитывала 22 человека, мы спасли пятерых, остальные нашли смерть в стальном чреве своего судна, никто не успел выскочить на палубу.
В те дни пароход “Коломна” считался лучшим судном Балтийского пароходства и бороздил морские просторы до конца 80-х годов прошлого века, когда и был сдан на слом, как говорят, “на гвозди”.
Роттердам-Ленинград 1957 г., Санкт-Петербург 2001 г.
[1] Правила предупреждения столкновения судов
[2] Шкипер
Рассказы моряка. Кильском каналом
Рассказы моряка. Шквал
Рассказы моряка. Митька