У родительницы Сафие в лексиконе имелась одна поговорка, которой молодая женщина, даже став султаншей, старалась неукоснительно следовать. Она звучала так: когда овчарки грызутся, волк смело нападает на стадо овец. Вот уже точно было сказано! Сколько раз на практике проверялась…
А, самое главное, прекрасно подходило к той ситуации, которая сложилась в гареме в последний год правления Михримах-султан. Неизвестно почему, почувствовав силу, венецианка постоянно вмешивалась в процесс руководства, накручивала ситуацию. Со стороны было заметно, что власть стала уходить из рук госпожи Луны и Солнца, которая старалась особо не конфликтовать. Трудно сказать, что двигало принцессой. Вряд ли она собиралась уступать невестке.
Однако, по неизвестной причине, султанша, едва на трон взошел ее племянник, шехзаде Мурад, тут же покинула Топкапы… И, судя по слухам, увезла кого-то из детей покойного Селима. Вполне вероятно, именно поэтому и не спорила с Нурбану-султан, желая ее обыграть в будущем. Или не просчитала заранее ситуацию. Последнее тоже реально. Ведь здоровье султана не внушало никаких опасений. Он был очень бодр и крепок и вдруг такая беда!
Грех, конечно, думать подобное, но Сафие-султан ни минуты не сомневались: кончину Селима приблизила именно хасеки. И она очень надеялась, что когда-нибудь обязательно это узнает в деталях и при случае обязательно разоблачит ненавистную свекровь.
В том, что новому султану не дадут умереть своей смертью , Сафие, не взирая на молодость, поняла сразу, едва увидела на похоронах стоящих рядом Нурбану-султан, Михримах-сестру и «боснийского сокола».
Эта троица смотрелась так, словно сама собралась сесть на трон падишаха. Причем, никто из них не задумывался, как это будет выглядеть со стороны. Сколько было спеси и уверенности в глазах этих высокопоставленных особ! На фоне их скорбевший о смерти отца султан Селим выглядел более чем странно. Он оказался едва ли не единственным человеком во всей империи, который искренне переживал кончину повелителя.
И если поведение Нурбану-султан и зятя султана еще можно было понять, то поведение любимой дочери султана объяснить не представлялось возможным. Ей-то чего радоваться? Она, что при жизни отца, что при жизни брата, да и племянника тоже, во всех случаях остается у власти.
Другой вопрос, что после смерти своей ненаглядной Роксоланы, характер всесильного родителя стал просто не выносим. Султан довольно часто гневался и Михримах-султан порой становилось очень трудно его успокоить. Многие из близких к повелителю людей откровенно боялись, что не сносят головы. Для султана не существовало исключений: он мог казнить любого. Примером тому служила казнь двух сыновей и внуков. И если в случае с шехзаде Мустафой и его потомством можно было обвинить Хюррем-султан, то в случае с Баязидом грех целиком и полностью ложился только на султана Сулеймана.
Чувствовал ли он себя виноватым? Скорее, нет... Сафие-султан всегда казалось, что великий падишах, если и каялся, то не из страха перед содеянным, а из-за того, что придется на том свете держать ответ. И не суда Аллаха он боялся, ибо с годами стал себя считать равным ему, а строгого взгляда своей рыжеволосой славянки, которой однажды написал в порыве страсти:
Я пред тобой, как ночной мотылек.
А ты, как свеча, своим светом манишь меня.
Ты - напасть для меня, я сошел от любви с ума,
Ты мое несравненное горе, моя самая страшная мука,
мое яркое солнце и щедрости полные горсти.
Я сам не свой, я слепо тебе подчинен,
Ты - Султанша моя, моя Повелительница.
Один твой локон заставляет петь мое сердце,
Стенания мои уже долетели до неба,
Дорогая, Мухибби болен. Мой целебный экстракт – это ты.
Однажды Сафие-султан с замиранием услышала историю, как после смерти Хюррем-султан безутешный правитель горько произнес: «Небеса покрываются черными тучами, ибо нет покоя мне, нет воздуха, думы и надежды. Моя любовь, трепет чувства этого, сильного, так сжимает мое сердце, губит мою плоть. Жить, во что верить, моя любовь…как встречать новый день. Я убит, убит разум мой, сердце перестало верить, нет больше в нем твоего тепла, нет больше на теле моем твоих рук, твоего света. Я повергнут, я стерт с этого мира, стерт душевной печалью по тебе, моя любовь. Силы, нет больше той силы, что ты предавала мне, есть лишь вера, вера чувства твоего, не во плоти, а в сердце моем, я плачу, плачу о тебе, моя любовь, нет океана больше, чем океан моих слез о тебе, Хюррем…»
Ах, как она позавидовала покойной! Ей никогда не услышать подобных слов. Впрочем, и Нурбану-султан тоже. И это радовало…
Публикация по теме: Некоронованная королева Османов, часть 54
Продолжение по ссылке
