(опыт юридического анализа частной собственности на средства производства при товарном способе производства)
В статье сделана попытка доказать, что в правовой объективности частная собственность на средства производства при товарном производстве всегда является недействительной по своей природе. Из этого следует, что невозможно создать никакую внутренне непротиворечивую систему положительных норм, которая бы с одной стороны утверждала такую собственность, а с другой – регулировала бы отношения по её поводу.
Не очень давно в одном марксистском кружке мне довелось услышать довольно любопытное суждение о собственности.
Молодой человек и девушка, которые его выдвинули, отстаивали его же с той самой горячностью и бескомпромиссностью, которые вполне присущи именно натурам романтическим и не вполне опытным жизнью. Суждение же состояло в том, что всякая собственность есть пережиток капитализма и что при коммунистическом обществе о собственности не может быть и речи.
Доводы в пользу такого тезиса звучали вполне вдохновенные и столь же многоречивые, сколь и категоричные. Правда, все они никак не уходили в реальности дальше Прудона: «Собственность есть ограбление».
Мне пришлось выступить перед ними. И мой монолог, к огромному моему сожалению диалога не получилось, я излагаю здесь.
Прежде всего надо разобраться действительно ли марксизм отрицает собственность как таковую и если и отрицает, то почему.
Если верно ответить на последний вопрос, то может внезапно для кого-то, например, стать ясно, что марксизм вовсе не отрицает всякую собственность, но, скажем, лишь только собственность особого вида. Причём этот вид именно и будет следовать из ответа на это «почему».
Стоит прежде всего вспомнить, что и К. Маркс и едва ли не в большей ещё степени Ф. Энгельс были гегельянцами. Совершенно верно утверждение В.И. Ленина, что без освоения именно гегелевской диалектики невозможно вполне понять «Капитал» К. Маркса, по крайней мере, его первый том.
Дело в том, что К. Маркс становится именно вполне понятен, если иметь в виду, что все без исключения логические категории, которые он использует, суть категории именно гегелевской диалектики, а все выводы К. Маркса суть именно выводы, сделанные именно таким средством как гегелевская диалектическая логика. Причём именно такой инструмент настолько природен К. Марксу, что он иногда даже не замечает, что пользуется именно им и почти никогда не предуведомляет об этом своего читателя. Ну вот точно так же, как, например, я, да и вы не уведомляем читателя этих строк, что пишем на русском языке.
В силу сказанного, например, надо иметь в виду, что когда К. Маркс говорит о собственности, то он говорит о ней именно в гегелевском смысле.
Что же говорит о собственности Г.В.Ф. Гегель? Наиболее стройно он описывает собственность как отношение воли к вещи (die Sache).
При этом надо иметь в виду, что под вещью Г.В.Ф. Гегель и К. Маркс имеют в виду вовсе не обязательно объект материальный. Вещь по Гегелю и вслед за ним по Марксу есть то, что противостоит воле – безличное, несвободное, бесправное, внешнее само по себе вообще.
Давайте поймём, что было бы величайшей ошибкой поэтому считать, что, например, продукт и, следовательно, товар в марксизме есть непременно объект материального мира.
Например, проф. М.В. Попов совершенно именно поэтому неверно утверждает, что, скажем, программа для ЭВМ не есть продукт, потому что продукт есть полезная вещь, а программа для ЭВМ не обладает вещностью. В данном случае имеет смысл всегда посмотреть не на текст перевода на тот или иной язык, а на текст оригинала и увидеть, что для К. Маркса и для Г.В.Ф. Гегеля то, что мы читаем в переводе как «вещь», есть одно и то же – die Sache, то есть именно всякое безвольное, несвободное, внешнее в-себе без всякой привязки к материальности.
Это не значит, разумеется, что К. Маркс впадает в некий идеализм и отрицает материальность истинных вещей вообще. Это только и значит, что материальность вещи не входит в её определение. Дело можно сказать примерно так: далеко не обязательно всякое яблоко красное, но это не значит, что не существует красных яблок.
Далее Г.В.Ф. Гегель в своей работе «Философия права» («Die Grundlinien der Philosophie des Rechts oder Naturrecht und Staatswissenschaft im Grundrisse») так определяет суждение воли о вещи:
- положительное – владение;
- отрицательное – пользование;
- бесконечное (рефлексия воли из вещи в себя) – распоряжение.
§ 53
Das Eigentum hat seine näheren Bestimmungen im Verhältnisse des Willens zur Sache; dieses ist α) unmittelbar Besitznahme, insofern der Wille in der Sache, als einem Positiven, sein Dasein hat; β) insofern sie ein Negatives gegen ihn ist, hat er sein Dasein in ihr als einem zu Negierenden, – Gebrauch, γ) die Reflexion des Willens in sich aus der Sache – Veräußerung, – positives, negatives und unendliches Urteil des Willens über die Sache.
Как видим, речь идёт о том, что под термином «собственность» Гегель и именно вслед за ним Маркс понимают именно указанную триаду суждений.
Но вот что надо иметь в виду:
любое право имеет три момента – оно,
- во-первых, непременно определённо-конкретно,
- во-вторых, оно непременно признанно
и,
- в-третьих, оно реализуется в качестве именно права.
Право, которое не имеет своей реализации, не нуждается ни в определённости, ни в признании.
Небольшое отступление в сторону
Тут имеет смысл обратить внимание на то, что капитализм, твёрдо признавая права человека и основные свободы равномерно для всех членов общества, никогда не предоставляет общественных гарантий их равной реализации для тех же самых членов общества, за которыми он с поистине титанической смелостью признал равенство как раз таких прав и свобод, а именно - равенство в доступности к реализации прав человека и основных свобод в обществе, а именно такая гарантия в этом как раз равенстве реализации, а не просто в признании и есть социальная справедливость в своём прямом определении.
Иными словами, социальная справедливость есть равенство в доступности к реализации прав человека и основных свобод.
Однако вернёмся же к собственности.
Владение как положительное определение волей вещи делает вещь такой, что она содержит в себе волю владельца.
В этом смысле покушение на мою вещь, если она моя, есть покушение именно и на меня, а неправо (Unrecht) в отношении вещи есть неправо именно в отношении воли её владельца.
Реализация права владения вещью есть реализация свободы воли в утверждении себя в этой вещи и, следовательно, отрицание права владения есть прежде всего отрицание свободы воли вообще.
Да, возможно в государстве внешнее ограничение права владения, например, оружием, как и права вообще, но ведь и смысл коммунистического построения как раз заключается в уничтожении всякого государства вообще и тем самым как раз высвобождения воли, в действительности всегда свободной по своей природе, так как именно свобода есть субстанция воли и её определение.
Итак, со стороны права владения, то есть положительного определения волей вещи, мы не находим никакого ограничения у Гегеля, и, следовательно, у Маркса.
Право владения вещью
всегда конкретно-определённо,
оно всегда признаваемо
и
оно всегда реализуемо, хотя бы в принципе.
Следующее определение волей вещи есть право пользования – негативное определение вещи волей.
Воля всегда отрицает вещь как то, что не есть воля, что не содержит в себе волю, как то, что несвободно.
Именно на этом основании воля и использует вещь, удовлетворяя ею свой интерес или потребность.
И вот тут уже всё становится совершенно не так просто, как в случае с правом владения, тем более, что владение допускается и знаковое, между тем как знаковым пользование быть не может. Если совершенно упростить, то право пользования есть право извлекать из вещи некоторую пользу, перенося её на волю. При этом так или иначе, но вещь уничтожается как эта конкретно-полезная вещь.
Именно в силу этого всегда при пользовании происходит обесценивание вещи, её амортизация, которая вовсе не обязательно связана с материальной деструкцией вещества самой вещи. Напомним, что вещь (die Sache) как по Гегелю, так и по Марксу не обязательно есть материальный объект.
Если обратить внимание на теорию, именуемую «Экономикс», то в ней всё построение как раз идёт из того, что рассматриваются сначала единичные взаимодействия воли и вещи, затем воль в отношении вещей между собой и так далее. Ровно так, как это сделал и Гегель. И… не пошёл дальше. Во всяком случае явно.
А стоило бы сделать ровно один шаг именно из гегелевского представления и мы тут же обнаружим странную вещь – если конкретно определить право пользования можно для любой воли и любой вещи, если признать такое право опять-таки можно для любой вещи и любой воли, то вот с реализацией такого права выйдет осечка.
Несомненно, что огромное количество вещей именно служит единичным волям, которые именно таким образом реализуют своё право пользования ими. Но вот если рассматривать не просто вещи, а вещи в отношении к производству других вещей, то придётся признать, что право пользования средством производства является правом производить на нём не просто вещи, а вещи полезные, то есть продукты.
Пока производство носит индивидуальный характер, то и право пользования орудием производства вполне может носить индивидуальный характер – человек соответствующим орудием труда возделывает землю, обращая её в пашню (заметим, что пашня – земля с приданной ей формой есть также средство производство), а затем собирает продукт – урожай.
Так он использует соответствующие вещи, которые выступают тут как орудия производства. Эти орудия труда, которыми неизбежно опосредуется любое производство продукта, суть вещи и суть не цели производства, а именно средства такового. Эти средства производства в реализации права пользования ими переносят свою ценность на продукт. Перенесение же это осуществляется именно посредством человеческого труда и только им.
Пока средства производства удовлетворяют интерес или потребность только своего владельца, субъекты владения и пользования такими средствами производства вполне могут быть представимы как собственники.
И в данном случае нет никакого противоречия и ниоткуда из марксизма не следует, что это противоречит хоть чему-то, а вот из Гегеля прямо следует, что, отрицая такую единичную собственность, отрицающий также отрицает и свободу единичной воли, а именно свобода и является субстанцией воли.
Следовательно, отрицая собственность вообще, человек отрицает также и право как всеобщую свободу воли по крайней мере в отношении вещей. В этом случае мы имеем действительно замятинское «Мы». Однако такое общество столь же далеко от коммунизма, сколь национал-социализм от социализма. Общее между ними только то, что и то и другое суть человеческие общества послефеодального типа (тут, правда, в отношении замятинского «Мы» возникает вопрос – о людях ли вообще идёт речь). И только.
Однако стоит обратить внимание, что интерес в вещи у воли состоит не в самой по себе вещи, а именно в извлечении пользы из неё. Но полезным является не само по себе орудие производства как таковое, а именно продукт, производимый при его посредстве. И вот тут уже надо обратить внимание, что при определённом способе производства продукты производятся вовсе не всегда для их непосредственного использования, в том числе потребления.
Рассмотренный нами пример с пашней являет нам цепочку извлечения пользы из вещей исключительно в единичном изолированном случае, когда производство осуществляется для себя.
Но при углублении разделения труда, а таковое оказывается крайне необходимым по мере развития человеческого общества и усложнения, следовательно, производственной деятельности вообще, производство становится не для себя со стороны производителя; начинается обмен результатами такого производства и конечный продукт, который только и удовлетворяет интерес или потребность воли, оказывается результатом использования орудий труда не одним их собственником, а многоразличными собственниками, причём связанными уже этим друг с другом. Производство становится общественным.
Взятое же со стороны производимого продукта, если только такой продукт объявляется частным, а не общественным – производство оказывается товарным, ведь товар это как раз и есть продукт, который не предназначен для непосредственного потребления и попадает в потребление или вообще в пользование, лишь опосредуясь актами распоряжения, по крайней мере одним, а это значит, что прежде, чем товар попадает к пользователю, в том числе и к потребителю, он меняет своего собственника или по крайне мере владельца или пользователя, если под пользователем понимать субъекта, который имеет право пользования, вне зависимости от того, реализует он это право пользования или нет.
Заметим, что если при общественном производстве производимый конечный продукт также является общественным по собственности, то такое производство совершенно определённо не является товарным, поскольку в нём присутствует и общественное использования средств производства и общественная же собственность на результат производства – продукт и дальнейшее есть лишь распределение между членами общества, имеющее целью удовлетворить их потребности (не обязательно интересы!) и всесторонне повысить их культурный уровень (тот, кто забывает о последнем, мыслит людей как животных!).
Отсюда мы видим, что классическая гегелевская собственность при товарном производстве на средства производства вообще нереализуема, потому что при товарном производстве собственник орудия производства никак не может реализовать своё право пользования своей собственностью.
Наглядно это видно, если сравнить, например, труд патриархального уклада (для себя) и труд отраслевой. В первом случае единичный собственник действительно и имеет право собственности на средства производства и реализует это право; во втором - за единичным собственником может быть признано право собственности на средства производства, но вот никаким образом этот единичный собственник реализовать его не может.
Именно тут и лежит граница в признании самой собственности на средства производства.
Именно тут.
Если производство товарное, то частная собственность на средства производства вообще нереализуема – собственник таких средств производства извлекает пользу для себя вовсе не из них, а из чего-то другого, если вообще он извлекает её (из чего – один из центральных вопросов марксизма и ответ на него действительно – присвоение результатов использования его средств производства чужим человеческим трудом, то есть попросту ограбление, а нормативность такого ограбления, простите, зависит не от явления как такового и не от права, а именно от того – насколько правовыми вообще являются нормы; ну а насколько они в таком случае правовые – можете судить сами).
В качестве наглядного примера можно рассмотреть любое мало-мальски крупное предприятие, производящее товарную продукцию. Пусть у этого предприятия, у его машин и механизмов есть тот, кто полагает себя собственником. Но как же он пользуется этими машинами и механизмами? Он или нанимает на работу людей или же сдаёт их в аренду или внаём.
Все эти случаи различаются не отношением к машинам и механизмам, а к типу договоров «собственника» этих машин и механизмов и иных лиц, тех самых, которые или арендуют их или же нанимаются для работы на них, то есть как раз для извлечения пользы из них.
В данном случае важно, что польза «собственника» при этом извлекается вовсе не из пользования машинами и механизмами, а из акта передачи иным лицам этих машин и прав пользования ими, то есть из распоряжения.
«Собственник», таким образом, не пользуется машинами и механизмами, а распоряжается ими, пользоваться же ими начинают лишь те, кто непосредственно работает на них, а «собственник» при этом на основании акта распоряжения (а вовсе не пользования!) просто присваивает часть стоимости, которая производится на указанных машинах и механизмах.
Следовательно, если такой «собственник» и имеет какую-то пользу, то никак не из пользования вроде бы принадлежащими ему механизмами и машинами.
Разумеется, картина резко меняется, если на всех указанных машинах и механизмах работает сам собственник их, только в этом случае он действительно осуществляет именно пользование этими машинами и механизмами. Но в последнем случае производство перестаёт быть товарным.
Таким образом, марксисты не выступают против собственности вообще, не считая конечно, юношей гордых со взором горящим.
Марксисты, строго говоря, вообще не выступают против какой бы то ни было собственности.
Марксисты слишком научны, чтобы «выступать».
Просто из самого определения собственности, данной даже ещё до К. Маркса и которое он совершенно разумно унаследовал, прямо следует, что при товарном производстве частная (необщественная!) собственность на средства производства есть фикция, а, следовательно, присвоение на её основании части общественного продукта прямо или опосредованно есть ограбление и даже не обязательно конкретного работника, а прежде всего самого общества (при этом, при глобальном разделении труда, характерном для империалистической стадии капитализма, ограбление происходит даже не общества конкретной нации, а человечества в целом как именно общества) – так как извлекает пользу, пользуются этими средствами производства одни, а вот присвоение этой пользы или по крайней мере части её происходит из акта распоряжения указанными вещами.
Именно из этого и проистекает на этапе развившегося капитализма социальный паразитизм буржуазии как класса, а вовсе не как простого сборища аморальных и безнравственных субъектов (напротив, те или иные представители этого класса, будучи не вполне равными самим себе, могут и неизбежно бывают и прогрессивны, и моральны, и даже нравственны уже в общечеловеческом, а не только ещё в пролетарском смысле, хотя и в пролетарском смысле тоже, но это означает лишь, что они – переросли собственный класс и при этом вовсе не имеет никакого значения – осознают они это сами или нет).
Именно из этого и следует то, что капиталистическое общество не отвечает императивам разумности уже в царстве правовой объективности, а значит оно и не действительно, то есть если и существует, то существует вовсе не с необходимостью и обречено на прехождение, а любые нормативные системы, поддерживающие такое общество, будут содержать в себе внутреннее противоречие, которое неизбежно будет прорываться то в виде одного явления, то в виде другого.
Попытка построить непротиворечивую нормативную систему в капиталистическом обществе, утверждающем право частной собственности при общественном характере товарного производства, всегда будет неразумно и антинаучно, а, вероятно, все помнят точное замечание великого Гёте, вложенное им в уста Мефистофеля (в редакции Г.В.Ф. Гегеля):
Verachte nur Verstand und Wissenschaft,
Des Menschen allerhöchste Gaben,
So hast dem Teufel dich ergeben
Und mußt zu Grunde gehn.
На этом мой монолог перед молодыми марксистами закончился. Я не знаю, понятно ли я изложил свои мысли, потому что воцарилось молчание. И вот я излагаю это здесь, чтобы узнать, а что думают другие товарищи марксисты по этому поводу