В конце лета приезжала мама.
Вообще, она сказала, что приедет дня на три, но заболела и осталась на всю неделю.
Для меня это стало испытанием. Сколько бы людей ни считали меня спокойным и умиротворённым человеком — всё это маска, а вот мама знает меня настоящего. Неспокойного сына, который не может потерпеть причуды престарелого родителя. Например, я люблю когда дома мало вещей, а мама, наоборот, везде раскладывает нужные только ей красивые тряпочки, сумочки и иконы, причём не только православные, а вообще любые — лишь бы связь с Богом была крепче. У мамы с собой всегда несколько книг, листочки с заметками, ручки и конечно же целлофановые пакеты — кто знает, вдруг что-то понадобится срочно упаковать.
Мою маму невозможно вписать ни в какой план. Я собирался сводить её в салон красоты, в кафе, а потом погулять по городу. Но маме оказалось важным совсем другое. Вечером в день приезда мы отправились в тур по районным магазинам: Дикси, FixPrice, Перекрёсток. ВкусВилл же не вызвал у мамы никакого интереса — там высокие цены и неяркие упаковки.
В последующие дни вместо светских прогулок мама посетила несколько храмов, а поход в салон красоты превратился в рассуждения о том, что Нину Ивановну (так зовут маму) обманули, завысили цену и ошиблись с цветом. А мне ведь просто хотелось порадовать её и буквально заставить не думать о каждой потраченной копейке. Может, это поколение такое, а может только моя мама, но я как сейчас помню её фразу из детства: «это дорого, мы не миллионеры».
И пусть я старался быть терпеливым, а мама понимающей, мы пару раз поругались. Эти дурацкие ссоры легко можно было избежать, но Мальченковы люди гордые, и прислушиваться друг к другу умеем с трудом.
Тем не менее, в последний вечер я прислушался. Буквально.
Мама ехала от подруги, я со съемок и мы встретились у метро Домодедовская. У нас обоих было хорошее настроение и мы решили прогуляться во дворе дома, где мама жила аж с 1977 года, а теперь живу я, с 1989. Район сильно поменялся, перед нами была новая современная детская площадка, а не те металлические конструкции,, по которым я лазил в детстве. На площадке, конечно же, стояли качели и мама захотела на них покататься. Правда они оказались заняты, поэтому мы сели на лавочку дожидаться своей очереди, и тёплый августовский вечер вдохновил маму на воспоминания:
— Когда мама была жива, были очень дешёвые путёвки. Она у меня работала на стройке и ей давали от профсоюза всё бесплатно. И мама везде меня с собой брала. Мы в Гаграх были, в Пицунде, ещё где-то… На юг мы выезжали. Везде очень интересно. Даже в Подмосковье приезжаешь и постоянно какие-то программы каждый вечер — концерты, библиотеки с шикарными книгами и экскурсии!
— А где тебе больше всего понравилось?
— Везде понравилось.
— Ну тебе и сейчас везде нравится, хоть в деревню тебя привези, хоть на Красную площадь, тебе одинаково…
— Гагры! — перебила меня мама, — Меня, конечно, впечатлило…
— Гагры это где?
— Это типа знаешь где? Ну там, где Пицунда.
— Это Россия?
— Нет, я думаю, Абхазия. Там я как раз видела гранаты. Кустик такой маленький, худенький, а на нём гранаты вот такие висят, — мама показала размер руками, — и я помню сказали, это Абхазия. Туда я ехала на поезде и впервые увидела море. Едем, едем и вдруг вижу что-то такое… вроде море! И там вот волны как кружева! Они такие белые. Едешь вдалеке и всё море в кружевах. Я думаю, что это такое красивое? А это волны плещутся, воздушные такие! Вот это были впечатления, когда я море впервые увидела.
— И сколько лет тебе было?
— Ну, двадцать, наверное.
— А больше всего тебе какое море понравилось? — мне стало интересно, потому что я помню, как маму впечатляла Турция.
Мама призадумалась, её взгляд поднялся к звёздному небу и в глазах зажглись ещё две звёздочки.
— Ну, знаешь, в Алании. Мы с папой там были, это Турция, да? Я всё время боюсь, потому что не умею плавать. Папа постоянно тянется к морю, купается, а у меня страх большой перед водой. А когда мы приехали в Аланию я вижу все купаются, и я с папой зашла и там совсем не глубоко, даже далеко от берега. Ну вот так примерно, — мама махнула рукой в сторону дома перед площадкой, — Я с папой была целый день в воде. Я прыгала от радости и наслаждалась.
— И громко смеялась? — так я сделал отсылку, которую поймёт только одна читательница, а те, кто узнают, о ком речь, закатят глаза и улыбнутся.
— Да. И папа рядом, я так радовалась, находясь в воде. В других местах мне обычно страшно — не знаю какая там глубина. А тут неглубоко и папа рядом — если что меня поддержит, мне с ним не страшно. И он весь в радости и я. А когда глубоко, я боюсь. Это у меня с детства. В Матюнино мы были и мальчишки старались опускать меня в воду с головой.
— Вот мальчишки дураки…
— Вот я так плавать и не научилась. И до сих пор жалею об этом, — мама замолчала, видимо, вспомнила далёкое детство, а потом продолжила. Снова про путешествия, — ой, папа меня везде катал, за рубеж мы ездили, спасибо ему. Сейчас вот прекрасные воспоминания. И вот там всегда были такие занятия под музыку в воде. А я-то люблю музыку. Мне это очень нравилось. Ты под музыку танцуешь и прыгаешь в воде, плещешься как рыбка. Эмоции сильные. Папе-то это до лампочки — он любит классическую музыку там, пение, а мне вот эти танцевальные ритмы очень нравятся.
— Мам, качельки освободились.
— Ой, а там вдвоём не получится?
— Получится.
— А не оборвётся?
— Нет конечно.
— Какие красивые качели! Давай я сначала всё-таки одна…
Нина Ивановна встала, направилась к качелям, а я остался на лавочке, запоминая каждый мамин шаг, как она сначала уходит, а потом, ловко оттолкнувшись от земли, взмывает к небу.