Освежить в памяти начало этой линии можно тут: Глава 2. Белый
Добавим ясности, вернувшись на год назад в этой истории. Этот высокий светловолосый парень был двоюродным братом её подруги и года так на четыре старше их обеих.
Крошка всегда выступала в качестве «плюс один к родственникам», которых знал в этом районе абсолютно каждый, потому всегда в компании их друзей чувствовала себя так, будто ей только «позволяют» здесь находиться. И если вдруг кто-то в ходе общей болтовни обращался лично к ней, её сердце становилось пластилином, который изнутри перекрывал дыхательные пути и страшно давил на уши. Паника.
Белый же безоговорочно был центром внимания любой тусовки, но мало говорил и метко отшучивался. Только ей он постоянно задавал неоднозначные вопросы, чтобы лишний раз увидеть, как она теряется.
— Ненавидит. Как же он меня ненавидит. Интересно знать, за что? - думала она каждый раз. — Ему прямо нравится вводить меня в ступор. Все замолкают, пристально смотрят на меня, пока я судорожно пытаюсь придумать более-менее вменяемый ответ. Бесит!
Очередной его выпад на тему ее порно-предпочтений стал апогеем. Обида поднялась так высоко, что ей захотелось разреветься немедленно.
Нет уж, такого удовольствия Она ему не доставит.
Резко встать. Уйти. Лучше прослыть странной, чем унизиться до статуса психованной. Просто ей здесь не рады. Все всегда смеются этим «белым» шуточкам, хоть и говорят, чтобы та не воспринимала их всерьёз. Ага, конечно. До свидания. Сдерживать подступающие слёзы было уже практически нереально. Выбежав на жаркую улицу, она в секунду оказалась за уголом здания и разревелась. Тихо так, даже без всхлипов. Но глаза, казалось, сейчас вот-вот разорвутся, как и чувство её несуществующего достоинства.
Идти. Домой. Больше никогда не появляться в этом районе. Пусть подруга сама приходит в гости, можно гулять в центре в конце концов, но только не здесь. Как же хочется заорать.
В висках пульсировало: «Нет. Сделаем вид, что я знаю себе цену. Не на ту нарвался, ага».
Шагать. Шагать. Шагать. До дома ещё 20 минут. Успеть успокоиться. Вернуть глазам привычное безразличие. Выкинуть из головы идею, что когда-то она станет своей в этой тусовке. Этого не случится.
В таких раздумьях она уже прошла два дома, как за спиной послышался звук гравия. Кто-то бежал.
– Подожди. Ты что, серьезно обиделась? Сестра меня сейчас чуть не придушила.
Ааааа… Не оборачиваться. Куда деть, спрятать опухшие глаза и море соплей? Иди. Можно понадеяться, это вообще не тебе.
Шорох гравийки усиливался. Теплая ладонь легла сзади на её плечо, от неожиданного контакта Она даже вздрогнула:
– Да подожди ты! Как может такая крошечная девушка так быстро ходить?
Он резко развернул её к себе лицом. Черт! Не поднимать глаза!
– Слушай, я не хотел. Серьёзно. Ты всегда так мило злишься, что я просто не могу порой остановиться. Кажется, уже все кроме тебя знают: вот такой я придурок.
Придурок - это ещё мягко сказано!
– Можно вечером я приеду?
– Зачем? - короткий ответ, который, вроде, даже не выдал осевшего голоса. Взгляд упорно изучает мыски белых пыльных кроссовок.
– Ну, привезу тебе мороженого, например. Ты же любишь фисташковое. Баскин-Робинс.
И только сейчас до её сознания стали пробиваться странные мысли. Она знала его всю свою жизнь и только сейчас увидела по-настоящему. Смущённого, с пылающими от волнения щеками и этой ребяческой извиняющейся улыбкой. Он наклоняется ниже, пытаясь заглянуть ей в глаза, его рука по-прежнему сжимает её плечо, удерживая от побега. Эта тотальная близость прошла электрическим разрядом сквозь всё её тело. И воздуха вокруг стало слишком мало, будто весь кислород выкачали в радиусе десяти тысяч километров.
– Прости меня, - шепчет Белый. - Прости, пожалуйста. - Он больше не улыбается.
Пытаясь разобраться, что сейчас с ней творится, она поднимает на него свои заплаканные глаза:
– Миндально-фисташковое. Два. Не люблю есть в одиночестве.
– Как скажешь, - улыбаясь выдыхает он.
…
Тогда Он и правда приехал. Они просидели в машине целый час, поедая растаявшее мороженое прямиком из банок. Болтали обо всём кроме того, что, казалось, по-настоящему волновало обоих. Он тоже будто нарочно не касался темы «ты мне нравишься», но ей всё равно было приятно вдруг очень чётко это осознать.
Последнее время, она действительно часто замечала на себе его затяжные взгляды. Каждый раз он спокойно отворачивался, как только она вопросительно поднимала бровь, или бросал какую-то колкость в тему диалога друзей, делая вид, что взглянул на неё совершенно случайно.
Хотя, с чего она решила, что речь идёт о какой-то там симпатии с его стороны? Он просто брат её подруги. Который позволил себе лишнего в своих подколах, и просто приехал загладить вину. С ней так всегда: малейший знак внимания от привлекательного парня и она уже мысленно примеряет его фамилию и представляет, какими красивыми будут их дети. Бред! Надо останавливаться. Ей хорошо известен его «послужной список» на поприще разбитых девичьих сердец. Да и присоединятся к плеяде его фанаток она не собиралась. Придумывать его несуществующие чувства - тоже. Он, конечно, придурок, но знает её с детства, вот и хочет извиниться, как может. На этом всё. Размышляя об этом, она выискивала миндаль на дне своего мороженного.
Прикончив своё ведерко и потеряв единственное оправдание оставаться с ним дольше, она повернулась к нему и впервые за весь вечер посмотрела в его синие глаза.
– Ты прощён при условии, что сбавишь обороты и прекратишь бесконечно надо мной издеваться.
– Принято. И, да, мне жаль, если ты воспринимала всё именно так. Я никогда не хотел тебя обидеть.
– Шутишь? Да я была уверена, что ты меня ненавидишь! Особенно зная, как твоя мать отзывается о моей. И обо мне.
Желваки Белого заходили ходуном. Он так сильно сжал челюсти, что кажется вот-вот на неё закричит.
...
Ровно пять месяцев тишины. Вы, должно быть забыли ко всем чертям всё, что было раньше. Но, знаете, мне предельно важно быть честной в словах, а искренность не рождается в темноте.
Если вы скучали по историям. Обязательно дайте мне знать прямо тут, в комментариях.