Тема для школьного сочинения - просто находка. Кто же не знает, что надо воспеть Наташу и Пьера, Кити и Левина, и заклеймить всех, кто "не дотягивает" до ТАКОГО идеала семьи. А покрутить пальцем у виска можно и на перемене. И крутили.
Но не был Толстой настолько наивен, чтобы дать готовый рецепт! И отлично видел, что двое хороших людей далеко не всегда могут быть счастливы вместе. Да вот только порознь они тоже счастливы не будут...
На невесёлые размышления об этом феномене Льва николаевича в своё время сподвигла повесть "Полинька Сакс" - там не просто несостоявшаяся семья, там целый любовный треугольник, в котором все трое - люди хорошие. Достойные.
В конце концов, о чём бы ни писал писатель, он пишет о себе.
Необъятный роман "Война и мир" - необъятный и по охвату тем, и по количеству персонажей, и просто по объёму, существует в двух редакциях - в двух томах (окончательный вариант), и в одном - гораздо меньшее по количеству страниц первое издание.
Рукописи Толстого не стал бы расшифровывать ни один редактор - почерк... приходилось пользоваться услугами секретарей. И с 1862 года добровольным секретарём стала юная жена, Софья Андреевна Берс. "Войну и мир" она переписала от руки не менее шести раз!
О семейной жизни Толстых написано столько разного, что читателю впору растеряться. В изображении одних мемуаристов это - образцовая семья, одушевленная общими целями, дружная, обожающая детей и внуков, другие же уверяют, что это были люди, страдающие от несовпадения взглядов - и неизбежной необходимости жить под одной крышей.
Но ведь именно в шестидесятые годы Толстой пишет лучшие свои романы, проникнутые убеждением, что семья - самое гениальное, самое ценное из изобретений человечества. Не государство, не церковь, а именно семья. Они были счастливы!
Потом - дети требовали столько внимания и заботы, что едва ли можно было найти время для самокопания. Тринадцать детей! Пятеро из которых умерли в детстве. Общие радости - и общее горе. Размолвки по поводу хозяйства - и единомыслие в стратегии воспитания. Семья, как семья, с неизбежными в отношениях спадами и подъёмами.
Серьёзные разногласия начались значительно позже, когда Лев Николаевич пришёл к выводу о необходимости отказа от материальных благ - в пользу бедных. Океан бедноты вокруг поглотил бы графское имение без остатка - и Софья Андреевна начала свою "негласную войну" за спасение состояния. Для детей, для их будущего. Но почти полвека, прожитые вместе, сделали супругов одним целым, неразделимым и в жизни, и в посмертной судьбе.
А тогда, в шестидесятые, едва успев пережить оглушительный успех "Войны и мира", Толстой принимается за следующий свой великий роман - "Анна Каренина".
"Все счастливые семьи счастливы одинаково - каждая несчастливая семья несчастлива по-своему". Значит, несчастливые семьи интереснее и романисту, и читателю?
По меркам света, семья Облонских вполне благополучна. И тем не менее...
Долли не находит себе места - уличила мужа Стиву в неверности. И с кем изменил-то - с гувернанткой! Боже, какая пошлость!
Стиве тридцать четыре года, и он искренне убеждён, что у него вся жизнь впереди, а у тридцатилетней жены - позади. Жалко её, но как убедить себя, что вот это поблекшее создание с жиденьким пучком на затылке - всё ещё женщина? После семи - то родов? Стива знает, что надо, по правилам игры, принимать вид кающегося грешника, но раскаяния не чувствует.
Кто виноват? Супруги? Общество? Или сам институт семьи? Об этом можно спорить веками, но можно ведь задать вопрос и иначе: были бы эти люди счастливы БЕЗ семьи? Надо видеть, как Долли шествует в церковь во главе своих детей - во всей своей славе. Славе!
А Стиве ничто не испортит аппетита. Как аппетитно он обедает с другом юности Константином Левиным! Левин собирается жениться на восемнадцатилетней Кити.
Кити - дитя, совсем ещё не знает себя, не может выбрать одного из двух предполагаемых женихов, но чувство совершенной свободы у неё - только в обществе Левина, с другими - как-то неловко. Инстинкт её не подведёт, именно у них получится счастливая (и скучноватая для читателя) семья. Это читать скучновато - а в жизни кто бы не пожелал себе встречи - буквально! - со второй своей половинкой?
И точно так же, шестым чувством, Кити замечает Анну Каренину. На балу. Каждый жест, каждое движение, каждый взгляд Анны кажутся ей исполненными благородства и силы, страшного избытка сдержанной силы, переполняющей всё существо невысокой, полноватой, черноволосой красавицы.
Супруг Анны - Алексей Каренин, - крупный чиновник. Двадцатью годами старше жены - ему уже сорок шесть. У них сын, Серёжа. Брак удачный, семья образцовая - опять же с точки зрения общества. Анна выходила замуж без любви или даже привязанности - просто надобно выйти, пора. Мужа уважала. И считала, что жизнь удалась - любви она просто не знала.
Но встреча с блестящим офицером Алексеем Вронским - и вдруг стало очевидно, что муж - противный. Всегда ровен и невозмутим, всегда занят - значит, машина. Механизм. И храпит! И уши у него хрящеватые!
(Современники подозревали, что Каренин "списан" Толстым с министра Победоносцева. Похож!)
Страсть, неодолимая страсть толкает Каренину и Вронского друг к другу.
Не встречаться они не могут, даже если бы и захотели: каждый день то бал, то опера, то скачки, на которых "всё общество". На скачках - то Анна и испугалась, явно испугалась увидев, что лошадь сбросила Вронского! И её испуг заметили все.
Что же, Каренин был столь наивен, столь житейски неопытен, чтобы даже не предполагать такого оборота? Нет, он был готов. И всё тем же спокойным тоном он говорит жене, что требует от неё лишь одного - соблюдать приличия. Тон - то и выводит Анну из себя!
- Вронский - мой любовник! Ненавижу вас!
Честность и страстность - черты романтической героини. Но что такой героине делать в нашем прозаическом мире? Смешить общество, давая ему пищу для сплетен?
Развод невозможен, Анна беременна, и Каренин признает дочь Вронского своей. Но теперь уже Анна ненавидит мужа даже за его доброту.
При первой же возможности Анна бежит к Вронскому - и они уезжают в Италию. Несколько месяцев ничем не омрачённого счастья, но возвращение неизбежно.
А в Петербурге всё те же знакомые и полузнакомые, всё то же общественное мнение. Можно ли чувствовать себя счастливой, если даже глаза поднимаешь на людей лишь усилием воли? Если ей, преступной матери, запрещено встречаться с сыном? Точно преступница, крадётся Анна в дом мужа, чтобы на несколько минут увидеть Серёжу...
А Вронский? С этой истеричкой, обвиняющей его в своих несчастьях, ему всё тяжелее и тяжелее, но что он может предложить? Ничего и не предлагает, более всего боясь поступить непорядочно. Говорила же ему мать, что связь с замужней женщиной - это замечательно, это возвысит его в глазах общества, но - всё должно быть не так! С Анной - невозможно в рамках приличий! Опять эти "приличия и общество"...
Анна боится не столько того, что её разлюбит Вронский, сколько того, что разлюбит его сама. К чему тогда все жертвы?! Из всей родни она не отвергнута одной Долли - кажется, многодетная кузина ей завидует. Но только слегка. Не настолько, чтобы ради любви отказаться от своей заслуженной славы. И пожалуй, она права.
Финал известен: Анна, отчаявшись навести порядок в собственной жизни, бросается под поезд. Кто виноват?
Спросим иначе: имела Анна право на счастье? Конечно. Но на счастье имеет право каждый. И Вронский, карьера которого летит под откос, и дети Анны (да, Каренин вырастит обоих, но трудно быть счастливыми без матери). И родные Анны не будут счастливы: не уберегли! И за что всё это "противному" Каренину?
Даже если Толстой действительно замышлял "воспитательный" лубок о том, как надо и как не надо, получилось у него нечто совсем иное. О взаимной связи всех людей, ближних и дальних. О всеобщей взаимной ответственности.
Каждый из нас связан с другими таким множеством нитей, таким количеством связей, что за какую ниточку ни потяни... как же важно, чтобы твоё счастье не обернулось несчастьем другого! А вот для этого и придуманы "приличия". Как подушка безопасности.
Вот и получается, что счастливая семья для Толстого - это что-то вроде выигрыша у судьбы. Но даже и несчастливая - лучше, чем никакой. В конце концов всегда можно любить детей!
Что же до "общества" - неужели людям настолько нечем было жить? Телевизора не было - вот и обсуждали тех, кто имел неосторожность попадаться на глаза. Стоп, а разве в телевизоре не сплетни? Не рассматривание под лупой чужих жизней? Потребность?!
Одно несомненно - долго существовать такое общество не может. Как художник, Толстой почувствовал некий тектонический сдвиг задолго до революции. Несколько тысяч человек, которые, просыпаясь, думают лишь от том, как и во что нарядиться, да как и где сегодня развлечься - это возможно лишь за счёт рабства миллионов. Столь поляризованное общество - это ненадолго...
Другие статьи о школьной классике здесь: