Октябреет в квартире, на улице и на душе. Обещают прогнозы — снега ещё лягут потом. Человек различает реальность по слою клише, по ненужности фразы, по кипенно-белым пальто. Чуть колышутся шторы. По радио гонят волну прорицатели нового времени, страшных вещей. Человек замечает, что, если его не толкнуть, он проспит восемнадцать часов или двадцать вообще. Человеку пока не судьба превратиться в кота. Возвращают на землю работа, проблемы, кредит. Человек отправляется к доку с усталостью рта. По совету коллеги из офиса. Доктор сердит. Вызывает сочувствие. Отпуск ему бы любой, чтобы чай, проводница. По рельсам неслись поезда. Если вечность расщедрится вновь на такую любовь, будет вечности крайне признателен. Выспится, да. В ритме дальних дорог станет дробно стучать колесо. Подмигнет семафорно попутчик его кочевой.
Эскулап говорит: ты представь, если всё это сон, мы проснёмся, откроем глаза, а вокруг ничего. То есть правда, совсем ничего: ни родных, ни друзей. Пустотелость, безвременье, темень, кромешная тишь. Только искры комет. Только ты, дорогой ротозей, в самой скверной дыре в самом древнем скафандре летишь. Через море вселенных. Спокойно тебе, хорошо. Голова не болит, ибо нет у тебя головы. Человек говорит: почему же на Вас капюшон? Вы неправильный доктор, чего уж там — доктор ли Вы?
Октябреет. Сначала на четверть, потом и на треть. Человек потирает виски, невысок, небогат. Говорит: подождите, хочу этот сон досмотреть, досмотреть свою жизнь до конца. И уходит в закат.
Покупает подруге ромашки в прозрачной слюде. Отклоняет листовку на скидку в какой-нибудь спа. Небо слышит людей, ну, естественно, слышит людей. Просто дождик в раю, непогода, желание спать. Начинается долгая ночь в Гефсиманском саду. Под оливами пастырь дудит, улыбаясь, в рожок. Человеку пока не пора превращаться в звезду. Эскулап убирает косу. Не сегодня, дружок.
Арт: Daniel Taylor