Рассказ
Перевод с башкирского Зуфара Валита
По деревенской привычке Ибрагим проснулся рано. Хорошо бы сейчас, с утречка, пройтись по двору: откроешь дверь, и в нос шибает целебный запах, ступишь по зелёной траве после утренней росы… Да только здесь со всех четырёх сторон – каменные стены. Квартира кажется просторной – четырёхкомнатная, два деревенских дома поместится, но Ибрагиму в ней тесновато, даже дыхание временами прихватывает.
Ополоснувшись, он начал готовить завтрак. Покушать, как в деревне, не тянет – закусываешь по привычке и всё. Дома, переделав кучу мелких дел во дворе, заглянешь в двери и спросишь:
– Гульбадан, чай готов? – и садишься вдвоём с женой за певучий самовар, и с удовольствием тянешь горячий напиток из чашки…
А здесь и еда не та, и сладость не в радость – всё есть, что душе угодно, да только без вкуса.
Ибрагим наливает из чайника «Тефаль» кипяток в чашку, насыпает чай, который сам купил в магазине, и размешивает. Зять с дочерью в достатке живут, а заварочного чайника нет. Запаривают пакетики и пьют воду со вкусом бумаги. К этому у Ибрагима совсем душа не лежит.
Какое-то насекомое прожужжало мимо и присело на край хлебницы. Э, да это же маленькая чёрная муха – совсем как в деревне! Летом они плодятся несметно. Гульбадан вешает против них липкие ленты. Что ни говори, там, дома, мухи, комары, слепни – явление привычное. А здесь – на восьмом этаже, в этой каменной коробке – откуда она взялась?
Стоило Ибрагиму чуть шевельнуть рукой, как муха, почуяв опасность, тут же взлетела и куда-то пропала. Но едва он отпил несколько глотков чая, снова явилась и, опустившись на стол, принялась деловито искать пропитание. Движется шустро, аж подпрыгивает. «Смотри-ка, даже и эта ходит не по-деревенски», – усмехнулся про себя Ибрагим. Он собрался прихлопнуть нахалку и потянулся за тряпкой, но муха просеменила под хлебницу, вылезла оттуда и присела на сахарницу. У Ибрагима проснулся азарт, он затаился, с тряпкой наготове. Вот муха, отдохнув, поползла дальше, и тряпка со всего маху хлопнула по столу. Чашка полетела на пол. «Тьфу, чёрт!» – выругался Ибрагим, хотел было поднять чашку, но тут Мурзик начал царапать входную дверь. «Этому-то чего не хватает!» – рассвирепел Ибрагим. Мурзик подбежал, тряхнул башкой, чтобы убрать волосы с глаз, и снова подбежал к выходу.
«Наверное, на улицу захотел», – не вытерев пол, Ибрагим накинул на плечи пиджак, надел летнюю кепку из белой материи, которую ему подарила дочь, чтобы он не смешил людей своей фетровой шляпой. Всунул ноги в калоши и открыл дверь. Мохнатый пёсик, размером чуть больше кошки, пулей ринулся к лифту, как будто ему задницу подожгли, нетерпеливо затоптался на месте. Уезжая, дочь Масгуда предупредила отца, чтобы он своевременно выводил пса, иначе тот и на пол написать может. Поэтому Ибрагим беспокоился, как бы Мурзик не нагадил людям под ноги.
На улице Мурзик, не обращая внимания на сидящих на скамейке, сразу нырнул в кусты возле дома.
Несмотря на раннее утро, пожилые женщины у подъезда уже начали свой «словесный базар». Послушаешь их — и можно узнать все новости шестнадцатиэтажного дома.
– Мой сосед затеял евроремонт. Шум постоянный, никакого покоя…
– Да уж, человек жить тихо-мирно не может, довольствуясь тем, что есть. На четвёртом этаже купец в Японию съездил, машину привёз. Ведь есть у него машина, а на тебе – ездил на край света…
– Те, что над ними живут, тоже ежегодно меняют машину…
– Машина – что, вон у моего соседа жена каждый год новая, хи-хи-хи…
Ибрагим шагнул в сторону, чтобы бабки не подумали, что он их подслушивает.
– И у этого постоянно бегут за границу…
«Этот», как понял Ибрагим, – он сам. Притворившись, что ничего не слышит, позвал собачку:
– Мурзик, ты где?
Выпрыгнув из кустов, пёсик семенит по дороге. Пробежал немного — и снова писает, задрав лапу. «Как мальчишка, хожу тут и наблюдаю, как недопёсок справляет нужду», – молча нервничает Ибрагим. Надоело уже: больше десяти дней – очень долгих дней! – с тех пор, как дочь с зятем уехали в Эмираты, – он три раза в сутки таскается за собачонкой размером с носок сапога. Зря он поддался на дочерины уговоры и взялся за такое бестолковое дело. Его специально привезли из деревни, чтобы он охранял квартиру и обихаживал Мурзика. Конечно, он мог отказаться, но ведь речь шла о любимой дочери и о зяте… Сколько раз хвастался перед односельчанами, на какой ответственной работе они трудятся, как красиво и богато живут… Как после этого не согласиться.
Когда, отгуляв положенное время с собачкой, Ибрагим вернулся, скамейка была пуста. У сплетниц есть жёсткий график – наверняка разошлись смотреть какой-нибудь сериал. Ибрагим присел на их место, Мурзик, запрыгнув, устроился рядом. Ибрагим потрепал ласковую псинку по шее. «Я-то тоже хорош, на что трачу время…» Для чего люди в городе держат собак? Пёс в деревне – сторож, полноценный работник в хозяйстве. И хлопот с его содержанием никаких. А здесь… Кому он нужен? Может, детям, вместо игрушки? На улице, вон, полно бродячих голодных собак – наверное, хозяева выбросили, когда дети повырастали… «Фу-у, зачем я голову ломаю?» – Ибрагим, поднявшись, посмотрел на часы. Время подходит к десяти. Дочь говорит, что у Мурзика завтрак – в десять, надо идти, покормить эту Божью тварь.
Масгуда оставила собаке сухой корм – с виду как заячий помёт, – говорят, его везут из-за границы. Дочь велела давать штук по двадцать, не больше, чтобы хватило до возвращения хозяев. А Ибрагим корм давал не считая, – видать, потратил лишнего, осталось всего на одну порцию. «Ладно, послезавтра должны приехать, до этого как-нибудь Мурзика прокормлю», – решил Ибрагим.
Так как утром пёс не дал спокойно позавтракать, Ибрагим заново поставил чайник, вытер пролитый на пол чай. Помыл руки, подошёл к столу и увидел давешнюю муху, усевшуюся на край сахарницы. Подняла голову и трёт передними лапками голову – будто чистит рот после завтрака.
Ибрагим потянулся за тряпкой: на этот раз нельзя оставить негодяйку в живых. А та, будто почуяв злой умысел, взлетела и уселась на шкаф для посуды. Ибрагим быстро шагнул к шкафу, замахнулся… Нет, не смог достать, муха улетела в сторону зала. Ибрагим – следом, стараясь не терять её из виду. Ага, сидит на стене возле дивана… Эх, улетела и села на потолок! Долго не думая, Ибрагим взял со стола мокрую тряпку, скрутил и кинул. Муха, бестолковая, вылетела в открытую дверь лоджии, а тряпка зацепилась за край многоламповой люстры и осталась там висеть.
«Тьфу! – снова вскипела у Ибрагима душа. – Что я гоняюсь за этой тварью! Будто мух в жизни не видел».
Потолок в квартире высокий. Со стула за тряпкой не дотянуться. А, на лоджии стоит вроде металлическая лестница.
Поставив раздвижную лестницу, Ибрагим поднялся, попытался снять тряпку – не поддаётся. Он, нервничая, дёрнул сильнее, одна подвеска оторвалась от люстры, упала на пол и рассыпалась вдребезги.
«Эх, ещё одна беда! – почесав затылок, вздохнул Ибрагим. Впрочем, махнул рукой: – Ладно, из-за одной висюльки яркость ламп не уменьшится».
Мурзик, насытившись, сидит, высунув розовый язык, облизывается, а человек с утра чаю не может попить. Впрочем, Ибрагиму кусок в горло не лез – для еды тоже ведь нужен настрой. Он наскоро почаёвничал, убрал со стола, пошёл в зал и уселся в кресло. Откинувшись, закрыл глаза, намереваясь посидеть хоть немного спокойно, но не смог успокоиться. «Эх, видела б меня Гульбадан, расстроилась бы, решив, что я умом тронулся, – усмехнулся Ибрагим. – Это всё от безделья. Когда же только дочь с зятем приедут и освободят меня от этой тягостной жизни…»
Немного посидев, он задремал, и тут зазвонил звонок. Интересно, кто там? Дочь предупреждала: не посмотрев в «глазок», дверь не открывать. Ибрагим уткнулся, вглядываясь, в круглый «глазок»…
Похоже, женщина с нижнего этажа. Что её привело?
Ибрагим открыл дверь. Круглолицая толстушка стояла на пороге улыбаясь, словно увидела долгожданного гостя.
– Здравствуй, сосед! Можно войти?
Ибрагим, отступив, пропустил её в квартиру.
– Заходи. Айда, проходи.
– Вот, беспокою человека…
Сжимая в руках полиэтиленовый пакет, женщина метнула взгляд в сторону спален, кухни, шагнула в зал:
– Можно, земляк, чуть-чуть посидеть?
– Конечно. Проходи, садись.
Соседка устроилась в обтянутом натуральной кожей кресле и с удовольствием вздохнула:
– У богатых и мебель другая, сидеть – одно блаженство.
Ибрагим, выходя на улицу, встречал эту женщину лишь несколько раз, она изредка с ним здоровалась, и такое начало разговора ему не понравилось. Но резким тоже быть не хотелось.
– Почему вы назвали меня земляком?
– А как же! И я, и вы выросли возле Зилима. Так что кто же мы, если не земляки? – Похоже, соседка за словом в карман не лезет. Не дожидаясь ответа, она продолжила: – Хозяева когда возвращаются? Не слишком ли долго отсутствуют?
– Думаю, послезавтра вернутся… Говорите, мы из соседних районов? Вы из какой деревни?
– Деревни моей уже нету, и место, где она стояла, заросло крапивой и лебедой. Мы туда ездим только родительские могилы проведать. А твоя деревня, как Масгуда сказала, стоит среди гор и лесов.
– Да, немного в стороне моя деревня, ближе к Белорецку и Бурзяну.
– Помню, лежала в больнице с одной женщиной из ваших мест и та говорила, что жизнь там – врагу не пожелаешь. Больницы нет, дети в школу ходят за двадцать километров... Не удивляйтесь, земляк, что мне не всё равно; я сама врач, всю жизнь посвятила здравоохранению.
Ибрагим не знал, как себя вести. Ему не нравится, когда много говорят. И вообще, что это за женщина и с какой целью пришла?
– Святая профессия у вас, – сказал он, лишь бы не молчать.
– Вот потому я и здесь. Хоть и вышла на пенсию, стараюсь помогать людям. – С этими словами она вытащила из полиэтиленового пакета картонную коробку, а оттуда – блестящую палочку толщиной с курай: – Смотрите, простой прибор, а нигде его не достанешь.
– Что это? – заинтересовался Ибрагим.
На лице женщины появилась довольная улыбка.
– Простой прибор, – повторила она, – но с премудростью. Немецкий. Видишь, сам – как стекло, а работает, как магнит. От многих болезней спасает. Я его из Москвы через одного знакомого выписала.
«Зачем мне всё это слушать?» – Ибрагиму начали надоедать соседкины россказни.
– Цены сейчас на лекарства очень высокие. За одну таблетку, бывает, сотни рублей платишь. А этот прибор один от сотни болезней спасает. Голова ли, желудок ли, или что другое болит – как рукой снимет…
– В самом деле, прибор с премудростью…
Женщина продолжала уверенно вещать:
– Пользоваться им очень просто. Ну-ка, принеси стакан воды.
Ибрагим, сам не зная зачем, принёс. Гостья сунула в стакан палочку.
– Вот так оставляешь его на половину суток, и вода намагничивается. Потом употребляешь три раза в день по пятьдесят граммов. Через неделю забудешь, где что болело.
Всю жизнь Ибрагим проработал плотником, но с болью в постели никогда не лежал. Поэтому не слишком удивился.
– Да… Бывает же, – только и произнёс.
– Мне таких много прислали, да соседи моментально всё расхватали. Этот один, видать, для тебя остался.
– Не знаю… Я ведь не болею…
– Глупости! Болезни всегда ходят рядом. Такую полезную вещь ты больше нигде не достанешь. Всего лишь полторы тысячи стоит, зато потом всю жизнь меня благодарить будешь.
«Вот почему она столько времени мне голову морочила! Всего полторы тысячи. Ужас, моя пенсия за полмесяца. Вот так «премудрая» палочка!» – подумал Ибрагим.
И, чтобы не продолжать бессмысленный разговор, отрезал:
– Эта вещь мне не нужна.
– Вот тебе раз! – притворно удивилась женщина. – В деревне захочешь лекарство, а нет…
– Я никогда лекарства не пью, – прервал её Ибрагим. Демонстрируя, что разговор окончен, он вынул палочку из стакана, положил на стол и стакан унёс на кухню.
– Деревенские не следят за своим здоровьем, – женщина убрала палочку обратно в коробку. – Ладно, сосед, не обижайся, хотела добро тебе сделать. У меня ещё много полезных вещей, дядя, я после зайду.
Она направилась к выходу. «Очень ты мне нужна», – подумал Ибрагим, но из вежливости пробормотал:
– Хорошо. Прощайте.
И закрыл за ней дверь.
Расстроившись после пустого разговора, он походил из комнаты в комнату, заметил на журнальном столике стопку газет. Ибрагим каждый день покупал себе газету в киоске возле дома. Его удивляло, что дочь с зятем ничего не выписывают. Притом что зять – на очень ответственной работе, да ещё и депутат, а дочь работает в министерстве здравоохранения. Наверное, им каждый день приходится встречаться с разными людьми, решать разные вопросы. Должны же они быть в курсе новостей в стране. Ибрагим и тот, уж на что простой человек, если каждый день не возьмет в мозолистые руки газету, чувствует себя не в своей тарелке.
Он начал одеваться, чтобы выйти за газетой, тут же прибежал Мурзик и заюлил под ногами. Ибрагим взял поводок, прицепил к ошейнику и направился к двери. Купив газеты, уже собрался возвращаться домой, как вспомнил, что у пёсика кончились продукты. Может, продаётся где поблизости корм для собак? Он спросил об этом продавщицу в хлебном отделе, та, улыбнувшись, посоветовала обратиться в киоск на центральном рынке.
Вот тебе на! Чтобы угодить собаке, ищи теперь незнакомый рынок. Чем же ещё можно покормить эту тварь? В деревне псам дают молоко, простоквашу… А, что долго думать, сегодня и завтра как-нибудь перебьётся, а потом хозяева приедут и сами купят, что нужно. Да, дочь после кормления давала Мурзику кусочек банана, чтобы «смягчить ему горло». Ибрагим купил кефир, молоко, один банан и, удовлетворённый, вышел из магазина.
Хорошо сидеть в мягком кресле и читать газету, кажется, даже каменные стены отодвигаются прочь.
Мурзик запрыгнул Ибрагиму на колени – значит, животному пора пообедать. Он привык кушать в одно и то же время и теперь смотрит жалобно, ждёт, когда его покормят.
Ибрагим налил в миску молока, пёс понюхал и пить не стал. Стоит, хвостом виляет, заглядывает в глаза… Ибрагим подал Мурзику в другой миске немного кефира, тот снова понюхал и обиженно отошёл. «Ладно, проголодаешься — съешь», – Ибрагим, махнув рукой, начал готовить себе обед.
К вечеру Мурзик и в самом деле попил молока и вылакал кефир. Под конец и от банана не отказался. «В городе даже собаки любят покушать послаще», – подумал Ибрагим.
После обеда он, довольный, что прошла ещё половина дня, прилёг отдохнуть на диван. Только задремал, как почувствовал укол в руку. Смотрит, а это чёрная муха. Другой рукой стукнул её, но не попал, негодяйка улетела и уселась на стену. Заболев душой, Ибрагим взял со стула рубашку, которую снял перед отдыхом, и начал гонять муху. Но та, слишком шустрая, мгновенно куда-то пропала.
К ночи Ибрагим долго не мог уснуть, а потом заснул так крепко, что спал, пока его не разбудил Мурзик. Глянул на часы на стене – уже десятый час! Быстренько оделся, вышел в прихожую, а собачка ноет, подпрыгивает нетерпеливо у двери. Ибрагим накинул пиджак, надел галоши и только хотел уже открыть дверь, как вдруг Мурзик нагадил. В нос ударил удушливый запах.
Ибрагим растерялся. Справился наконец с дверью, пёсик бросился к лифту… Но торопился он зря: когда лифт тронулся вниз, Мурзик, не удержавшись, нагадил опять. Ибрагим совсем расстроился. Что скажут люди, увидев их в лифте в таком состоянии? Оставлять собачий помёт никак нельзя! И зачем он только вышел из квартиры?..
Доехав донизу, Ибрагим, не выпуская пса, нажал на кнопку своего этажа. И, как только дверь снова открылась, увидел давешнюю соседку с неизменным полиэтиленовым пакетом в руках.
– Вот, заходила к вам, а вы, оказывается, с собачкой вышли, – начала она.
Ибрагим, сконфуженный, стоял в лифте и молчал. Истолковав его молчание по-своему, женщина, подняв пакет, энергично продолжила:
– Как и обещала вчера, принесла сегодня хорошие вещи. Это не лекарства, а биодобавки, продлевающие жизнь. Каждая стоит…
У Ибрагима, выведенного из равновесия поведением собаки, закипела душа, он готов был оттолкнуть назойливую бабу.
– Смотри сюда, как вас там… соседка, пожалуйста, не морочь мне голову своими вещами. Мне они даром не нужны!
– Ай-ай, как разговаривает! Я с дурным помыслом пришла, что ли… – лицо её помрачнело. – Фу, какой противный запах.
Мурзик, как будто ждал этих слов, тут же нагадил ещё.
– Что это ты устроил тут! Здесь не собачий туалет!
Откуда она взялась только, растрезвонит теперь по всему дому!..
– Ты не шуми, – сказал Ибрагим, не зная что делать. – Ведь у животного языка нет, он попроситься не может… Сейчас я всё уберу.
– Сосед, ты – уважаемый гость, тебе не к лицу. Сама протру. Если возьмёшь вот … Почти даром отдаю!
Нахальство этой женщины привело Ибрагима в ярость. Он с силой дёрнул собачонку из лифта.
– Убирайся! – крикнул он в сердцах. – Иди, я сам уберу! Иди, иди!
Женщина выкатила глаза:
– Смотрите, как заговорил! Сейчас же пойду в домоуправление! – она твёрдой поступью направилась вниз.
Почти оглушённый, Ибрагим вынес тряпку, промыл пол в лифте, помыл у пёсика под хвостом и принялся за уборку в квартире.
Вот к каким неприятностям привела эта мелкая, с носок сапога, собака. Лежит теперь, поджав мокрый зад… Ибрагим несколько раз тёр руки мылом, а запах всё не кончался. Неужели Мурзику не подходит такая еда, как кефир, молоко и банан? Не нужно было давать эти продукты. Походил бы голодный, не умер...
Дочь, если узнает, что скажет? Сильно изменила городская жизнь Масгуду. Иногда она, сама родившаяся среди гор и лесов, ведёт такие разговоры, будто живущие там в чём-то перед ней виноваты. На языке у неё одно: деньги, домашняя утварь да тряпки…
Душевное спокойствие окончательно покинуло Ибрагима. Всю ночь он ворочался. Утром хотел накормить пёсика, но тот даже не понюхав миску лежал пластом. Ибрагим испугался: если собака заболеет и сдохнет, в доме поднимется большущий скандал.
…Дочь с зятем приехали после обеда. Водитель зятя занёс два огромных чемодана (Чем же их заполнили!), а Масгуда, не поздоровавшись с отцом, позвала собачонку:
– Мурзик мой, чего ты лежишь? Иди ко мне, ну, иди же!
Зять спросил:
– Как жилось, старик?
А Ибрагим, не слыша, не сводит глаз с пёсика: подойдёт ли к хозяйке?
Вот обессиленная тварь потихоньку поднялась… Еле-еле шагнула… Лицо Масгуды исказилось, как будто случилось что-то ужасное, она схватила Мурзика, прижала к груди и тут же опустила обратно на пол.
– Что это такое? Что за дурной запах идёт от него? – Она оглянулась по сторонам. – Что за запах во всём доме? Юрик, ты чуешь?
То, что она зовёт мужа Юламана «Юрик», Ибрагиму не нравится.
– Я сразу почувствовал, как только вошёл. Откуда пахнет, не пойму?
Ибрагим решил не тянуть.
– Это от собаки запах.
Масгуда глянула на отца:
– Что случилось? Живот, что ли, заболел?
– Забо… Когда корм кончился, дал ему кефир.
– Ах, ты испортил моего малайку! Почему ты давал ему такую еду? Для чего я, спрашивается, оставила корм?! – злобно причитая, Масгуда снова подняла Мурзика.
В этот момент в приоткрытую дверь сунулась соседка с седьмого этажа – та, что приходила к Ибрагиму.
– Ага, приехали? – не здороваясь, начала она разговор. – Почему вы кого попало оставляете в квартире хозяйничать? Не ухаживал, как положено, за вашей собачкой, на весь подъезд навонял.
Ибрагиму очень захотелось ударить её и вытолкать прочь, но он, скрипя зубами, повернулся спиной.
– Кто же знал, что он такой бестолковый? – Это голос дочери. – Испортил моего Мурзика.
– Твоя собачка-то что – он и на меня поднял руку. Ещё…
Терпение Ибрагима лопнуло, резко развернувшись, он махнул рукой, не повышая голос, но зло гаркнул:
– Вон отсюда!
Видимо, вид его был страшен, женщина, пробормотав что-то под нос, попятилась из квартиры.
Ибрагим сухо глянул на Масгуду, на Юру-Юламана.
– Вы же в свой дом вернулись, что на пороге встали? Мир ведь не перевернулся.
Эти слова вроде отрезвили молодёжь.
– Юрик, скажи шофёру, пусть быстренько съездит в зоомагазин, привезёт корм для пёсика. – Масгуда повернулась к отцу. – И ты не стой как истукан, иди открой дверь лоджии и окна. Как можно терпеть такой запах!
– Откроешь, муха залетит.
Масгуда недоверчиво посмотрела на отца:
– Иди ты, откуда на восьмом этаже муха…
– Вот, залетает откуда-то, не выгонишь.
– Не болтай чепуху.
Ибрагим распахнул окна на лоджии, и сразу же залетела большая чёрная муха. Уже не маленькая, а такая, какие вьются возле деревенских туалетов. Наверное, почуяла нехороший запах в квартире. Боже мой, дочь увидит – что скажет?
Между тем все немного успокоились. Хозяева помылись в ванной. Водитель привёз собачий корм. Мурзик поел, глаза его раскрылись, он, оживившись, начал вилять хвостом.
Хорошее настроение пёсика передалось и хозяевам. Юламан открыл один из чемоданов, тут же из кухни выскочила Масгуда:
– Ты пока вещи не развороши! А вот отцу и матери подарки вытащи… Папа, это тебе – в летнюю жару надевать. – Масгуда достала рубашку с короткими рукавами и спиной в сеточку. – А вот это – маме веер, пусть обмахивается, когда вспотеет во время чаепития.
«Господи, хоть бы прошла эта собачья беда», – с облегчением подумал Ибрагим, а вслух сказал:
– Спасибо, что и нас не забыли… Удачно ли съездили? Как отдохнули?
– И отдых, и всё было. Там совершенно другой мир – и воздух, и еда… Вот только в пути немного устали. – Юламан с удовольствием потянулся, сидя в кресле, вытянул ноги.
– А вот это тебе, Мурзик, – Масгуда вытащила сшитую из красного бархата вещь. – Вымою тебя и наряжу. Садись, папа, сейчас попробуем заграничных гостинцев.
На большой стол в центре зала поставили разную еду, яблоки, финики… У Ибрагима потекли слюнки.
День был пасмурный, в комнате как будто не хватало света. Прежде чем сесть за стол, Масгуда щёлкнула выключателем и сразу в ужасе замерла. А тут ещё, как на зло, на тарелку присела залетевшая недавно большая чёрная муха.
– Кто разбил люстру? – у Масгуды и голос задребезжал, как треснувшее стекло.
Ибрагим, не считавший расколотую подвеску особой потерей, признался:
– Я, нечаянно уронил…
– Ты?... Зачем трогал? – лицо Масгуды, загоревшее в Арабских Эмиратах, страшно исказилось от гнева.
– Не трогал я её. Хотел муху выгнать… Вот же, опять залетела, – Ибрагим показал на фрукты.
– Ужас!... – Масгуда замахала на муху руками. – Дом весь провонял, мухи налетели, люстра разбита! Что ты с квартирой сделал за десять дней?! Да ещё с соседями поссорился, теперь весь дом будет нас осуждать… Что же мне делать? – Дочь зло глянула на отца: – Знаешь, сколько стоила эта люстра? Более двухсот тысяч! Ой, дура я, зачем только привезла тебя! Какой убыток…
По её загорелым щекам потекли слёзы. Юламан, так и не вставший с мягкого кресла, молча поддерживает жену, разделяя её горе.
Ибрагим тихо встал из-за стола, прошёл в комнату, где он спал и где была вся его одежда. Взял свою фетровую шляпу, отложив дочерины подарки в сторону, собрал вещи в сумку и вышел в прихожую.
Масгуда продолжала то плакать, то браниться в зале.
Когда Ибрагим надевал обувь, вышел Юламан:
– Что такое? Куда собираешься?
– Домой. И так задержался, – Ибрагим старался говорить спокойно.
– Постой, хоть чай попьём. Потом вызову водителя…
В дверях показалась Масгуда, бросила отцу:
– Обиделся? А мне каково? – И приказным тоном сказала мужу: – Шофёру не звони, он только что с дороги. Автобусы каждый час ходят.
Мурзик вился у её ног, она подняла его, прижала к груди:
– Что же мне делать с тобой? Хоть бы поправился… И зачем только я уехала на отдых? В доме всё вверх дном, милый мой…
Пёсик лижет хозяйку в шею, как будто всё понимает.
Прилетела большая чёрная муха, села Ибрагиму на рукав пиджака. Он резко хлопнул, муха, оглушённая, свалилась на пол и поползла. Ибрагим с силой наступил на нее, раздавил. Открыл железную дверь, шагнул на лестничную площадку.
…Никто не провожал старика, никто не окликнул…
Из архива: август 2011г.
Оригинал публикации находится на сайте журнала "Бельские просторы"
Автор: Нугуман Мусин
Журнал "Бельские просторы" приглашает посетить наш сайт, где Вы найдете много интересного и нового, а также хорошо забытого старого.