В деревню корреспондент поехал по заданию редакции: к 40-летию Победы позарез требовалось интервью с ветераном войны именно из глубинки.
Вылез из автобуса журналист, огляделся: деревня перед ним раскинулась большая, пригожая. Он окинул взглядом крыши, отыскивая красный флаг (там и сельсовет будет), но красного не нашёл, а вот белый над одной из них болтался на слабом ветерке. Туда журналист и направился; табличка на здании гласила, что это таки сельсовет.
– Так какая в деревне власть? – строго спросил он у председателя, представившись.
– Какая везде, такая и у нас.
– А флаг-то белый…
– Так сколь годов висит – отцвёл на солнышке. Всё не соберусь заменить. А вы к нам кто?
Корреспондент раскрыл удостоверение, сказал о цели приезда, попросил назвать достойную кандидатуру и добавил:
– Флаг-то замените. Это ж политический вопрос.
– А хоть какой – денег всё равно нету.
Отправился корреспондент по указанному адресу, но не дошёл; его внимание привлёк пожилой, почти старик, мужчина, явно весь израненный: глаза нет, и одна нога не гнулась в колене. Шагая, старик выбрасывал её немного вбок и вперёд, она описывала полукруг, как ножка циркуля, и лишь потом приземлялась.
Дошли до сельпо. Дед присел на лавочку, достал кисет и стал вертеть козью ножку. Журналист меж тем думал: «Герой-фронтовик – это замечательно. Но кто расскажет о рядовых бойцах?» В том, что перед ним – фронтовик, он не сомневался и присел рядом. Пачка дорогих сигарет лежала в кармане пиджака, но ему хотелось завязать непринуждённый разговор, и он спросил для начала:
– Табачку не разрешите?
Дед молча подвинул кисет и оторвал ещё клочок газеты. Журналист ухватил щепоть махры – дед покосился:
– Не по средствам крутишь. Тут на три завёртки хватило бы. Этак на вас не напасёшься. Ты чей? В гости к кому?
– Я журналист. Вот решил о вас написать.
– Это ты, милок, правильно решил, – подобрел дед. – Про меня давно надо написать. Пойдём ко мне, чего на солнце печься, я тебе всё-всё обскажу. Вот только хлеба булку возьму.
Он юркнул в магазин, послышался его окрик: «Тихо, бабы, ко мне газета приехала» – и вот он снова на крыльце магазина.
По дороге познакомились. Дома Фёдор Павлович проворно всковылял на высокое крыльцо, распахнул, приглашая, двери в тёмные прохладные сенцы и дальше в избу.
– Сидай, я сейчас, – он снова скрылся в сенцах и вернулся с полуведёрной бутылью домашнего пива.
– Беседе не помешает… Слышь, это хорошо, что ты меня встретил, начальство твоё тебя похвалит. У меня подвигов – и-и-их! Давай по стакану. Журналист отказался, а дед свой выпил, обтёр ладонью губы:
– Молодая ещё, но в мозги шибает, как побольше выпьешь. Ну, с чего начать? А давай прямо с рождения? Я с рождения был парень геройский. Меня мать родила в лютый мороз, повитуха пуп перевязала, в тулуп завернула да на печь – лежи, мол, не до тебя. Надо было с матерью отваживаться. Ну, лежу себе. А когда до меня черёд дошёл, я уж посинел и вякать перестал, слюни со рта – тулуп-то из сундука, нанафталиненный был, я чуток не задохся. Другому бы каюк, а я очухался… Ты чего не пишешь? Аль так запомнишь?
– Я запомню… Фёдор Павлович, у меня времени не так много, давайте о войне.
– Тебя где учили старших перебивать? Ты слушай. Тьфу! Забыл, на чём остановился!
– Вы сказали – другому бы каюк…
– Ага. Ну, как подрос, со мной вообще сладу никакого не стало. К матери меня каждый вечер за ухо приводили. И почему-то всё за левое? Гляди, оно у меня даже больше другого. Драки в деревне без меня ни одной не обходилось. Отчаянный был, и-и-их! – Дед восхищённо покрутил головой, удивляясь себе тому, молодому, и плеснул ещё из бутыли, взглядом спрашивая, не надумал ли журналист за компанию. Выпил, снова утёрся ладонью и продолжил:
– Летом нам, пацанам, не было большего удовольствия, чем девок на речке пугать. Бывало, накупаешься, потом крикнешь: «Последний раз… напоказ! – штанишки под водой сдёрнешь да и вынырнешь не тем концом. Визгу! Тут, главное, быстрота нужна, чтоб ни сообразить, ни отвернуться не успели.
– Фёдор Павлович, это, конечно, смешно, но давайте о войне, – взмолился журналист, изредка поглядывавший на часы: если он опоздает на обратный рейс, то уже в редакцию сегодня не поспеть.
– Сдалась тебе война, – рассердился дед. – Ты вот лучше меня слушай!
– Ну Фёдор Павлович, давайте всё-таки о боях, – журналисту было уже не до церемоний и он спросил напрямик. – Расскажите, как вы глаз потеряли, в каком сражении?
– Глаз-то? О, это было ещё то сражение! А потерял я его в 40-м. Мне тогда шестнадцать было, а я ж, говорю, бедовый был! И-и-их! – Дед выпил ещё. – Шибко интересно было мне поглядеть, как в бане девки моются. Вот однажды я уже к самой бане подкрался, только рыло хотел в окошко сунуть да девок напугать, как налетела на меня собачонка, видать, с хозяйкой пришла. Маленькая, а злющая! Так и наскакивает. Я ей ка-ак задвинул сапогом в самый фас, она завизжала и наутёк, но уж маскировка была нарушена. Слушай, а до чего девки у нас бессовестные были: прям нагишом повыскакивали и давай меня в три руки отпаривать. Да и угодила одна веником по глазу, и не так уж больно сначала показалось, а только вот, окосел, значит, через любопытство своё. Да девка-то сама больше плакала, чем я, не хотела она этого. Через то и замуж за меня пошла, что совесть замучила. А так где б мне первую красавицу в деревне замуж ухватить?! Так что через глаз я опять всем нос утёр!.. Ты чего блокнот закрыл? Чего засобирался? Я тебе ещё про ногу расскажу, это в 50-м было, я уже женатый был… - но не слушал его журналист, чуть не бегом вылетевший из дома. Задание было провалено, но что делать: до отхода автобуса оставалось времени всего ничего.
Автор текста: Людмила Семёновна Сафонова
