В первую очередь, не оглядываясь по сторонам, Хэллион подошёл к столу, под большой салфеткой с хрустящими заломами таившему что-то, что издавало привлекательнейшие запахи хлеба и фруктов. Затем он повернулся к двери, закрывшейся за солдатом с тихим вздохом и мягким щелчком. Деликатно и аккуратно, но Хэллиона всё же заперли.
«И чем я заслужил всё это внимание? Первым видением?»
Всё так, но было что-то, что беспокоило молодого человека, какая-то неувязка, пока ускользавшая, прятавшаяся за страхом, маскировавшаяся нервной дрожью. Ещё и голова разболелась.
Под салфеткой, кроме фруктов и хлеба, обнаружился сыр, нарезанный толстыми ломтями, блины, так похожие на давешние, мамины, которых Хэлл так и не отведал, миска с мёдом и яблочный сок в стеклянном графине. Наскоро сделав бутерброд с сыром и бананом, Хэллион огляделся. Поскольку резиденция Титталос стояла на возвышенности, из окна был виден весь Шедди, на крышах и площадях которого лежали розоватые отсветы тлевших ликта. К тому же на окне не было решёток, и это радовало. Да, ещё и рама открывалась! Вот только побег через такое окно был невозможен без альпинистского снаряжения, коего в комнате не наблюдалось. Внизу, где-то в десяти-пятнадцати метрах, виднелась в темноте каменная дорога вдоль стены, по которой Хэллиона провезли не так давно — прыжок из окна совсем не годился в способы побега.
Дверь была плотно закрыта, но Хэллион, откусив от своего бутерброда кусок, на всякий случай подёргал за ручку. Сказать, что молодой человек удивился, когда дверь беспрепятственно распахнулась, — ничего не сказать. Сбитый с толку, он выглянул из комнаты, поглядел вправо, на тупиковую стену метрах в двадцати, декорированную мозаикой, влево, где широкий коридор, застланный красным ковром, плавно сворачивал в сторону.
«Они же не в гости меня привезли? — подумал Хэллион и вышагнул из своей комнаты, не желая оставаться в ней ни минуты дольше. — Что ж, сами виноваты».
Всего-то пять-десять минут назад его привели сюда этим самым путём, но ни этой бегущей женщины в развевающемся платье — мозаики на торцевой стене — ни даже красного пола Хэллион не узнавал. Ещё больше удивления вызвал у него тупой поворот широкого коридора. Ну не помнил он, как проходил здесь! Не мог же страх и беспокойство настолько ослепить его и притупить наблюдательность!
«Ослепить? — подумал Хэлл и усмехнулся про себя. — Только не теперь. Не меня».
Парнишка миновал два-три десятка метров, несколько дверей, неотличимых от его собственной, и два громадных зеркала, стоявших прямо на полу. Он остановился и, прежде, чем воспользоваться своим даром, облокотился ладонью о стену. Сразу же, как открылось Око, а Хэллион различил и хоть немного осмыслил первые образы, он вскрикнул от неожиданности, вдруг потерял равновесие и чуть не упал на колени: его рука опиралась, оказывается, вовсе не на стену, а на пустоту. Факт этот был бесспорен и, в то же время, невероятен.
Почуствовав, что дурнота и резь в животе снова возвращаются к нему, Хэллион отпрянул от мнимой (хоть и вполне осязаемой) стены, огляделся и обернулся назад. Если и пришла ему в голову мысль вернуться в комнату, куда его поместили хозяева этого странного места, то найти её сейчас он уже не смог бы: двери, мимо которых он прошёл, в точности походили на его собственную. Не помогло бы ему и Око, потому что — он видел это — во всех комнатах были точно такая же мебель и точно такой же поздний ужин.
«Куда же я?..» — подумал Хэлл и открыл глаза; идти, руководствуясь обычным зрением, представлялось сейчас более благоразумным решением.
— Ладно, буду идти, пока меня не остановят, — вслух произнёс он, специально погромче, чтобы если кто и будет недоволен его отсутствием в комнате, пенял на себя.
— Запасай время, — вдруг услышал парнишка сухой скрипучий голос и резко обернулся, никого, однако, не увидев. Он снова повернулся вперёд и только тогда разглядел впереди спину незнакомого человека.
— Что вы сказали? — переспросил Хэлл, ощущая себя идиотом; человек шёл в ту же сторону, что и парень, и назад не смотрел. Можно было подумать, что разговаривает он сам с собой, а вовсе не с ним.
— Я сказал, запасай время, — терпеливо повторил загадочный человек впереди. — Когда хочешь куда-нибудь прийти, закладывай на дорогу тройное время. Титталос любит морочить голову.
Тут уж Хэлл, убедившись, что разговаривают именно с ним, догнал человека за тридцать широких шагов и пошёл рядом.
— Моя дверь была открыта... — начал было он и осёкся, почему-то почувствовав, что говорит совсем не то. — Почему её никто не охраняет?
Хэллион украдкой разглядывал случайного спутника. Тот был старым, но не дряхлым, морщинистым, но не уродливым. Умное лицо его носило отпечаток той остренькой, тонкой красоты, какой он, вероятно, обладал в молодости и какая может случиться только у человека благородных кровей.
— А ты хочешь сбежать? — удивлённо отозвался старик. — Впрочем, ты ведь уже убедился: само здание способно задержать тебя без всяких охранников. Я — Сарториус. А ты?
— Хэллион, сын Гера, — тут же отчеканил парень, устыдившись, что не догадался представиться раньше: слишком уж поражён он был происходящим.
«Этот старикан прогуливался здесь случайно? Или поджидал меня? Нет уж, как он мог меня ждать? Я сам не знал, что так легко выберусь из комнаты».
— Хмм, Гера, значит, — промычал старик, заложив руки за спину и неспешно продолжая путь, увлекая за собой Хэлла. — Это тот, который...
— Мастер-золотарь, да.
— И ты, стало быть, тоже золотарём станешь?
— Не думаю, что Око так уж нужно в этом деле, — ответил парень и был прав: пробуждение дара ясновидения и обязательно связанное с этим обучение наукам было не нужно почти ни для какого дела или ремесла, какими промышляли простые шеддианцы. Око нужно было управленцам, военным, учёным и наставнику. И при этом даже нищему с рынка пробуждать свой третий глаз не запрещалось.
— Значит, у тебя есть цель? — поинтересовался Сарториус, кольнув Хэлла взглядом. — Считаешь, твоё призвание здесь, в Титталосе?
Хэллион был прекрасно осведомлён о престиже Титталоса, о том, что на каждый кусочек сыра здесь приходится три кусочка масла. Но для себя он хотел совсем не этого.
— Я буду путешественником, — выпалил парнишка и смолк, ожидая реакции собеседника. Но старик промолчал, в очередной раз сбив его с толку.
Молча и неторопливо они двигались дальше, сквозь анфиладу больших и маленьких залов, пока Сарториус не спросил ровным голосом:
— Что думает об этом Дэва?
— Почему вы не спросили, знают ли родители? — удивился Хэллион. — И откуда вы знаете наставника?
Как ни хотелось Хэллу услышать объяснения, Сарториус ответил на них лишь мимолётно промелькнувшей улыбкой.
— Молодой человек, — наконец, соизволил он открыть рот, — что ты надеешься найти помимо того, что всем известно? Шедди и земли вокруг... об этом ты должен уже знать всё.
— Люди живут ведь не только в Шедди. Где-то наверняка есть другие города. Их я и хочу найти!
— А ты в курсе, что покидать пределы древесного свода запрещено? Мама с папой тебе не рассказывали разве?
Весь вид, выражение лица и, особенно, глаз Сарториуса выдавали в нём натуру провокатора.
— Рассказывали! — воскликнул Хэллион и уже тише добавил: — У меня якобы вырастет горб.
— Те, кто хоть раз выйдет из-под свода небесных деревьев наружу, обратно возвращаются изуродованными, — глухо проговорил старик и многозначительно посмотрел в глаза побледневшему Хэллу. — Это если они были там долго. Если нет, то их внешность меняется в течение четырёх дней после возвращения. Что-то есть там такое... что корёжит и коверкает человеческие тела, а заодно и умы.
С самого детства Хэллион слышал от родителей и прочих взрослых строгие предупреждения и запреты покидать пределы обитаемой территории. Внушения произносились всегда с примесью суеверного ужаса в голосе, и этого было достаточно, чтобы отбить у ребёнка тягу к непослушанию.
— Если хочешь подробностей, спроси Дэву, Хэллион, сын Гера. Уж твой-то наставник всё об этом знает, — загадочно ответил Сарториус, вдруг остановился и подошёл к роскошным перилам.
Деревянные балясины, покрытые витиеватой резьбой ласкали взор плавными золотыми бликами. Хэлл помнил, как когда-то давно отец, работая над крупным заказом, пять недель старательно золотил тысячу сто сорок четыре балясины для парадной лестницы резиденции Титталоса. Но только теперь, глядя сверху вниз на громадный холодный холл нижнего этажа, он понял, насколько большой эта лестница была. С верхнего уровня на нижний она спускалась тремя широкими маршами, освещёнными огромными овальными окнами в чёрных рамах. Под её высокими асимметричными сводами с нервюрами и опорными столбами, украшенными лепниной, могли бы ходить короли, если бы такие были в Шедди.
Маленькая дверь, сбоку от главной, была приоткрыта, но Хэллион понял это, лишь когда в неё бесшумно влетела огромная птица с зелёными кошачьими глазами. Белая, как привидение, она наискосок пересекла холл, изящно пролетела между арок, будто нарочно красовалась перед людьми, и, не обращая внимания на молодого человека, вытаращившегося на неё, исчезла где-то в глубинах третьего этажа.
— Вы видели? — спросил Хэлл, не глядя на Сарториуса.
— Что видел?
— Какая красивая, — пояснил парень и, увидев непонимающий взгляд старика, махнул рукой и добавил: — Большая белая аглаха. Только что мимо пролетела. Неужели не заметили?
— Эти птицы живут высоко в ветвях деревьев. Что им делать здесь, в резиденции?
Стойкое чувство ирреальности не покидало Хэлла с того момента, когда он обнаружил, что вполне осязаемые стены в этом здании могут быть иллюзорными. Сейчас оно ещё более усилилось.
По лестнице, на которой они стояли, можно было не только спуститься. Ещё три марша, по две дюжины ступеней каждый, вели и на верхний этаж. Ощущение странности и удивительности происходящего усилилось, стоило молодому человеку заметить всё ту же аглаху на одном из верхних столбов лесницы и поймать мимолётный взгляд её раскосых изумрудных глаз — птица, посмотрела на него так, будто была с ним знакома, а потом снялась с места и снова скрылась в сумрачных коридорах.
— Знаешь, что значит «Титталос», молодой человек? — спросил Сарториус, заметив недоумение на лице Хэллиона, но неправильно истолковав его. — «Наблюдаю и решаю». По легенде, это здание было заброшенным много десятилетий, но когда сюда вновь вошли люди, то сразу же увидели духа, который произнёс именно эти слова — «наблюдаю и решаю».
— Дух? — выдавил из себя Хэллион, почему-то подумав о белой птице с кошачьими глазами.
— Дух. Привидение, — спокойно подтвердил Сарториус, будто и не замечая ноток страха в голосе парнишки. — Он появляется нечасто и, в основном, на третьем уровне.
— Духов не бывает, — категорично заявил Хэлл, чтобы подбодрить себя, и вспомнил, что сейчас глухая ночь, которая, впрочем, наверное, уже переходит в утро — самое время для всяких ужасов.
— Спёкель выглядит, как мужчина в неприличной одежде, — невозмутимо продолжал Сарториус, отметив, как вытаращился на него парень.
— Спёкель? Наверное, сложно бояться кого-то с именем «Спёкель»?
Хэллион облегчённо перевёл дыхание, поняв, что видел он обычную аглаху, а вовсе не привидение. Правда, оставался вопрос, что делала птица в резиденции Титталос.
— Бояться надо не его, а того места, где он является.
— Пыточных что ли? — полушутливо спросил Хэлл, однако, внутренне холодея от навязчивой мысли, что ему может быть придётся познакомиться и с пыточными, и с привидением Спёкелем ближе, чем ему хотелось бы. В самом скором времени.
— Излюбленное место Спёкеля — там, наверху. И это вовсе не пыточные камеры, — охрипшим голосом ответил Сарториус. — Серая галерея. А в ней — странные устройства, которыми никто не знает, как пользоваться. Но если подумать, то назначение их не вызывает сомнений — военная защита города, оружие. Вот только...
— Но защищать Шедди не от кого!
— Именно.
— Если враги появятся, то воспользоваться им вы не сможете? — недолго думая, выпалил Хэллион свой вопрос.
— А ты умненький, Хэллион, сын Гера, — вымолвил Сарториус, останавливаясь и с новым интересом взглянув на парнишку. Хэллу вдруг показалось, что старик произнёс последние слова с изрядной долей иронии. — Мы пришли.
Молодой человек взглянул туда, куда ему указывал Сарториус, и зябко повёл плечами: оказалось, что они стояли возле «его» комнаты. Страх с новой силой накрыл побледневшего Хэлла, парень невольно сделал два шага назад, не желая входить в уже приоткрытую кем-то дверь. Ещё и светившиеся зеленоватым жуки откуда-то прилетели, назойливо мелькая в поле зрения...
Хэлл, подталкиваемый Сарториусом, всё же вошёл в комнату и ожидаемо увидел там людей. На одного подростка выделили аж двух солдат, третий человек физическими данными не отличался, зато обладал огромными и круглыми, как у рыбы, глазами и тонкими руками. В пальцах он держал желтоватую пилюлю, которую заставил Хэлла проглотить.
«Я бы и так бы всё, что помню, рассказал бы! Зачем же скармливать мне всякую дря...» — промелькнула у Хэллиона запутанная мысль. Он пошатнулся от мимолётного головокружения. Молодому человеку показалось, что прошло оно тотчас же, однако, в следующий миг он осознал себя уже сидящим в кресле, в помещении, ему не знакомом. Поначалу скованный страхом, Хэллион не замечал, насколько мягким и удобным было кресло, но вот вдох сменился выдохом десять раз — и разум его вдруг прояснился, мысли стали чёткими, а сиденье невероятно комфортным. Какого угодно эффекта он ожидал от жёлтой таблетки, но не такого...
— Можешь называть меня Тимея, — услышал парнишка вкрадчивый женский голос. — Важно, чтобы ты понимал, Хэллион, мы хотим просто поговорить.
Говорившая женщина сидела напротив, чуть вправо в ряду из восьми человек. Воротник-стойка её серо-зелёного форменного плаща, какие носили все в Титталосе, плотно облегал длинную, но немолодую уже шею, а глубоко посаженные карие глаза подмечали каждую мелочь вокруг, каждый нюанс поведения присутствующих. Между этими людьми и молодым человеком поблескивал гладкой столешницей длинный стол. Хэлл молчал, но его брови, казалось, жили своей жизнью: то и дело складывались в гримасу недоумения и тут же разглаживались.
— Что тебя тревожит? — спросила та же женщина и участливо наклонила голову, глазами впиваясь в его лицо.
— Душа... — выдал обеспокоенный Хэллион, убрал ладонью волосы со лба и замер в своём кресле, исподлобья разглядывая незнакомые лица. Те все были одинаково серьёзные, чуть ли не торжественные, будто прикрытые одинаковыми масками. Хэлл понимал, что в иной ситуации это показалось бы ему забавным, но не сейчас. Все присутствовавшие охотно играли с ним в гляделки.
— Что — душа?
— Она онемела, — пояснил парнишка, ясности, впрочем, не добавив. — Моя душа онемела. Не знаю, как объяснить...
Он снова посмотрел на поверхность стола, но та была настолько гладкой, что взгляд скользнул по ней, не остановившись.
— И не нужно объяснять, — вступил в разговор какой-то мужчина; его тонкая бородка при разговоре смешно дёргалась, а концы самых длинных волос подметали стол. — Это эффект препарата.
— Пилюля болтливости, — догадался парень, все-таки пощупал кончиками пальцев полированную столешницу, но материал, из которого та была сделана, определить так и не смог.
— Пилюля болтливости побуждает к болтливости и откровениям, — резко произнесла женщина, недовольная тем, что разговор ушёл не туда. — Тебе же просто блокировали эмоциональную составляющую. Хэллион, ты ведь был напуган, оказавшись в незнакомой обстановке, — не спросила, а констатировала она, — а сейчас мыслишь ясно. Согласись, без эмоций разговор получится плодотворнее.
— Сомневаюсь, — тут же, едва не перебив собеседницу, ответил Хэлл. Он, может, и захотел рассердиться на это, но не смог: возмущение и гнев никак не возбуждались. Зато было чёткое понимание ситуации.
— Поясни.
— Если нет тормозов... например, страха или уважения, я становлюсь очень невежливым.
Он не понял, были его слова приняты к сведению или проигнорированы, но женщина, наконец, приступила к расспросам:
— Сегодня утром твоё Око пробудилось. Где это произошло?
— Восточно-высокие уклоны, — безэмоциональным голосом ответил парнишка. — Верхушка самого восточного и самого высокого уклона.
Женщина посмотрела в его глаза долгим взглядом. Взрослые знали, что Хэллион не мог сейчас испытывать ни веселья, ни злорадства, но каждый из них отчётливо почувствовал в его голосе саркастичную издёвку.
— Что ты видел? Расскажи как можно подробнее.
— Металлические цилиндры с отверстиями. В них — огонь. И снаружи огонь.
— Это всё? Что за цилиндры? На что они похожи?
— Цилиндры, похожие на цилиндры, — ровно проговорил Хэлл, наблюдая, как порозовели щёки раздражённой женщины. Жаль, не мог он насладиться своей местью за весь тот страх, которого натерпелся по вине этих людей, как не мог и удивиться обострившейся способности определять чужие эмоции, будучи искусственно их лишённым.
— Он мог видеть огненные пушки! А мы знаем, чем нам всем грозят пожары! — подал голос кто-то, до сих пор молчавший. Хэлл посмотрел на этого кого-то и, если бы мог, фыркнул: настолько карикатурно в своей расползающейся по швам форме тот выглядел. Стул, на котором сидел толстяк, был раза в два уже комфортной для него ширины.
— Не стоит паниковать без причины, — резко оборвали его.
— А видение этого юнца — не причина?! — воскликнул он, невольно хрюкнув от волнения, колыхавшего его брыли.
— Это могли быть печи, лампы или что-то другое, Лайбах.
— Вот поэтому мы и просили описать их подробнее! — не без брезгливости отчеканила женщина, скользнув взглядом по выпиравшим из форменного плаща телесам коллеги. — Хэллион, что ещё ты можешь сказать об огненных цилиндрах?
Её сухой, чуть охрипший голос чуть остудил трусливый пыл Лайбаха.
— А может вам всем самим сходить да посмотреть? — выдал Хэлл, не желая помогать людям, своими руками лишившим его этого желания. — У вас у всех есть собственное Око.
Все резко смолкли и оторопело уставились на молодого человека, будто удивлялись, как такая простая мысль им самим в голову не пришла.
— Какого они размера? Сколько их было? В каком месте они находились? Опиши, если видел, окружающую обстановку. Видел ли ты рядом людей? Если да, сколько их было, как они выглядели и что делали?
Шквал вопросов был произнесён новым, но очень знакомым голосом. Шок Хэллиона был бы безмерным, чувствуй он сейчас хоть что-нибудь.
— Наставник?.. — ровно произнёс Хэлл, не сводя глаз с мужчины, с по-прежнему закрытой чёрным покрывалом головой, но уже в серо-зелёном плаще. — Мне следовало бы почувствовать удивление, если б я мог, но... я не могу.
— Хэллион, сын Гера, — холодно проговорил Дэва, проходя за спинами своих коллег, едва удостоив парнишку взгляда, — отвечай на заданные вопросы.
Молодой человек обратил внимание на неоднозначную реакцию присутствующих на появление мужчины: кто-то (в том числе, Лайбах) облегчённо и благодарно посмотрел в его сторону, кто-то (в том числе, Тимея) досадливо поджал губы, но абсолютно все покорно уступили ему право задавать вопросы.
— Наставник, — медленно, как будто растерянно проговорил Хэллион, следя за учителем и не желая признавать, что этот человек, вроде бы обещавший защитить, сейчас сам же его и допрашивает. — А разве вы...
— Что — я? — медленно и ровно, как будто тоже принял отсекатель эмоций, переспросил мужчина и кольнул парнишку ледяным взглядом. На своё несчастье Лайбах тоже взглянул на Дэву в этот момент, тут же, судорожно, а потому громко, вдохнув, отвернулся и подумал, что никогда, наверное, не видел ничего страшнее этих абсолютно спокойных серо-зелёных глаз.
«Не защитил, — думал Хэлл, пересказывая всё, что сегодня днём уже поведал Дэве. — Почему спрашивает? Если он всё уже знает, почему спрашивает о том же самом?» — Хэллион подумал о своём безграничном доверии, которое всегда испытывал к этому человеку, а потому ему было странно больно внутри при мысли о предательстве и с его стороны тоже. И при всём, он не мог противиться вопросам Дэвы, не мог произнести ни слова лишнего или что-то утаить.
«А, может, это наставник и приказал доставить меня сюда? Может, это он виноват?..»
Автор: Yaratamka
Источник: https://litclubbs.ru/articles/9067-hellion-4-obeschanie-narusheno.html
Содержание:
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
#фэнтези #способности #дети #особенная
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь и ставьте лайк.