Больше всего Фон Вендрих любил давать подчиненным чиновникам задания, опасные для жизни, и с удовольствием наблюдал, получая наслаждение, что же будет с его новой жертвой, а потом делал свои «выводы». И вот, однажды пришёл и мой черед. У Альфреда Альфредовича было принято заставлять работников, как свою челядь, выполнять что-нибудь для него лично, в качестве оброка, для дома, так сказать, для семьи. Мне выпала великая честь - незабвенный генерал вменил в обязанность снятие флюгера с крыши своего флигеля и перенос его в очередную новую квартиру. Несмотря на то, что деньги Фон Вендрих грёб даже не лопатой, а обозами, в таких мелочах он старался всё сделать забесплатно, чужими руками, обладая просто нечеловеческой жадностью. Отказать генералу было равноценно автоматическому попаданию в кутузку, поэтому, когда он вызвал меня и своей барской манере приказал снять с флигеля дома флюгер, несмотря на то, что абсолютно не представлял, как это сделать, я выразил искреннюю готовность к выполнению любого задания, придал лицу рвивое выражение и с горячим энтузиазмом приступил к реализации особо важной задачи. Необыкновенное рвение у меня вызывало то, что выполнить все мероприятия надо было в ближайшую субботу, в свободное, так сказать, от работы время, чтобы получить несказанное удовольствие и не дай Бог не потратить ни копейки государственного целкового.
И вот настала та самая злополучная суббота. Она, буквально, подкралась, застала меня врасплох, как я к ней не готовился. Со страшного похмела, как и полагалось всем русским чиновникам статской службы, я, дыша керосином из ближайшей корчмы, и надеясь не встретить городового, приехал на ямщике в дом к фон Вендриху. Это был довольно старый, но очень дорогой особняк в самом фешенебельном районе города, с видом на реку. Десятикомнатная квартира с лепниной и вензелями и гербом на воротах. Встретил меня в дверях недовольный швейцар с шикарными длинными баками, который на все мои вопросы только сказал:
- Вон, видишь на крыше штуковина крутится в виде козлиной головы? Вот всё, что я знаю.
И ведь не соврал, негодник, всё было как он сказал. Проследив траекторию движения руки прислужника, я понял, что придётся подниматься высоко на кровлю. Скрепя сердце, так как с одной стороны в общем-то вроде боязнью высоты не страдал, но с другой и бесстрашным верхолазом меня как бы тоже нельзя было называть, я отправился на крышу. Дом был пятиэтажный, на чердак вела старая ржавая лестница, которая того и гляди должна была подо мной развалиться. На люке выхода на чердак висел амбарный замок. Я спустился, постучался в дворницкую и вышедший оттуда взъерошенный бородатый мужик в тулупе, выслушав мою просьбу, рыгнул и молча протянул ключ. Надежда на то, что можно будет отмазаться по причине отсутствия ключа, к моему сожалению безвозвратно растаяла. Я взял себя в руки и полез наверх. Как и водится, чердак был с деревянными перекрытиями, и являлся гигантским гнездом голубей, превративших всё вокруг в сплошной ковёр птичьего помёта. Выходом на крышу оказалось разбитое окно, которое громко стучало на пронизывающем ветру. Как назло, на улице был конец зимы, дул сильный, продувающий насквозь, северный буран с Невы, а местами всё обледенело после недавнишней короткой оттепели.
Держась за косяки окна, стараясь окончательно не изгваздаться в голубиных экскрементах, я выглянул наружу. Мать моя женщина! Крыша дома имела коньковую форму с крутыми скатами, полностью обледеневшую. Скатиться по ней к кромке, которая представлял собой полоску ржавого железа не более 15 сантиметров в высоту и рухнуть вниз было проще простого. Я про себя выругался и проклял всю фон Вендриховскую натуру. Вот почему человеку с достатком было не нанять специальных людей, гвардейцев, немцев на худой конец, а надо именно меня подпрягать на это, по сути смертельно опасное, дело, смертельный аттракцион фантастической жадности. Ветер между тем усиливался, он резал колючими кристаллами лицо, отгибал от крыши куски железа и вообще грозил разгуляться до бури. Как назло, за несколько дней до этого солнце растопило снег, а потом ночной морозец прихватил его в прочную корку льда, такую, что железный скат крыши превратился в каток. К тому же ко всему, флюгеров на этом элитном старом доме была не одни и не два, они висели тут и там как набухшие гроздья винограда. Я вспомнил улыбающиеся чёрные глазки-буравчики фон Вендриха, его жирную фигуру и толстые, волосатые пальцы с перстнем. Именно в этот момент я понял, насколько мне была отвратительна его рожа. Потом я узнал, что по давно установившемуся негласному закону, чем более мерзок человек по натуре и внешности, тем больше ценят его наверху, при дворе, и тем выше он пойдёт.
*****
Н-да, но ничего не поделаешь, придётся рискнуть жизнью. Конечно смешно было бы погибнуть во цвете лет при съёме флюгера какому-то фон Ведриху, кем бы он там ни был. Смешно и нелепо. А деваться некуда. Я прикинул, что нужна страховка, дело это было для меня новое, но опасность была столь велика, что это было первое, о чём я подумал. Я спустился вниз, к подъезду и закурил.
- Что можно использовать в качестве страховки? – ломал голову я.
Идея пришла сама собой – поводья от повозки. Вот только где его взять? Я ездил на ямщике, а по сему, таких вещей сроду не имел. Пришлось ходить по двору и выпрашивать поводья у возничих. Парочка из них, учтя моё плачевное положение смилостивилась, в итоге я стал счастливым обладателем двух поводей, каждый длиной по пять метров, с которыми снова поднялся на крышу под честное благородное слово тут же их вернуть по окончании моего опасного предприятия. И снова я оказался на заваленном помётом чердаке, где как мог опоясался и обвязался поводьями, конец которых привязал к балке рядом с окном. С собой я взял собой скудные инструменты, которые нашёл, и, скрепя бешено бьющееся сердце, полез через разбитое окно на крышу.
Я вылез и ухватился за мачту, прижавшись к ней, как к родной. Страшно - это не то слово, каким можно передать мои тогдашние ощущения. Когда ты стоишь на скате ледяной крыши, держишься за старую ржавую мачту на высоте, как тебе кажется, пизанской башни, а в лицо с заледеневшей Невы дует ветер такой силы, что тебя просто сносит, это я вам скажу такие незабываемые ощущения… Собрав волю в кулак, проявляя чудеса эквилибристики и воздушной гимнастики, хватаясь замёрзшими трясущимися пальцами за всё, что попадалось под руку – кабели, уголки, выступы, я полз на пузе по ледяной крыше, каждую секунду готовый покатиться с неё и рухнуть вниз.
Брови мои заиндевели, зуб не попадал на зуб, в всё тело было напряжено до судорог. Спустя пятнадцать минут таких адских мучений я дополз до вентиляционных возвышений, из которых воняло попеременно фекалиями и готовящимся обедом. Башенки эти были увешаны гроздьями заржавевших флюгеров.
Но тут меня ждал очередной неприятный сюрприз – флюгер генерала был нечеловеческих размеров и прикручен к какой-то металлической конструкции, заледеневшей и напоминающей треногу или паука, гигантскими болтами настолько ржавыми, что открутить их явно не представлялось никакой возможности. Я прямо-таки увидел внутренним зрением смеющиеся глаза фон Вендриха, когда он с вожделенным удовольствием кровопийцы представлял моё удивление по поводу размеров его флюгера и экзотичного способа её крепления.
Ну что поделать, представив себя героем первой мировой, лёжа плашмя на пузе на льду, зацепившись телом и руками за все возможные конструкции, периодически мотаемый из стороны в сторону ветром и стараясь не смотреть вниз, в смертельно опасную пропасть, я достал из карман ржавое полотно от ножовки, которое чисто случайно оказалось в моём саквояже среди прочего хлама, и начал пилить. Вот Сизифов труд скажу я вам! Воистину адская работа. Только такой демон, как фон Вендрих, мог её выдумать. Я пилил битых часа два, проглатывая наворачивающиеся от безысходности слёзы и кусая замёрзшие до корки губы. На той крыше я промёрз так, что чувствовал каждую косточку, а все мои конечности затекли и перестали слушаться. Демон Дон Фон Вендрих устроил мне ад при жизни.
Наконец-то последний болт был допилен, я разжал скрюченные от мороза пальцы и откинулся буквально на секунду в холодном забытьи. В это момент огромный, 2,5-метровый флюгер накренился, надпиленные болты не выдержали, и он, надломив крепления, с грохотом шлёпнулся плашмя на ледяную поверхность кровли и, к моему величайшему ужасу, медленно пополз вниз, в пропасть, по инерции таща меня за собой и увлекая в бездну. Тут-то я и понял, что как бы я не хватался за маленькие ненадёжные конструкции, встречающиеся на нашем пути, удержать его я не могу. Силы мои иссякли, мышцы превратились в безвольные ватные тряпки, и я просто вместе с флюгером всё быстрее и быстрее летел вниз, навстречу смерти, слыша в ушах демонических хохот фон Вендриха и его жирной супруги, подло улыбающейся из-за широкой, волосатой спины своего господина.
Вся жизнь за несколько секунд скольжения, как водится, промелькнула перед моими глазами. Генерал Фон Вендрих представлялся мне в виде черта, каких рисуют в журнале «Трутень» в разделе «Пьянство». Он был на кривых ножка-копытах, с жирным волосатым животом, рогами и мохнатыми бровями. Кромка крыши была всё ближе, а я цеплялся ногтями и зубами за лёд, но увы, безуспешно. Кончина моя была близка. Я в паре с флюгером неминуемо достиг края крыши, он проломила тонкую жестяную окантовку и полетел вниз, увлекая меня в воронку за собой, как тонущее судно утопленника.
Я зажмурился и рухнул вслед за ним. Где-то внизу раздался треск веток, грохот и рёв лошадей. Летел я секунду, две, но почему-то не долетал до брусчатки и не умирал. Я осторожно открыл глаза. Оказалось, что рано радовался чёрт в обличье фон Вендриха. Если и бывают чудеса на свете, то одно из них случилось именно сейчас. Те самые страховочные поводья, размотавшись на всю длину удерживали меня на самом краю крыши, а ноги упирались ровно в её зыбкую жестяную окаймовку. Я висел над пропастью, в миллиметре от смерти, но...
- Жив, - с удивлением подумал я, - жив! Ты смотри-ка! Нет, врёшь, не возьмёшь!
Но радоваться было рано. Мне предстояло на безвольных руках по льду и почти отвесной крыше как-то вскарабкаться до окна, а связанная страховка из двух поводей начала подозрительно расползаться в районе узла. Включив всё чтобы в остатке – второе дыхание, моральные, волевые и прочие качества духа, мобилизовав инстинкт самосохранения, я пополз вверх, расцарапывая в кровь ногти о кровлю и лёд, задыхаясь, перебирая трясущимися руками и ногами. Я глотал слёзы, но всё-таки полз, миллиметр за миллиметром вырываясь из пасти старухи смерти, отвоёвывая у неё секунду за секундой. И в конце концов, я-таки вышел из её цепких объятий, выскользнул прямо из разинутой пасти пропасти. Я успел. Узел двух верёвок лопнул и разошёлся, полетев вниз, ровно в тот момент, когда я уже успел ухватиться за край спасительного окна.
- Боже всемогущий, спасибо! - моё тело безвольным мешком перевалилось за парапет чердачного окна.
Я сполз по лестнице, вернул ключи бородатому молчаливому дворнику. За окном надрывались кони из какой-то повозки, но мне было до такой степени всё равно, что я не замечал их ржания. Я спустился по лестнице вниз.
Прямо перед выходом из подъезда меня ждала печальная, но занимательная картина. Огромный дьявольскый флюгер свалился прямо на повозку, стоящую рядом с домом и зашиб кобылу, которая повалилась на бок и орала, визжала как сумасшедшая, всеми фибрами своей лошадиной души. Как ни странно, на её крики никто не выбегал, видимо окна у хозяина были к его несчастью на другую сторону. Флюгер – козлиная голова лежал ровнёхонько на крыше повозки, оставив на ней огромную вмятину и раздавив стёкла. Кстати, это был экипаж одного из добросердечных соседей генерала, возница которого выдал мне поводья. Как ни в чём не бывало, как будто, так и надо, я совершенно хладнокровно, проходя мимо, снял флюгер, взвалил его себе на плечи, как Спаситель крест, и пошёл в сторону. Меня вдруг осенила мысль, что меня тут никто не знает, никто не видел, как и флюгера на крыше повозки. Так что, извините. Ну а может это ледышка упала, или кусок снега? Упал и растаял, а я уже к этому не имею никакого отношения.
*****
Но на это история, разумеется, не окончилась. Меня ждало новое приключение на новой, ещё более вычурной квартире генерала – это установка этого самого, снятого с опасностью для жизни, флюгера. Учитывая то, что я понятия не имел, как сделать «это», выполнить эту задачу, под саркастическую самодовольную улыбку оценивающе глядящего на меня Альфреда Альфредовича, было ой как не просто. Я парился, краснел, потел, кому-то звонил, корячился, ездил за лестницей, покупал приспособы за свои последние рублики, умолял незнакомых прохожих мне помочь. Фон Вендрих же всё это время внимательно следил за мной и моими усилиями, не сводя с меня голодных крысиных глазок.
- Всё, принимайте работу, - сказал я, вытирая пот со лба, закончив работу и рухнув на пол.
Был уже глубокий вечер. По установленному в первый раз в моей жизни флюгера прошла волна ветра, он крутнулся
- Ты давай, не расслабляйся. Прибери тут всё за собой и свободен, – поблагодарил меня в своей манере его величество Фон Вендрих и дал понять, что больше меня не задерживает.
После этих его слов голова у меня потяжелела, и я помню всё очень смутно, как будто в тумане. Какими-то вспышками в памяти всплывало, что как бы от усталости всё вокруг закружилось, и я на пару мгновений потерял связь с реальностью. И только дома я обнаружил у себя на шее, рядом с ключицей, два свежих пореза, похожих на укусы, но день-то суетной был, где хочешь поцарапаться мог, поэтому тогда я на них внимания и не обратил.
Полностью читайте на:
https://www.litres.ru/aleksey-anatolevich-rozhkov/upyri/