оглавление канала
Деревня просыпалась медленно и неохотно. За чьим-то забором лениво забрехала собака, в чьем-то сарае замычала протяжно и глухо корова. Но, людей видно не было. Олег успел сбегать за оставленным сухим бревном, и приволочь его к избушке, когда полоска на востоке немного посветлела. С бревном он решил разобраться позднее, когда проснутся хозяева. Он надеялся, что у них найдется пила, которой будет намного легче распилить бревно, чем рубить его топором. А пока, он нарубил хвороста и внес в избу большую охапку. Баба Марфа уже проснулась, и хлопотала возле печи, стараясь раздуть угли и подбросить на них жалкие куски старого штакетника. Увидев Олега, входившего в дом с огромной охапкой хвороста, она удивленно всплеснула руками.
- А я думала, ты еще отдыхаешь! Откуда ж ты столько дров-то добыл? – Старушка смотрела на него, как дети смотрят на внезапно появившегося Деда Мороза, за плечами которого виднелся огромный мешок с подарками.
Олег улыбнулся старушке:
- Из леса, мать, из леса… Откуда же еще.
Затем положил дрова возле печи, осторожно, но настойчиво отстранил, удивленно хлопающую глазами, бабулю от печи, и сам принялся заниматься розжигом. Вскоре, дрова в печи весело затрещали, огонь довольным зверем урчал, поедая смолистое дерево. Олег поднялся с корточек, и проговорил:
- Я сейчас в Заводское пойду. Попробую устроиться на комбинат. Как думаешь, примут меня на работу?
Старушка все еще не отошедшая от удивления и восторга, быстро проговорила:
- Не знаю, милый. С работой сейчас непросто. Ну, ежели на комбинат не примут, тогда попробуй на «железку». Там грузчики завсегда нужны. – Потом, оглянулась на комнату, где все еще спал внук, шепотом проговорила. – Тошенька туда ходил, тоже хотел на работу грузчиком. Только его не взяли. Сказали мал, да недокормлен, силы, мол, нет никакой. А тебя-то точно возьмут. Вон какой богатырь! – Видя, как Олег собирается тут же идти, засуетилась. – Так, погоди… Поешь чего… Как же это, на голодный-то желудок…
Олег усмехнулся.
- Не хлопочи… Я недолго. Приду и поем.
Уже в самых дверях, старушка его схватила за рукав.
- Погоди -ка… На вот, возьми… - И протянула ему старую вязанную шапку черного цвета. – От зятя осталась. – И смущенно опустила взгляд, будто в чем-то провинилась перед ним.
Олег сначала недоуменно посмотрел на бабульку, а потом оценил всю ее мудрость и деликатность. Да, его внешность вызывала интерес у многих. Седые до плеч волосы, передние прядки заплетены в тугие косички, словно у былинных героев прошлых веков, да еще и шрам через всю щеку. Он взял шапку, натянул на голову до самых бровей, спрятав под ней тугой узел волос. Бабка его оглядела критическим взглядом с ног до головы, и удовлетворенно кивнула головой.
Деревушка быстро закончилась. Границей между ней и Заводским служила река. Перед старым деревянным мостом, сбоку от дороги торчало сразу два столбика с прибитыми досками, на одном было написано «Буданово», и слово перечеркнуто выцветшей черной полоской. На другом столбике было написано «р. Буданка». Наши предки особо не заморачивались названиями деревень. Речка Буданка и село соответственно названо. Но Антон сказал, что они с бабулей живут в Макаровой Слободе, а не в Буданово. Скорее всего, так называются выселки, где стоит домик старушки. За этими простыми мыслями, Олег не заметил, как перейдя мост, оказался в Заводском. Сказать, что чем-то особенным этот поселок отличался от деревни было сложно. Несколько десятков прямоугольных двухэтажных зданий, с облупившейся штукатуркой, вокруг которых расположились такие же деревенские домики, как и в Буданово. Скорее всего, эти двухэтажные дома были построены специально для работников химкомбината еще во времена Советского Союза. И после их постройки, рука маляра-штукатура к ним не прикасалась. Их затрапезный вид создавал общую картину разрухи и грядущего Апокалипсиса, что не могло не сказаться на настроении их жителей. Нет ничего нелепее деревни, пытающейся прикинуться городом.
Это место даже с болотом нельзя было сравнить. В болотах тоже была своя жизнь. По весне лягушки организовывали хор, мелкие кустарники багульника осыпало бело -розовым цветом, в воздухе стоял звон от комара и мошки, и временами слышались крики тех самых куликов, которые и славили свое болото. А здесь было только запустение, нищета и всеобщее уныние. Даже редкие прохожие, которые попадались Олегу на улицах, выглядели обветшалыми призраками, такие же серые, безликие и нерасторопные.
Каждый следующий шаг, который приближал Олега к комбинату, почему-то давался ему все с большим и большим трудом, словно он брел по вязкой воде. Почему-то вспомнил, как говорят в народе: «ноги не несут». Так вот, сейчас ему можно было сказать то же самое и о себе. Ноги, практически, отказывались его нести к этому серому кубическому зданию из бетона. Сердце билось где-то у горла, как будто он пробежал с тяжелым грузом большую дистанцию. Он остановился, чтобы немного перевести дыхание. Объяснить подобные ощущения он мог только одним: рядом было Зло. Такое, каким его рисовали на полотнах старых мастеров, изображавших его в виде черной клубящейся тучи, либо в виде вражеского войска. Не просто какие-нибудь недобрые люди, не просто выброс негативной энергии, какой он чувствовал, когда сидел в зоне, из-за скопления в одном месте большого количества беды, злости и ненависти. Нет. Здесь присутствовало САМО ЗЛО, можно сказать в чистом виде.