Вдалеке виднелся, судя по его размерам и вычурному убранству, главный корпус клиники, а вела к нему дорога из жёлтого кирпича. От центральной аллеи отпочковывались небольшие прогулочные тропинки, на которых можно было заметить застывших в иррациональных позах сумасшедших в серых смирительных рубашках, охраняемых устрашающего вида санитарами мощной комплекции, видимо их выгуливающих. Вся территория клиники была расчерчена унылыми газонами с печальными засохшими цветами, добавляющими пейзажу краски безысходности и безвыходности. Чуть дальше можно было заметить больных, двигающихся свободно, без охраны. Они были одеты в пижамы того же серого цвета, но при этом все были неухоженные, бородатые и с безумным блеском в глазах. Эта категория была, по всей видимости, выдрессирована, потому что не пересекала границ с жёлтой аллеей, как будто между ними и дорогой выстроена невидимая прозрачная стена. На некоторых из этих вольных пациентов были надеты странные ошейники с мигающими индикаторами.
Странно, но комиссией из Министерства здравоохранения как будто никто не интересовался, и никто не удивлялся их присутствию. Они продолжали идти по единственно возможному пути, удивлённо переглядываясь друг с другом, а стая ворон продолжала неотступно преследовать их, как воздушный конвой.
- Что эти твари над нами летят? Они меня напрягают. Того и гляди нагадят на нас, как вражеские бомбардировщики. Хорошо ещё, что коровы не летают, - посетовал профессор Преображенский.
- Это к деньгам, дорогой Филипп Филиппович!
- Судя по размерам стаи, доктор, это к очень большим деньгам, - философски заметил Борменталь.
Пока гости смотрели наверх, к ним неожиданно, буквально из ниоткуда, выскочил огромного роста чернокожий безумец с мигающим красным огоньком на железном ошейнике и в серой больничной пижаме на голое тело. Был он высотой метра два, абсолютно лысый, с громадными бицепсами и всем своим видом внушал страх и ужас. Лицо у уроженца Африки было с приплюснутым носом и выпирающими надбровными дугами, а из ноздрей, казалось, идёт пар. Он появился так неожиданно, и являл собой такую устрашающую картину, что троица ревизионной комиссии, опешив, встала как вкопанная. Пирогов начал нащупывать на боку несуществующий револьвер, а Борменталь почувствовал слабость в ногах и холодок на спине.
- Ага вот вы где, слава Богу, я вас нашёл! - закричал чернокожий атлет невообразимо высоким, кастрированным голосом, совершенно не подходящим к его брутальной внешности, - Я вам сейчас всё расскажу, всё! Они это будут скрывать от вас, они уже сожгли все бумаги, выкинули в реку все доказательства. Но я не дурак, у меня все ходы записаны, я всё собрал, всё, до последнего листочка. Все доказательства здесь, при мне. Они думали, что смогут украсть и уничтожить моё досье, но Буба их всех перехитрил, он сделал резервную копию.
При этих словах «Буба» истерически засмеялся, начал бить себя по ляжкам и трястись.
- Буба умный, Буба очень умный, господа-товарищи! Я всё про них знаю, всё расскажу. Моё досье они так и не смогли найти. А они искали, они следили за мной, но я спрятал досье в самом лучшем месте, куда никто из них не смог добраться. Я только вам его покажу, по большому секрету!
Он подошёл вплотную к ошарашенным Преображенскому и Борменталю, подмигнул и, сделав заговорщицкий вид, нагнулся к ним, «чтобы никто не услышал».
- Итак, господа-товарищи, моё досье находится здесь, - Буба, осмотревшись по сторонам и обернувшись, постучал пальцем по лбу, – я спрятал его в своей голове, вот посмотрите.
Чернокожий безумец неожиданным жестом достал свой глаз, чем несомненно поверг проверяющих в окончательный и бесповоротный шок, после чего протянул им его на ладони, безмятежно улыбаясь и сверкая пустой глазницей. При этом действии в его ошейнике раздался скрежет, что-то щёлкнуло, и по всему кольцу прошли синие искорки электрического разряда. Буба заорал, как сумасшедший, хотя собственно почему «как». Он упал, поражённый разрядом тока, начал в судорогах кататься по земле, а изо рта его обильно пошла пена.
Одновременно со сценой электрошоковой терапии завыла страшной силы сирена, которая привлекла внимание врачебную комиссию к умалишённым, кои вдруг, откуда не возьмись, оказались вокруг комиссаров в неимоверно страшном количестве. Казалось, Буба был для них, как магнит. За считанные секунды всякого рода ненормальные взяли министерских в плотное кольцо, принимая самые невообразимые позы и пуская обильную слюну. Кто на четвереньках, кто ползком, кто перекосабоченный, кто с перекошенным, сведённым спазмом лицом, кто с поднятыми руками. Все они раскачивались, как ивы на ветру, а связывало их одно - очень недобрый, затуманенный, как будто загипнотизированный, безумный взгляд и поступательное движение в сторону прижавшейся спина к спине троицы сыщиков. Только действие пронзающей мозг сирены заставило их тут же схватиться за уши и повалиться кто навзничь, кто на колени. Пирогов заметил, что от звука сирены у некоторых безумцев носом пошла кровь, а в глазах полопались сосуды.
*****
- Ну всё, поиграли и хватит, мои птенчики, пора в гнёздышко! Все на обед, все на обед! А что у нас на обед? Конечно кашка, вкусная, сочная, а самое главное полезная, кашка на воде! А что для нас самое главное? Ну конечно, чтобы мы были здоровенькие, умненькие и красивенькие! Так, всё-всё, птенчики мои, игрушки кончились, на обед, принимаем таблеточки и баиньки!
Это из ниоткуда раздался бодрый, весёлый и ласковый голос. Как ни странно, тут же безумцы резко, как по команде, послушно встали все, как один, за исключением Бубы, продолжавшего корчиться в муках от ударов током, и побрели, взявшись за руки, в колонне по двое. Правда некоторые их них поплелись, а иные поползли. Колонна сумасшедших мерно шествовала в сторону небольшого здания из серого кирпича с плоской крышей, без окон и дверей, похожего на солдатскую казарму. По всей видимости это и была столовая.
Когда безумцы разошлись и освободили дорожку, перед московской комиссией возникла фигура опрятного, интеллигентного вида человека средних лет. Одет он был с иголочки, в новенький твидовый, чёрно-серый костюм-тройку с жилеткой и щегольским галстуком, а также сверкающую белоснежную сорочку. Из карманчика жилетки виднелась цепочка карманных часов. Роста незнакомец был чуть выше среднего, телосложение его можно было бы назвать атлетическим. Волосы мужчины, в некоторых местах с проседью, были красиво подстрижены и уложены в аккуратную мужскую причёску, на глазах блестели очень дорогие очки в тонкой изящной оправе. Довольно крупный нос человека как бы оттенял внимание от лица, которое можно было бы даже назвать симпатичным, а на подбородке его красовалась подстриженная модная эспаньолка с красивыми подпалинами седины. В целом незнакомец всем своим внешним видом создавал впечатление хозяина-интеллигента, а то, как он управлял толпой сумасшедших, придавало ему ореол дрессировщика-укротителя и магистра психологических наук. На тонких губах мужчины играла интеллектуальная, как и все в нём, улыбка. Он достал из кармашка часы на цепочке и ловким движением руки открыл их.
- О, товарищи, действительно время обеда. А ты что же, Буба, разве так можно интеллигентным людям встречать гостей? Ведь ты же интеллигент? А, птенчик мой?
Птенчик с ненавистью шипел, кривляясь и извиваясь всей своей огромной тушей под ногами хозяина. Казалось, что он как змея хотел толи ужалить его за до блеска начищенную туфлю, толи укусить за лодыжку, так как все остальные члены были сведены судорогой от удара током, о чём свидетельствовали скрюченные пальцы.
- Ну вот, опять за старое, птенчик мой. Ну ладно, не переживай, и тебя вылечат! Так-с, пометим себе. Значит сегодня увеличиваем разряд до максимума, прибавляем галоперидол, добавляем клопиксол, тиопроперазин, флуфеназин. Ну и кончено, твою любимую двойную дозу феназепама. Вон ты у нас какой крепыш, птенчик мой! Так, ну а на десерт сегодня тебе горячая и холодная гидротерапия. Что ещё… Ах да, как же я забыл, наверное ты уже готов к целительному заражению малярией! Ох и проколбасит же тебя, дорогой ты мой человечек! Вот то, что сейчас нужно для твоих больных мозгов. Чтобы температура тела был 40 градусов целую неделю, не меньше, эх, сказка!
Хозяин мечтательно закрыл глаза, внутренне представляя эту «сказку». Приезжим врачам оставалось только молчаливо взирать на сцену медицинского насилия и сочувствовать бедному чёрному гиганту.
Директор клиники, а в том что это именно он никаких сомнений не было, делал какие-то записи в своём блокнотике. При его словах Буба казалось обмяк, застонал и пытался мотать скованной спазмами головой, как бы говоря: «Не надо, умоляю! Только не малярия!».
- Так, ну всё! Санитары, уберите это! - скомандовал Преображенский.
Тут же, невесть откуда подскочившие четыре огромных мускулистых бритоголовых молодчика с ничего не выражающими лицами садистов, одетые в белые халаты с закатанными рукавами, за руки и за ноги утащили скованного приступом спазма Бубу в неизвестном направлении.
- Миллион извинений, товарищи! - ещё раз сверяя время на карманных часах, обратился к членам министерской комиссии «Хозяин», - Век себе не прощу, что не встретил вас и не оградил от этого небольшого представления. Вы не переживайте, здесь все совершенно безобидные, как собаки. Вроде выглядят страшно, лают, а не кусаются. Дело в том, что мы вас ждали чуть позже, видимо паром изменил расписание. Миль пардон, месье!
Мужчина искренно рассыпался в извинениях и подошёл поближе.
- Так вот, позвольте представиться, я - начальник всего этого богоугодного заведения, управляющий второго отделения нашей любимой психиатрической лечебницы для особо буйных и безнадёжных пациентов, а по совместительству глава районного совета врачей, доктор Себастьян Сигизмундович Хаос. Прошу любить и жаловать. Заранее прошу простить меня, друзья, за официоз и излишнюю напыщенность. Всё никак не могу её побороть. Меня вы можете называть, как и все здесь, просто товарищ Доктор. Или товарищ Хаос, или Себастьян, как вам будет угодно, товарищи. Я в этом плане большой анархист, - отрекомендовался Хозяин.
Этими словами он ещё раз подтвердил догадку москвичей о том, что является загадочным Доктором, о котором столь живописно недавно рассказывали доносы.
- Очень приятно, товарищ Доктор. Я - профессор Преображенский, Вам должны были звонить из Главмеда. А это наши столичные гости - воен.доктора Борменталь и Пирогов. Мы прибыли сюда для проверки ряда фактов революционной справедливости. Делом этим заинтересовались на самом верху. Ну Вы сами всё понимаете, - профессор многозначительно подмигнул Доктору и направил указательный палец куда-то вверх, в сторону завешенного грозовыми облаками неба.
- Конечно-конечно, я всё понимаю, не извольте беспокоиться, профессор! Всё сделаем в лучшем виде, предоставим вам всё, что необходимо! А сейчас, товарищи, не изволите ли откушать? Вы всё-таки с дороги, да и время уже обеденное. А сразу после обеда и начнём, как вам такое предложение?
Все вопросительно посмотрели на Преображенского, как на последнюю инстанцию. Тот после короткого раздумья молча кивнул.
- Ну вот и ладушки. Пройдёмте за мной, товарищи. Я вам сейчас тут всё покажу, пока мы идём ко мне, в особняк, там я уже распорядился, чтобы нам накрыли, и мои птенчики не портили вам аппетит. Кстати, Доктор Борменталь, доктор Пирогов… Что-то знакомое… Мы раньше нигде не могли встречаться? Я с уверенностью могу сказать, что где-то Вас видел, – сказал он, активно сопровождая гостей и показывая им дорогу в замысловатых лабиринтах территории психлечебницы.
- Нет, - отрезал Преображенский, - не припомню нашего знакомства. Может Вы слышали о нас из прессы или читали литературные опусы моего коллеги, доктора Борменталя. Он в этом деле большой затейник...