Она больше не кричит. Молчит как рыба, голос сорван, сил не осталось. Как рыба. Да.
Волосы – шёлк. Мягким водопадом струятся по спине, размётаны по плечам. Я глажу и перебираю в пальцах русые пряди – лёгкие, мягкие, как воспоминания о детстве. О, Марина…
Стежок. Узел. Отрез.
То последнее лето на побережье – оно насквозь пропахло солёным ветром, мокрой галькой и водорослями на камнях. Я помню, как мы собирали на берегу медуз – противно-скользких на ощупь и смешных. Помню, как ловили рыбу с волнорезов и пугали крабов по вечерам, светя фонариком под камни.
А потом она исчезла. Марина… Морская. Я всегда знал, что любил русалку. Уже тогда, когда едва окрепли её бёдра и груди, когда проступила в походке женственная грация, я знал, что этими ногами ей нельзя ходить по земле. Тонкая, большеглазая, с волосами до пояса. Ей нужно было в море. Она плавала как рыба.
Как и эта – распластанная под моими руками. Её раны скоро заживут. Рассосутся швы, и стянутая кожа срастётся. Только вот анестезия заканчивается – но пора привыкать. Жить без боли нельзя – я ведь нёс все эти годы боль от её утраты.
…Восхищение и вожделение, похоть и нежность смешивались в моей груди, когда я смотрел, как Марина выходила из воды в цветистом купальнике. Когда она выжимала волосы и прыгала на одной ноге. Когда смеялась, щурясь на солнце. Но пришла смерть – и унесла Марину, а вместе с ней унесла и моё вожделение, как волна уносит гальку.
Стежок. Узел – мельчайший, незаметный. Ниткой тонкой, шёлковой, как её волосы. Я не ждал, что в моей жизни спустя двадцать лет появится новая Марина. Увидеть на пляже те же русые локоны, ту же талию – что это значило для меня? Это значило потерять остатки рассудка.
Все эти годы я спасал чужие жизни. В память о той, чья жизнь была единственной важной. Я стал блестящим хирургом, но только теперь понял, для чего всё это.
Разрезы заживут. Ведь зажили пальцы и дёсны. Зажила пустота в сердцах близких. Прошли дожди и снега. Объявление о пропаже на столбе у моего дома давно размокло и облезло. Сверху уже налепили рекламу пылесосов и номер проститутки Эльвиры.
Шрамы растворились. Сперва были багровые рубцы, затем – розоватые полосы. Теперь – бледные чёрточки, еле видные, если не приглядываться. Сломанные кости срослись, суставы… это было сложнее.
Удалить пяточную и таранную кости, срезать излишки кожи, укоротить сухожилия. Пришлось корпеть над атласами. Разобрать пальцы на фаланги, нарастить хрящи на суставах – колоть коллаген, гиалуронку… Разделить стопы, натянуть перепонки из кожи… Это всё заняло время.
Сшить вместе ноги было несложно. А вот сделать хвост из ступней…
Ноги Марины, казалось, сами превращались в хвост, стоило ей нырнуть в воду. А эта девушка, хоть и плавала превосходно, всё же не была Морской. Её нужно было довести до совершенства. Чтобы она вернула мне Марину.
…Когда мать вышла замуж снова и мы готовились переезжать, я пришёл на берег в последний раз. Марина плакала. Мы целовались. Я гладил её волосы, похожие на струящийся водопад, и думал, что не могу оставить её. Никому. Кроме моря.
И я вернул её назад. Схватил за эти волосы и разбил её голову о волнорез. Море штормило. Оно оплакивало свою дочь. Плакал и я. Тело унесло, но я знал: она вернётся. И она вернулась. Спустя годы и совсем другой, но…
Остались последние штрихи. Я ласково прохожусь бритвой везде, где нужно. Немного неудобно выскабливать промежность над самым хвостом, но с этим я справляюсь.
Я уже опробовал её. Мне только не понравилось, что она царапала мне спину. Я много работаю, пот попадает в ранки, щиплет… Больно. Не люблю. Так что ногти я ей вырвал. Потом подумал как следует и сделал то же с зубами.
Теперь осталось дождаться рассвета. Я отвезу её на побережье. Я буду любить её, пока не кончатся силы, а потом она снова уйдёт в море. Моя любовь, рождённая в прибое. Моя русалка. Моя Марина. Моя Морская.
Автор: Александр Сордо
Больше рассказов в группе БОЛЬШОЙ ПРОИГРЫВАТЕЛЬ