В кабинете английского языка, вечно тесном и сыром, по линолеуму растеклась лужа. Крыша, как оказалось, никуда не годилась.
Наша школа давно страдала от протекания крыши. В спортзале и столовой высокие потолки давно покрылись чёрным налётом плесени. Но кабинет английского всегда оставался чист и опрятен, всегда на самодельном календаре была сегодняшняя дата, на полках расставлены всегда чистые — без частицы пыли — миниатюрные макеты главных зданий стран Британского содружества: от Биг Бена до Сиднейского оперного театра.
Первой за порог шагнула учительница. Внешность её была самая английская: она сильно, до удивления окружающих походила на Елизавету Вторую. Только шляпок в школу не носила, хотя за пределами школьного двора её никто и никогда не видел.
За учительницей вошла наша «вторая» группа. Обычно если класс делят пополам на уроки английского, то первая из этих групп безнадёжна, а вторая — hopeful. До десятого класса так оставалось и у нас, мы были вполне себе hopeful и к урокам относились соответствующе. Потом классы в параллели перемешались, группы стали примерно равны, и вся прелесть положения школьной англостократии отвалилась.
От старого бомонда осталось три человека: я, вечно щеголявший костюмами-тройками; мой сосед по парте Юра, большой и добрый, как Пьер Безухов, и вечно носивший с собой флакон дорогих духов; и, наконец, Ира, с тонкими руками и лёгким станом, каждый день она приходила с новой причёской на своих светло-русых волосах и выглядела опрятнее всех в школе. Мы втроём очень нравились учителям и ученикам, а учителя нравились нам; директор на линейках обязательно вспоминал наши имена, перечисляя главные надежды школы. Мы старались не зазнаваться и не ставить себя выше других, но на английском всё было немного по-другому.
На уроках английского наши имена менялись. Почти как при крещении. Я становился Алексом, Юра — Джорджем, Ира — Ирэн. Эти имена нам пожаловала учительница ещё во втором классе.
***
Все мы стояли перед лужей. Стояли и смотрели на неё, как пассажиры спасательных шлюпок сто с лишним лет назад бросали полные отчаяния взгляды на «Титаник». Что-то трагическое происходило в тот момент на наших глазах, но что именно — никто не знал. Урок пришлось отменить.
Через два дня мы снова пришли в кабинет. На полу были разложены гниющие тряпки, потолок чернел плесенью. Аромат парфюма Джорджа едва чувствовался, а я невольно вспомнил о своей астме. Но вида мы, конечно, не подавали, как и подобает настоящим джентельменам. Ведь на нас смотрела вся британская королевская семья! С фотографий на стендах, конечно, но разве это имеет значение для людей в одном кабинете с двойником Елизаветы Второй?
Чтобы прервать тяжёлое неловкое молчание перед уроком, я хотел начать отвлечённый и высокопарный разговор об истории английской фонетики. Из-за заранее ощущаемой наигранности у меня не получалось прекратить двигать пальцем размокший картонный макет Лондонского Тауэра, который по своему возрасту не очень уступал оригиналу. Но в конце концов, молчание стало невыносимым.
— Вчера, кстати, — начал я не очень кстати, — лекцию посмотрел. Оказывается, то, как говорят американцы, гораздо ближе по произношению к тому языку, на котором писал Шекспир, чем современный британский английский.
— Понятно, — сдержанно ответил Джордж, — а почему так?
— Одной точки зрения не существует. Кто-то отмечает лингвистический консерватизм пуритан, кто-то говорит о влиянии немецких переселенцев… В любом случае американский английский старше британского.
— Повторите, Алексей, — вмешалась учительница. Я повторил. Взглядом она показала полное непринятие теории, что я озвучил. — Вы, наверное, что-то путаете. У меня другие источники. Этого не может быть.
Я сильно удивился. Раньше здесь меня называли исключительно Алексом! Раньше все мои подобные истории воспринимались с восторгом, а сейчас меня точно рыцарского звания лишили. Если бы не звонок на урок, так вовремя заполнивший пространство кабинета, я бы ещё долго сидел понуривши голову.
Переводили по очереди слова, заданные на дом. Очередь дошла до Ирэн.
— Soldier. Солдат.
— Во-первых, солдиер, не соуджэ. Во-вторых, Ирина, продавец. От глагола "солд", — раздражённо исправила её учительница.
Я, Ирэн и Джордж переглянулись. Вспомнились «другие источники». Следующим под удар попал мой сосед по парте.
— Odd jobs fisherman. То есть человек, ищущий непостоянную работу.
— Юрий, вы меня удивляете! Где ты вообще нашёл такой перевод? Записывай: случайные заработки рыбаков.
Мы втроём сконфузились. Раньше такого как-то не замечали.
Наконец, сели за чтение и перевод текста. Первой читала Сонечка, милая и тихая девушка, которая очень стеснялась своего произношения. Текст был про британские вузы. Сонечка остановилась на названии замечательного города Рэдинга. Мы с Джорджем часто смотрели английскую Премьер-Лигу, поэтому мы и не подумали, что здесь может скрываться подвох.
— Ну же, Софа, не тяни!
— Reading… Reading university…
— А перевод?
— Я не знаю, может, университет чтения?
— Yes, you are right! Продолжай.
Мы с Джорджем в очередной раз удивились. Я бы даже сказал, что we was astonished и едва дотерпели до конца урока.
После звонка мы втроём направились к ближайшему открытому окну. Не с целью прыжка, но с большим желанием надышаться свежего воздуха.
— И что это было? — отдышавшись, спросила Ира, — Будто подменили.
— Да кто её знает? Сломалась, наверное! Сколько ей лет? — сказал Юра, глядя на меня.
— Понятия не имею. Знаю лишь, что она учила моего старшего брата, дядю, маму, папу, — торопливо ответил я, загибая пальцы.
— Ну и дела, конечно.
— Юр, видишь мост? — очень серьезно произнесла Ира, кивнув головой в сторону реки.
— Вижу.
— А представь, что под ним сейчас идут рыбаки.
— Так.
— Ищут случайных заработков, — сказала Ира, улыбнувшись и толкнув Юру в плечо.
Мы засмеялись и пошли в буфет. "Солдиеру" нужно было занести рубль вчерашнего долга, да и желание пить чай у нас появилось гораздо раньше, чем five o'clock.
***
С того дня странностей на уроках английского не убавилось. Так, например, Caucasus стал для нас Кавказусом. Всё чаще терялись артикли, всё чаще терялись мы. Да и времена тоже терялись! Уроки английского стали тоскливы до смерти. Раньше нам на последнем занятии перед каникулами обязательно показывали фильм на английском языке с субтитрами. Но и в конце третьей, и в конце последней четвертей прошлого года киносеансы не состоялись. О чём говорить — свои английские имена даже успели забыть.
Прошло лето. Мы стали выпускным классом, самым старшим и самым красивым в школе. Во всём чувствовался какой-то трепет и праздник — в новых костюмах и духах, в кружевах платьев, аромате цветов, блеске глаз и улыбок. Даже мел по-особенному скрипел по доске.
Всю первую неделю учёбы английского почему-то не было. Я, Ира и Юра даже тихо радовались этому. Но вечером восьмого сентября нам отправили изменённое расписание — и всё-таки английский появился.
Утром девятого, до уроков, мы стояли под берёзами в школьном дворе. Ничем не занимались, смотрели на идущих в школу незнакомых детей и знакомых преподавателей. Часто поднимали глаза на небо, на родное и знакомое до боли сентябрьское небо над школой со знакомыми, вечно торопливыми облаками. Вдруг Юра стал вглядываться толпу машин на парковке. Он указал на зелёный mini cooper, из которого вышло две старушки. Две наших учительницы английского.
— Георг Пятый и Николай Второй, — прошептала Ира.
— Вы тоже это видите? — спросил я на правах человека с худшим зрением в нашей компании.
— Тож, — подхватил Юра, — пойдём к ним быстрее!
К нашему удивлению, ни одна из старушек не испарилась.
— Доброе утро, мои любимые дети! — бодро сказала одна из них, — как я по вам скучала! — и обняла нас по очереди. — Алекс, Джордж — ну, кавалеры! Ира — принцесса, не меньше!
— Елизавета Георгиевна, а можно задать вам вопрос? — начал я.
— Всегда, мой мальчик!
— Вы и ваша спутница очень похожи. Познакомите нас?
— Вы и так знакомы! Зинаида Ильинична заменяла меня с марта. Мы с ней в одном подъезде живём. Что же, никто не заметил?
— Никто. А где же вы сами были?
— Ах, мои юные друзья! Это всё дела семейные, — сказала она и подмигнула как-то особенно.
Автор: Лёша Абаев
Больше рассказов в группе БОЛЬШОЙ ПРОИГРЫВАТЕЛЬ