Лешка махал битой и смотрел в лицо Зяблика, как в замедленной съемке видя его трясущиеся губы в обрамлении редкой бороды, сжаты брови, зажмуренные глаза и свернутый набок нос, из которого разлетались в сторону кровавые ошметки. Зяблик отталкивался худыми руками и пытался прикрыть тело. Лешка держал его за шиворот фланелевой клетчатой рубахи и бил — по бокам, бедрам, по животу. Наконец, он замахнулся, чтобы ударить по голове и замер. Щеки у Лешки дергались, губы сжимались, напоминая сморщенный чернослив, а рука, занесенная над Зябликом, сдавливала рукоять так, что посинели пальцы.
— Так вот какой он — Антарекс!? — сказал он.
— Лех, с этими что делать? Мочить? – Мара загнал гостей в угол комнаты и стоял с безразличным глуповатым лицом, широко расставив мощные ноги и раскатисто шмыгая носом. Бледная от испуга старуха крестилась, бабы прятали за себя плачущих детей, мужики благоразумно молчали.
— Пошли отсюда, — сказал Лешка. Он c презрением сплюнул и бросил биту на пол. Женщины хором вскрикнули. Было слышно, как бита укатилась под диван и где-то там замерла.
— Будешь еще нае* *ывать — убью! – сказал Лешка лежашему на полу Зяблику. — Глаза вырву! Понял?
Зяблик кивнул, а Лешка сплюнул еще раз, ему в лицо.
Они выскочили из темного подъезда пятиэтажки, в котором воняло пылью и кошками, и сели в шестерку-жигули. Мара завел двигатель, машина дернулась и набрала скорость.
— Куда теперь? — спросил Мара, поглядывая с сочувствием на Лешку.
— В кабак! — угрюмо ответил тот.
В кабаке стоял гул голосов, грохот музыки и чад табачного дыма. Лешка сидел за столиком в углу, уставившись угрюмым взглядом в грубую древесину столешницы. Рядом с баром работала цветомузыка, мигая поочередно красным, зеленым, синим. От нее злое лицо Лешки приобретало демонический вид.
Это был невысокий, но крепкий парень с кучерявой челкой, маленькими, но живыми глазками и мясистым, неоднократно сломанным и кривым носом. Полгода назад Лешке исполнилось двадцать лет. Свой день рождения он отмечал в этом же кабаке, ведь это был единственный ночной бар в их захолустье. Молдавский город Д. состоял из десяти пятиэтажных домов, красно-кирпичной администрации и «частного сектора»: деревянных и каменных домиков с огородом, туалетом на улице и колодцем на пять дворов.
Лешка, сын учительницы литературы и шофера, жил с родителями в блатной пятиэтажке, в квартире на третьем этаже. В паспорте его отца значилось «русский», а значит когда-то он имел преимущества в получении квартиры. При Советском Союзе русские были в Молдавии людьми высшего сорта. Теперь ситуация стремительно менялась. Все старые иерархии рухнули, а за новые приходилось бороться. Впрочем, противостояние между русскими и молдаванами, реперами и металлистами, городом и селом, да даже просто между двумя дворами происходили всегда, как непредсказуемые природные катаклизмы. Лешка давно понял, что доказывать свое человеческое достоинство нужно кулаками. Он был маленького роста, и поэтому в драке всегда бил первый. Тут уж кто быстрей. Его “короночкой” был удар головой: он резкоподпрыгивал и бил лбом в переносицу противника, который от неожиданности падал, после чего его добивали ногами. В свои двадцать Лешка был в городе «реальным пацаном».
Лешка вспомнил, как полгода назад праздновал в кабаке день рождения: водка, салаты, нарезки, шашлыки – стол ломился. Рядом с ним сидел, обнимая за плечи, деловой партнер и учитель в делах бизнеса – Зяблик (Зябликов Вячеслав или Дядя Слава, как звал его Лешка, который был младше на двадцать лет). Жена Зяблика, Людмила, полная и красивая женщина с завитыми у висков локонами, с большими, стиснутыми в декольте грудями, между которых утопал в испарине тюль, сидела напротив. Она томно водила вилкой по тарелке в салатом «Оливье», накалывая по одному кусочку то колбасу, то огурчик, потом медленно подносила ко рту, снимала губами и вскидывала блестящие глаза на мужчин.
—Ты мне как сын! – пьяно говорил Зяблик в самое ухо Лешки. — Я для тебя... Что угодно!
У Лешки и Зяблика была фирма — ООО “Антарес”, в которой Людмила, экономист по образованию, вела бухгалтерские дела. Фирма занималась взаимозачетами и перекупкой краденного у колхозов. Воровалось все: от солярки до урожая. Шел 1994 год, когда оказалось, что все друг другу должны: предприятия – электроснабжению и водоканалам, председатель колхоза – колхозникам, русские – молдаванам, а новое государство — всем, пришлось даже напечатать бумажки — боны, чтобы раздать и забыть, как о страшном сне.
В девяностые появился новый вид людей — предприниматели. Они умели решать вопросы: под взаимозачет забрать с завода тушенку по бросовой цене, за размноженные на ксероксе баксы купить машины, наладить поставки в зарубежные страны любого сырья. Таким и был бизнес Зябликова и Лешки. В основном они скупали ворованный у колхозов табак и продавали в Румынию в сотни раз дороже. Мужики, простые колхозники, которые сдавали краденный урожай, бывали до того просты и трогательны, что Лешка верил в их с Зябликом благородство, даже гордился в глубине души. «Мы помогаем простым людям с голоду не подохнутьь», — думал он, когда кто-то заговаривал о воровстве. Лешка не считал себя вором, скорее им был председатель колхоза, который вовсе не давал денег людям.
Впрочем, у некоторых председателей были на этот счет другие соображения, они писал заявления в милицию, увольняли сторожей и даже устраивали на предпринимателей засады. Ничего не помогало. Свои же предупреждали Лешку. Простым людям бандиты нравились больше, чем председатель, милиция и страна.
Криминальные вопросы в бизнесе решал Лешка. У него к подобным делам был талант: убедительно соврать следователю, просчитать логистику, надавить на работяг, уехать от погони и так далее. Но главное, он не боялся бить первым. А еще Лешка умел логично и доходчиво обосновать любой воспрос. Таких, как он, называли “решалы”. Лешка мог убедить даже самого себя, поэтому всегда чувствовал себя правым.
Он вспомнил, как сидел за рулем машины дяди Славы, черной AUDI, у одноэтажного бурого здания с вывеской «Таможня» и размышлял о высшем принципе: «Что есть закон? — думал он, покусывая обветренные губы. — Закон – это правда. Двух правд быть не может. Но закона два: человеческий и государственный. Государственный идет поперек человека, и нужен власти, чтобы нас дурить. Придумай какой-нибудь паршивый закон и собирай деньги. Заставить, к примеру, всех клеить на капот катафоты. Сам же их продавай через ГАИ. Сколько, предположим, у нас в городе машин? – Лешка задумался. – Ну, пусть тыща. Нет, две. Если каждый катафот по десять баксов, это уже двадцать тыщ зеленых. Короче, власть хуже бандитов. Мы хотя бы по человеческим законам живем, по справедливости делим».
Из здания вышел Зяблик. Он улыбаясь.
— Таможня дает добро, — сказал он, сев в машину. — Башляем раз в месяц. Остальное делим пополам.
Зяблик добродушно похлопал Лешку по плечу.
— Поехали!.
По пути он называл какие-то цифры, что-то подсчитывал, выводил «итого», говорил про прибыль, но Лешка не слушал, а только радостно кивал и повторял: «Зае*ись!»
Продолжение здесь
#рассказ #отношения #современная проза #современная литература #читать дзен #литература дзен #косовская мария