оглавление канала
Олег забрал флягу из рук, закрутил крепко крышку. После выпитых глотков медовухи, к лицу пацана стала приливать кровь, стирая, словно волшебной палочкой, синюшность с его лица. Парнишка, опять, чуть заикаясь, проговорил:
- Т-тошкой меня зовут… - Потом, кашлянув, поправился. – Ну, то есть, Антоном. Я из Макаровой Слободы, тут не шибко далеко. Пошел за хворостом в лес, а тут буран. Думал, в пихтаче укроюсь, да вот, не заметил и в яму от выворота провалился. – Он опять виноватым взглядом посмотрел на Олега, будто чувствуя за собой вину перед добрым дяденькой.
А мужчина подумал: «Надо же! Какое совпадение! Ведь именно в Макаровой Слободе и жил пропавший Страж врат! Нет, это не совпадение, это судьба…!» Он усмехнулся своим мыслям, а вслух сказал:
- Эх ты, Тошка!! Тебе повезло, что во время бурана мороза не было, а то б замерз в этой яме. – Потом окинул парнишку задумчивым взглядом. – А ведь идти ты, парень, не сможешь. Да и лыжа у тебя сломалась, а на одной много не набегаешь по тайге, да сугробам. – Он замолчал на мгновение, а потом, словно приняв решение, продолжил. – Ну что ж, придется мне тебя на закорках тащить. Так ты говоришь, недалеко дом-то твой?
Пацан испуганно моргнув, поспешно проговорил:
- Не далеко, дяденька, может километра три, четыре всего будет.
Олег внимательно посмотрел на парня. Чем-то неуловимо этот замерзший и, видать, ко всему еще, и голодный воробушек, напомнил ему его самого в то время, когда он только первый раз сбежал из детского дома. Такой же отчаянный взгляд, словно, пацан был готов драться со всем миром сразу, отстаивая свое право на жизнь. Поднял с земли свой вещмешок, надел его лямки на худенькие плечики мальчишки, и вместе с ним, одним сильным движением, закинул того к себе на спину, словно еще один большой рюкзак. Парнишка только ойкнул. Если честно, то большого утяжеления веса, Олег и не почувствовал, пацан и правда был легче перышка. Вдел ноги в лыжи, и, чуть повернув голову назад, проговорил, едва скрывая усмешку:
- Ну, показывай дорогу, страдалец…
Олег забрался на небольшую горку, с которой открывался потрясающий вид. Здесь заканчивалась матерая тайга и начиналось редколесье. Внизу была долина, лежащая между двух холмов. Небольшая деревня переходила почти без перерыва в большее поселение. Городом назвать его было трудно, скорее это походило на поселок городского типа. Деревню от поселка отделяла извилистая лента реки, сейчас скованная льдом и напоминавшая сероватую замысловато изгибающуюся дорогу. По самому краю поселка темнела суровой ниткой ветка железной дороги, рядом с которой стояли большие серые кубы каких-то промышленных зданий с большими трубами. Оба поселка окружали со всех сторон куртины рощ. Олег подумал, что, наверное, весной здесь очень красиво, все в цвету, в черемуховых зарослях поют соловьи, жужжат пчелы. Усмехнулся по себя своим лирическим мыслям, и подумал, что Кате здесь могло бы понравиться, особенно, весной. Но он заметил, что над серыми кубами зданий промышленного предприятия висела, словно пелена, или туман, застилающий взгляд, хотя, из высоких труб дыма не было видно. И это темное, расплывчатое пятно среди сверкающей белизны снегов, слегка настораживало.
Мальчишка, сидевший на закорках со вздохом облегчения, проговорил:
- Вот, которое большое – это Заводское. А за Буданкой, деревня Буданово, а дальше, у самого леса, это Макарова Слобода, я там с бабкой живу. Вон, отсюда наш домик видать. Вон тот, с самого краюшка, под зеленой крышей. – И он указал рукой куда-то вниз.
В голосе парнишки послышалась, тщательно скрываемое волнение. Было такое чувство, что он уже и не чаял увидеть родной дом. Олег подумал, что, наверное, этим бы все и закончилось, если бы он случайно не наткнулся на парнишку. В голове мелькнула невероятная мысль: а случайно ли? Сильно оттолкнувшись, он заскользил по снежной целине, укатанной бураном, вниз.
Не прошло и часа, как они уже подошли к покосившемуся забору, почти целиком заваленному снежными сугробами. Узкая, протоптанная от дверей до калитки, тропинка тоже была занесена снегом, буран и здесь постарался. Из трубы над крышей вился чуть заметный дымок. Дойдя до самых дверей на лыжах, Олег остановился и, в первую очередь, снял с закорок парнишку. Затем, снял лыжи и поставил их возле, запорошенного снегом, крылечка, над которым, на покосившихся столбиках была прибита, почерневшая, почти прогнившая от времени, деревянная крышка, с большим наплывом снежного сугроба, грозившего свалиться на голову в любую минуту. Пацан оживился и запрыгал на одной ноге к дверям, ведущим в дом, на ходу тараторя:
- Дяденька, проходите… Проходите…
Они прошли через небольшие сени с подслеповатым маленьким окошком, выходящим на улицу, и дававшего совсем мало, чуть сероватого, неясного света. Олег помог открыть тяжелую дверь, ведущую в дом, оббитую обычной клеенкой с потрепанными углами, из протертых дыр которой, торчало старое ватное одеяло, много лет служившее утеплителем. Ворвавшийся впереди них в дом клуб морозного воздуха, не давал рассмотреть, как следует внутренности дома. Но запахи, пропитавшие это утлое жилище, сразу сказали о многом. О старости, о нищете, о некой безнадежности угасающей жизни. Навстречу вошедшим кинулась маленькая щуплая старушка в простом домашнем темно-синем платье из сатина в мелкий горох, поверх которого был повязан фартук с нелепыми цветастыми рюшами, на голове, по-крестьянски завязан простой белый ситцевый платочек с розовой каемкой. Лицо ее выражало крайнюю степень обеспокоенности. Подбежав к внуку, она заговорила быстро, проглатывая от волнения слова:
- Тошенька, родненький!! Да что ж такое приключилось-то?! Как же это…? Что же теперь…? – Бабулька кружила вокруг внука, словно птица вокруг своего птенца, выпавшего из гнезда, стараясь его усадить на место, и совершенно не обращая внимания на Олега.