При всей относительности смысла и качества своего существования немного найдется ситуаций, в коих человек не отыщет повода возгордиться. Даже если предмет, служащий основанием для апломба, нередко призрачен и, как правило, сомнителен.
К примеру, подданные Их Британских Величеств еще недавно восхищались способностью своего государства эксплуатировать жителей такого количества стран, что над их империей никогда не заходило солнце. Видимо, сказывалась знаменитая англосаксонская практичность. Ведь в этом случае туземцы трудились по двадцать четыре часа в каждые их английские сутки.
Теперь же британцы тешат свое тщеславие тем, что зарабатывают, как могут, на самые различные пособия для своих бывших слуг, которые, покинув солнечные и необъятные просторы бывшей империи, теперь топчутся многоголосо и разноцветно на территории Туманного острова, что шириной всего в один часовой пояс.
А вот еще пример. Жители Чарльстона штат Южная Каролина, основанного в 1670 году горделивыми выходцами той самой Британской империи, когда-то кичились тем, что их город слыл столицей сначала рисовой, затем хлопковой и, понятное дело, рабовладения.
Понятное потому, что кому-то все это надо было выращивать и собирать. Не англичанину же сим заниматься. Для этого были черные рабы из Африки и белые из Ирландии. А лучший вариант - результат селекции, то есть смешения того и другого. Проявление англосаксонского практицизма, опять же.
Таких мулатов в сих местах вполне хватало в конце XVIII и начале XIX веков. Они же еще и товар, заметьте, с приличной добавленной стоимостью. Сложно сказать, гордятся ли чарльстонцы этими фактами сейчас, то есть во времена победившего BLMа, но вот то, что именно в их городе повесили самую массовую серийную убийцу в истории США, а то и планеты, так точно тешит их тщеславие. Факт известный, распиаренный.
Откуда в этом тогда процветающем городе появилась пара Фишеров, не известно. И слухов об этом не сохранилось, и материалы уголовного дела молчат, ибо “следствием не установлено”, и все тут. Так или иначе, но примерно в 1810 году семнадцатилетняя Лавиния и ее немного старш, муж появились не весть откуда в Чарльстоне.
Ничего удивительного: со дня образования и вплоть до окончания Гражданской войны в США, то есть до юридической отмены рабства, сей город был столицей штата и процветал, набирая ежегодно и прибыли, и жителей, ехавших сюда за комфортом и успехом. Деньги к деньгам. Переселенцы везли сюда финансы для того, чтобы их приумножить, ну и, конечно, пожить в достатке. Представим себе Юг, деньги, которые приносят деньги. И удовольствия захотелось, вот и им также.
Здесь все для этого было. Судите сами: Большой порт, один из крупнейших вплоть до середины XIX века. В стране большое количество бирж, на которых торговали сельскохозяйственным и живым товаром, и огромное количество плантаций, на коих трудился один предмет торга для производства другого.
В связке товар-деньги-товар не упоминается, но следует из смыла наличие того, кто продает и покупает. А для него, особенно для приезжего, требуется комфортабельное жилье, аппетитное меню и радушный прием. Короче говоря, обрастал Чарльстон гостиницами разного ценового порядка. Вот этим то бизнесом и занялись Фишеры.
На пути из города, расположенного на месте впадения трех рек в Атлантический океан, в материковую - вглубь континента, то есть на путях, ведущих к многочисленным плантациям, они купили гостиницу “Дом путника на шестой миле”. И по сей день неизвестно, на какие доллары они приобрели недвижимость и бизнес. По поводу происхождения обоих супругов ходили разные слухи, но ни одного проверенного факта.
Одни твердили, что Лавиния, родившаяся в 1793 году, что установлено с ее слов, имела происхождение если не благородное, то обеспеченное. Однако состояние не постоянно приходит и уходит. В общем родители ее разорились и умерли. Или, наоборот, то есть в иной последовательности. В общем, осталась она нищей сиротой, а тут невесть откуда Фишер, то есть Джон Фишер. Далее - любовь, брак и гостиница в Чарльстоне.
Другие уверяли, что дело было иначе. А именно: Джон Фишер - сын богатых и важных. А вот она, то есть Лавиния, - продукт того самого англосаксонского практицизма в виде афроирландской селекции. Тех самых мулатов, произведенных как наиболее удачная модель сельскохозяйственной производственной силы, то есть экспериментов, производимых еще до понимания того, что рабство не красит свободолюбивых. В общем, встретил, сбежали. А далее - любовь, брак и гостиница в Чарльстоне.
Есть мнение, что молодая пара была состоятельна и сразу вошла чуть ли не в высший свет Чарльстона. Думается, что это не так, ибо обеспеченная элита не занимается оказанием платных услуг даже в виде содержания гостиницы, тем более придорожной.
Так что версия цветного происхождения Лавинии представляется наиболее верной. А уж туман, коим окутано происхождение начального капитала, так и тем более не дает шансов на шерстяное прошлое тех, кто потом занялся лихоимством.
Слухи, а следом и обращения к местным властям нарастали постепенно. Сложно сказать, когда они начались, но в начале 1818 года весь Чарльстон шелестел о том, что по дороге из города пропадают люди. Говорили об этом те, кто остался жив, но без имущества.
Шериф сообщал, что разбои, в общем, дело обычное. Об убийствах заявлений не было. А что в салунах трут, так ведь мало ли люди то выпивают, вот и болтают, чего в голову взбредет.
Отсутствие реакции властей приводит, с одной стороны, к безнаказанности злодеев, а значит, к увеличению эпизодов преступной деятельности, а с другой - к возмущению местного активного населения.
Каждому известно, что американец оружие любит. Оно тешит его самолюбие, придает уверенности, разгоняет по организму тестостерон и подпитывает англосаксонское стремление к простому решению сложных проблем, то есть к насилию.
Вспоминая, что ходили упорные слухи о цветном происхождении Лавинии, учитывая, что дело происходило в городе, который на протяжении почти ста пятидесяти лет считался рабовладельческой столицей Юго - Востока США, становится понятным решение местных вооруженных белых - погром.
Когда в городе скопилось несколько человек, взволнованных долгим отсутствием родственников, уехавших по коммерческим делам в Чарльстон, критическая масса стала провоцировать категоричные действия. Для начала разъяренная толпа напала на придорожную гостиницу под названием “Дом путника на пятой миле”.
Единство логики при поименованнии объектов говорит о вероятном единстве собственника. Отсюда становятся понятными последовательные действия погромщиков. Они потребовали от управляющего Уильяма Хэйворта убираться из города прочь. Заметьте, не задержали по подозрению в разбоях, не линчевали, обвиняя в убийствах, а потребовали уехать. После чего гостиницу сожгли.
Видимо, конечной целью был не он и не этот отель. Скорее всего, нападение на “Дом путников на пятой миле” стало средством угрозы реальным владельцам бизнеса. А сам погром был в первую очередь актом недобросовестной конкуренции, а затем уже средством борьбы с дорожными разбоями.
Далее толпа направилась к гостинице Фишеров. Дома их не оказалось. Спрашивается, где они были? Если в городе, то не могли не знать, что намечаются события, направленные против них. А если нет, то куда могли уехать те, кто постоянно должен ждать гостей? Почему в гостинице не осталось ни одного человека?
Гостиницу обыскали, но ничего изобличающего ее владельцев обнаружено не было. Сколько продолжалась засада в “Доме путника на шестой миле”, сказать сложно. Достоверно известно, что дожидаться хозяев остался ОДИН человек, а именно Дэвид Росс.
Это решение приобретает логику в том случае, если рассматривать версию о недобросовестной конкуренции. То есть его оставили как переговорщика. Он должен был озвучить требование покинуть город. То есть это был рейдерский наезд с целью отжатия бизнеса и устранения конкурента.
Фишеры приехали не одни. С ними были вооруженные люди, которых никто в Чарльстоне не знал. Росса били долго. Говорят, что особенно отличалась Лавиния. Она била его на улице. Била дома. Руками, ногами и головой о подоконник. Все это зафиксировано шерифом.
Невозможно обвинить местного правоохранителя в отсутствии логики и двойных стандартах. Он заявил, что ничего страшного не произошло. Ведь никого не убили. Ну а драки и поджоги - дело не редкое, ведь это свободная страна.
Так или иначе, но конфликт был урегулирован. Все потекло тихо, по-прежнему. Торговля в Чарльстоне процветала, отель работал, разбои совершались, власть наблюдала.
После Нового года следующего 1819, события приобрели характер ураганный. Некто Джон Пиплс, будучи изрядно напуганным и толком без одежды, обратился к местному шерифу с заявлением о том, что его хотели убить в придорожном отеле Фишеров.
Потерпевший пояснил, что он, будучи по делам коммерции в Чарльстоне, был застигнут наступающим вечером в дороге. Ближайшим отелем был “Дом путника на шестой миле”. Где его приняли сначала не столь радушно, но в ходе ужина настроение хозяйки переменилось. Еще бы ведь похвастал, что он с большой выручкой, ибо ездил продавать, но не покупать.
Чай он вообще не пьет, а этот ему показался и вовсе противным, и он вылил его в цветочный горшок. Следом за чаем нашлась комната, которой вот-вот еще не было. Он не первый год живет в этой стране и этих местах, а потому настороженность - его верный спутник. Логика событий настаивала на том, что надо бы прислушаться к внутреннему голосу и не ложиться спать.
Далее показания Джона Пиплса стали напоминать увлекательный роман в стиле десятилетнего тогда Эдгара Алана По. В наступившей мгле он услышал скрежет, вызывающий холод в позвоночнике. Этот звук сопровождался опусканием кровати, на которой должен был почивать потерпевший, под пол. Липкий ужас…. В общем, он схватил те вещи, до которых смог дотянуться, и выскочил в открытое окно.
Помощники шерифа задержали Фишеров дома. То тесть они, заметив, что постоялец исчез, скрываться не стали. В доме был проведен обыск. Повторный за довольно короткое время. Ведь погромщики перевернули всю гостиницу. Результаты обыска, проведенного шерифом, различны.
В истории народной сохранилось обнаружение разветвленной сети подвалов, в которой были обнаружены товары и вещи, награбленные виновными на протяжении многих лет. Более того, обнаружены от сотни и более тел, захороненные в подземелье. В убийствах почему-то обвинялась именно Лавиния. Может потому, что она действительно была цветной.
В конечном итоге 2 июня 1819 года в суде первой инстанции супруги Фишер были признаны виновными в совершении разбоев и приговорены к смертной казни через повешение. Вместе с ними осудили на восемь лет за укрывательство и хранение похищенного Уильяма Хейворта. Никаких убийств им не инкриминировали. А значит, никаких трупов в подвале отеля обнаружено не было.
Зато в радиусе двухсот метров установили местонахождение захоронения. В котором нашли старые останки пожилой черной женщины и трехнедельные белого мужчины с огнестрельным ранением.
Отсутствие обвинения в серийном убийстве косвенно подтверждается тем фактом, что их поместили в блок Старой тюрьмы Чарльстона, в котором был довольно мягкий режим содержания. Вместе с теми, кого обвиняли в налоговых и иных хозяйственных преступлениях.
Сохранились сведения о том, что они подготовили побег. Каким образом они оказались вместе в одной камере, сказать сложно. Каким-то скорее литературным. Они сплели, заметьте, из постельного белья веревку, по которой спустились Хейворт, а затем Джон. Когда ему оставалось примерно два метра, скрутка оборвалась. Бежать без Лавинии они отказались.
Это скорее легенда, которыми окружена сия история. Совместного содержания в одной камере разнополых, пусть даже супругов, представить и сейчас то сложно, а уж в те года, тем более в пуританской Америке так просто невозможно. Да к тому, чего не бежать Хейворту, зачем “пыхтеть” восемь лет. Нет смысла, уж коль ты на воле.
Больше года Фишеры содержались под стражей в ожидании пересмотра приговора, а затем помилования. Однако им было оказано и в том, и в другом. Значит, высшие инстанции посчитали их вину в разбоях доказанной. А там были специалисты. Ведь США - страна юристов.
По Законам Южной Каролины нельзя было казнить замужних женщин. Судья огласил, что вешать их будут попеременно: сначала Джона, затем Лавинию. Вдову каждый обидеть может.
Говорят, что она перед казнью потребовала свое свадебное платье, так как хотела, чтобы кто-нибудь из зевак обратил на нее внимание и посватался. Тогда она могла быть помилована.
Опять же, верится с трудом. Лавиния не могла не знать, что отель “Дом путника на шестой миле” был сожжен. Ведь это произошло на ее глазах в день задержания. И никаких вещей из него не сохранилось, равно как и доказательств что вины, что невиновности.
Зато сохранилась история, гласящая, что перед тем, как самой шагнуть в люк виселицы с веревкой на шее, Лавиния сказала: “- Если у кого есть сообщения для дьявола, говорите, я передам”. Это событие состоялось 18 февраля 1820 года.
Если рассматривать возможность того, что Фишеры были профессиональными преступниками, то это поведение и сорвавшийся побег только при иных обстоятельствах вполне укладывается в поведенческую модель идейных урок.
В пользу этой версии говорят два факта. А именно: во-первых, шерифом серьезно рассматривалась возможность того, что обнаруженный труп пожилой черной женщины принадлежал матери Лавинии.
В этом случае он рассматривал вероятность того, что они были беглыми рабами. В свою очередь, Джон любил ее, и вместе они совершали преступления. Нелегальная жизнь всегда сопровождается нарушениями закона.
Труп мужчины из захоронения, вероятно, принадлежал сообщнику Пиплса. Вместе они были вымогателями, опознавшими в Лавинии беглую рабыню. Покойного застрелил или Джон, или его подруга. Затем оставшийся в живых Джон просто сдал их властям.
Второй факт, говорящий в пользу криминального прошлого Фишеров, тот, что после их поимки разбои на дороге прекратились, а убийства и не начинались. Зато странная гордость жителей Чарльстона обладанием самой злостной серийной убийцы в США осталась в веках.
