15 октября…Опять включился в голове календарь дат. Вспомнила. Колю вспомнила. Первого мужа моей старшей сестры – Николая Ендовицкого. Уже давно нет его. И Гали третий год тоже нет. А 15 октября – в памяти. У Коли День рождения. Еще не проснулась, а уже представила Колю 71 летним…Нет, не дала ему судьба стать стариком. Он остался 27-летним. И как раз 15 октября 1978 года я его видела последний раз. Вместе с мамой мы приходили поздравить Колю. Подарили ему сувенирную кружку для чая. Что тогда можно было в наших магазинах купить? Голые полки. Да и неважно. Важно внимание….
Галя была беременной. Жили они тогда на съемной квартире на улице Маяковского. 13…Вот тебе и тринадцать. День был какой-то пасмурный, и грустный…
И память понеслась вскачь … назад, в прошлое. Когда я Колю первый раз увидела? Вернее, услышала?
Мне было 12 лет. И я вместе с подругами и сестрой младшей отправилась в кино в наш летний кинотеатр, рядом с нашим домом. Мы знали, что и нашу 17-летнюю сестру Галю пригласил парень в кино. Она пошла вместе с подружкой – нашей соседкой Валентиной Крячковой. Две подруги. Два друга, познакомились с девчонками и пригласили в кино. Мы его не успели увидеть, когда он приходил за Галей. Но вот услышали!!!
Фильм шел тогда новый – «В бой идут одни старики». Много смешных сцен. Все смеялись. Но вот КТО-ТО смеялся сзади ну просто громче всех! Да так заразительно, что оборачивался буквально весь зал под открытым небом. И все перешептывались:
- Надо же, как кто-то смеется…азартно!
Этим кто-то оказался наш Коля. Ну, тогда он был , конечно, еще не наш. Галя ему приглянулась. И это у них было первое свидание. Позже ,когда уже не станет Гали, Валентина напишет мне, что Галя ему понравилась с первого взгляда и он сразу влюбился.
А что мы тогда знали о нем? Что ему 21 год. Он только-только отслужил в армии. Что на руке у него татуировкой выбито слово «Сахалин», где он служил. Что Коля работает шофером. И сам он из Лосева. А живет на квартире недалеко от нашего дома у своей тети – тети Любы…Нет, про тетю Любу мы узнали потом.
Был месяц май – сумасшедше волнующим, цветущим, ароматным и счастливым. У Галки появился жених! А нам с Любой-то что? Нам ничего! Мы любим играть в выбивного, а по вечерам ловить майских жуков, которые кружили вокруг наших тополей у дома, и складывать их в стеклянную бутылку. Жуков было столько много, что бутылка наполнялась быстро, и мы скармливали это жужжащее воинство курам. Я очень любила это занятие. Мне тогда еще и 12 не было…
И вот я ловлю, а сзади меня кто-то подошел и начинает мне помогать ловить жуков и пригоршнями в мою тару складывать… Жгучий брюнет, с волнистым чубом, весь выглаженный, пахнущий хорошим одеколоном.
Половил, половил, да и попросил Галю позвать. Позвала, конечно…
Он каждый вечер приходил и занимал свой пост у столба напротив нашего окна. Потом этот пост займет и мой будущий муж. Но это потом...Когда Коли не станет уже.
Галя выпорхивала из дома, и они шли гулять…А иногда Коля стоял весь вечер, а Галя не выходила. Значит, поссорились. Вернее, не поссорились, а Галя была чем-то недовольна. Но это было редко.
В сентябре отделение бухгалтерии техникума, где училась Галя, перевели в п. Березово, Рамонского района. И свой последний год Галя доучивалась там. Это далеко от нашего Павловска. Тем более, если учесть те дороги, вернее, дорогу ростовскую, какая была тогда – в семидесятые. Узкая, двухполосная, и довольно опасная.
Галя приезжала домой редко – раз в месяц и всегда с подарками для нас с сестрой и родителей. Она не брала ни копейки у родителей. А все свои расходы и подарки оплачивала только из своей студенческой стипендии в тридцать рублей. Экономила на всем, что могла. Мы очень скучали по Гале. Знали, что Коля ездит к ней в Рамонь, не часто, но бывает. Но он же водитель, ему было немного проще.
Так прошел год. И летом жених и невеста решили сыграть свадьбу – как раз на мой день рождения. Вернее – 14 июля был первый день свадьбы и регистрация. А второй день как раз пришелся на мое тринадцатилетие.
И Галя и Коля были такие счастливые! Они, действительно, очень любили друг друга. Очень…(Я на фото на заднем плане - посередине...)
Свадьбу играли у Колиных родителей , вернее у его матери – Варвары, в Лосево. Она сама растила двоих сыновей. Коля был старший. Иван – помладше года на два. Коля - яркий, черноволосый, резкий в движениях, с бурным темпераментом,. Ваня – спокойный, русоголовый, миролюбивый парень. Лед и пламя. Но очень дружили и дружбой братской дорожили. Уже и Вани нет…Года три назад ушел то ли от инсульта, то ли от инфаркта. Галя еще была жива. Но…пути-дорожки в жизни разошлись, и они практически не общались. Что-то пошло не так.
Так вот. Свадьба была деревенская с длинным столом под спелыми вишнями, уставленным всяческой всячиной с неизменным самогоном, песнями и плясками под разухабистую гармонь.
Ночевать приехали к нам домой. Второй день – опять в Лосево. И мне было очень приятно, что Коля в общем свадебном переполохе подошел ко мне и поздравил с Днем рождения. Я тогда была очень удивлена – как он вспомнил-то?
Почти сразу после свадьбы молодые начали паковать чемоданы – отправляться по месту направления на работу Гали. А ее распределили в Горький. В чемодан паковали подушки, одеяла, летнюю и зимнюю одежду….Баулы получились емкими и страшно тяжелыми. Провожали мы ребят со слезами на глазах. Мы все таки были очень дружной семьей.
Но тосковали мы недолго. Дня через два Галя позвонила и сказала, что ее отправили куда-то в тьмутаракань, где условия жизни ужасные, а в бухгалтерии ее никто не ждал. Ей дали открепление. И они возвращаются назад – в Павловск! И это было для нас неожиданной радостью.
Родители отдали молодоженам ключи от бабушкиного дома, которая умерла тогда три года назад. Все еще дышало ее атмосферой, заботой и теплом. Галя – худенькая, маленькая – в чем душа только держится, содержала бабушкин дом, двор и огород в полном порядке. И, как истинная хозяйка, даже набрала сотню бройлеров в пустующий курятник и отважно растила курочек и полола картошку на десяти сотках огорода, выращивала помидоры и огурцы. Коля работал на самосвале. Часто уезжал в дальние поездки. А летом его и вовсе отправляли на уборку в соседние села, где он пропадал неделями. Но зарабатывал хорошо.
По выходным они практически каждую субботу, когда Коля был дома, приходили к нам в гости. Наш дом был угловой. Впереди – пустырь, видно далеко. Мама с утра затевала пирожки, а мы с сестрой выскакивали на порог и выглядывали на улицу. И потом кто-то из нас радостно кричал:
- Наши идут!
И эти наши чинно шли по улице по направлению к нашему отчему дому – нарядные, красивые и счастливые. И мы были счастливы от встречи гостей. И это было очень счастливое время. В доме становилось шумно, весело, тепло и солнечно в любую погоду.
Время шло. Мы с Любой росли. Галя устроилась на работу в районное отделение «Сельхозтехники» диспетчером, где работал и Коля. И все бы хорошо…Но время шло, а детишек не было. Вернее. Галя беременела, но потом случался выкидыш. Трагедия, слезы…Три выкидыша подряд. Галя выдерживала самые неприятные процедуры у женских врачей, чтобы вылечить возможное воспаление, но результата не было. Потом Галина подруга и одноклассница Надя Серикова (светлая ей память!) пригласила ее в Липецкий санаторий на целебные грязи. Надя жила и работала в Липецке. И Галя поехала. И подлечилась. И вновь забеременела. Но были у нее некоторые подозрения, что не все чисто в помыслах соседки, которая жила рядом. И иногда Галя замечала, что весь порог ее чем-то залит, а обойти никак нельзя. И после этого случался очередной выкидыш. И они с Колей решили оставить бабушкин дом и уйти на частную квартиру, подальше от коварной соседки, где Галя сумела выносить малыша….Но это был уже 1978 год.
Да, это был 1978 год. И я вновь вспоминаю. Я на практике в соседнем Богучарском районе в селе Дьяченково – необыкновенно влюбленная первой любовью и невероятно счастливая.
Вы думаете, я всегда была белая и пушистая? Нет, не всегда. От слова совсем. Я уже не помню, почему мы с Колей иногда ссорились. И я обзывала его колхозником – это было обидное прозвище. Чего я к нему цеплялась, уже и не помню. Наверное, он, как всегда, защищал Галю, когда мы ссорились с ней. Но зла на меня он никогда не держал. И зная, мое довольно стесненное денежное положение, подсовывал мне десятку в кино, когда я была на практике…
- Да ты знаешь, сколько кино стоит в сельском клубе? – спрашивала я его. – 20 копеек. Куда мне столько?
А Коля молча совал купюру мне в руки в тайне от всех и говорил, что пригодится.
А потом…Потом был смешной случай. Мама меня записала к зубному врачу – это была целая проблема в те годы! Я выехала из Богучара. Моя однокурсница и подруга, с которой мы были на практике, Надежда Сорокина меня проводила до самой автостанции, посадила на автобус. Я приехала в Павловск, сходила на следующий день к врачу. Он мне дал советы и отсрочку. И я вновь уехала туда, где все цвело весной и счастьем – в Дьяченково.
Надежда за эти два дня так заскучала, что написала мне письмо в Павловск. А когда я приехала на следующий день, она о нем и позабыла. У нас у всех была весна, цвела сирень, а в душе просыпались новые чувства и ощущения.
И вот мои родители через несколько дней получают письмо от Надежды, адресованное мне, из Дьяченково, куда я уехала сразу после визита к доктору, и у них начинается паника. Где их дочь, если она уехала назад, а ей оттуда пишут письма?
Письмо вытащили из ящика вечером. Автобусы уже все прошли в Богучар. И мама с отцом ринулись за помощью к моей тетке – сестре отца – Светлане Коковиной. Вернее, даже не столько к ней, как к ее мужу Николаю, у которого был горбатый «Запорожец». И это была машина!
Конечно, подтянули и нашего Колю, который со свойственной ему манерой в жутком волнении ходил взад и вперед и неистово хлопал себя по коленям.
Когда в Павловске поднялся кипеш, мы с девчонками спокойно отдыхали дома – на съемной квартире у бабы Лизы после практики. Вдруг в дом прибежал кто-то из внуков хозяйки, а зять ее был главным инженером на предприятии и у него был домашний телефон. Так вот, прибежали внуки и сказали, чтобы я срочно бежала к ним к телефону. Кто-то пропал. Идут розыски. Бежать нужно было километра полтора-два. Я с кем-то из девчонок в перепуганном состоянии побежала к Шияновым, ничего не понимая. У телефона стояла взволнованная хозяйка и сказала, что звонят из Павловска и разыскивают дочь, которая уехала и, по всей видимости, не доехала…На том конце провода (вот память!) уже не помню кто из моих был, который сумбурно говорил про какое-то письмо, про то, что они подняли всех , в том числе и милицию, куда написали заявление…И правда, ли, что это говорит Зоя, а не кто-то другой? Потому что Зоя как раз и пропала. Я, не менее перепуганная и толком ничего не понявшая, все таки, как могла, убедила, что это я. И отправилась назад, на квартиру. А этим временем, выжимая все силы из Запорожца, в Дьяченково прилетели два Коли – Коля Ендовицкий, Коля Коковин и мой отец (отца поднять с места – это большой повод нужен) и обнаружили, что меня нет и на съемной квартире. Девчонки и баба Лиза , тоже толком ничего не понимая, объясняли, что мне кто-то позвонил и я побежала к телефону. И не верили! Что-то здесь не так…
Я издалека увидела Коли Коковина синий запорожец, и несколько мужчин, взволнованно сновавших возле калитки. Когда я подбежала, они были в таком состоянии, что бабе Лизе пришлось выносить корвалол. Увидев меня, они что-то кричали, шумно и бестолково объясняли, Коля хлопал себя по коленям, отец с самокруткой во рту, сердито сопел, выпуская дым вместе с искрами, а потом выдохнув, и убедившись в том, что я – это я – живая и невредимая, засобирались домой.
Но больше всего меня тогда поразил Коля. Потом он мне признался, что, если бы со мной и, правда, что-то случилось, он бы нашел обидчика и задушил его голыми руками.
Потом, после окончания техникума, я уехала вместе со своей подругой Олей Сиденко на работу по направлению в Белгород. Через три недели мы с ней вернулись обратно, долго искали работу. Я пребывала в жуткой депрессии. Как-то Коля с беременной Галей пришел к нам в гости и вызвался помочь убрать во дворе. Мы с ним носили листы шифера, убирали их в сарай и я сильно порезалась о лист железа. И после этого ногу разнесло. Ходить не могла. И Колю больше не видела. У него было много работы - он ежедневно возил почту из Воронежа в Павловск. И это был очень напряженный график. А 20 ноября моя тетя Светлана помогла мне устроиться на работу в сберкассу, где она работала главным бухгалтером.
Галя была уже сильно беременной. Они с Колей были счастливы. Галя доходила уже до декрета. 26 декабря 1978 года Галя возвращалась из женской консультации, где ей оформили больничный по беременности и родам – первый день в декрете (!) и зашла ко мне. Было холодно. Я вышла к ней на крыльцо сберкассы на несколько минут. И Галя мне рассказала, что у нее как-то нехорошо на душе. Вот сегодня Коля вскочил, как всегда, очень рано. Обычно он быстро собирался и выбегал…Ему предстоял рейс в Рамонь. Опять, Рамонь…Но в этот раз не подорвался, как всегда, а тихонько оделся, укрыл Галю, которая проснулась, но не открывала глаз, притворяясь спящей, присел рядышком на диван, погладил по голове, поцеловал и тихонько вышел, прикрыв дверь…
Я, конечно, сказала Гале, чтобы она ничего не придумывала. Мало ли, время у Коли было. Галя промолчала в ответ на мои возражения и ушла, осторожно обходя лед на дорожке.
Мы в этот вечер поставили дома елку. Нарядили ее, и я весь вечер подписывала открытки всем родным и друзьям с Новым годом, в том числе и Гале с Колей.
Утром мы все собирались, кто куда – мы с мамой и отцом на работу, Люба в техникум. Отец ушел раньше всех. Ушел и практически тут же вернулся. И впереди него в дом зашла Галя – маленькая, с большим животом и заплаканными глазами. Мы застыли на месте. А отец из-за Галиной спины показал нам внушительный кулак, запрещая ахать и охать. И, мы, видя, отцовский кулак, поняли, что произошло что-то ужасное. А Галя только и выдохнула:
- Коля разбился…
А дальше было все как в тумане. Мы еще надеялись, что он жив, что он в больнице, как поначалу сказали Гале. А в эту темную декабрьскую ночь шел ледяной ливень. И к ней приехали в два часа ночи и сказали, что муж попал в аварию. Милиция уехала. А Галя в шоковом состоянии собралась и пошла в милицию следом, чтобы узнать подробности. И до утра не решалась войти. И бродила до утра по ледяным лужам под проливным дождем. А утром пришла к нам, прошагав четыре километра…
А мы с Любой пошли – я на работу, она – в техникум. Как же! Пропускать нельзя! А вокруг уже шептались. И народ уже знал. А мы еще не знали, что Коли уже нет и его вырезали из кабины автогеном. И шансов на спасение у него не было. Смерть в виде мордовского камаза-длинномера с прицепом встретилась у него на дороге в семь часов вечера, когда он торопился домой. И кабину Коли зажало между кузовом и прицепом встречной машины. И краска-серебрянка, которую перевозил тот водитель, засыпала и Колю и все вокруг. И с тех пор я не переношу запах краски. Особенно, серебрянки.
Суд признал мордовского водителя виновным.
Когда мы вернулись домой, Галя уже все знала и завешивала простынями все зеркала. Елку к этому времени уже разобрали и вынесли. И теперь я никогда не наряжаю елку 26 декабря.
Привезли Колю только вечером 28 декабря. А 29 декабря его хоронили. И моя первая зарплата полностью ушла на похороны Коли, хотя все расходы взяла на себя "Сельхозтехника". Но больше всего меня терзало чувство вины за то, что я его обижала, ссорилась с ним, обзывала колхозником и деревенщиной. И была в истерике и считала, что все случилось из-за меня! Меня успокаивал, как мог, мой троюродный брат Володя Лежбанов, который хорошо знал Колю, так как Коля жил у него во время уборки в Большой Казинке.
А рано утром мы с Любой пошли в нашу городскую оранжерею и попросили срезать все белые каллы, сколько было. И положили их Коле в гроб.
Колю хоронил весь город. Это была настоящая трагедия. Во дворе «Сельхозтехники», куда его привезли, провели митинг. А потом за машиной с Колей шла огромная толпа народа. А за ней – десятки машин. Все машины предприятия выстроились с двух сторон и протяжными гудками провожали своего товарища до самого кладбища через весь город. И сердце не выдерживало. Особенно горевали его друзья колхидисты. Коля тоже ведь работал к этому времени на Колхиде. Были тогда такие машины. А Галя шла, зажав себя в кулак, потому под сердцем бился Колин ребенок. И она обязана была его доносить.
А на следующий день после похорон приехал попрощаться с сыном Колин отец с Дальнего Востока. А могилу завалило снегом. Всю ночь шел сильный снегопад. И мы Колиного отца видели в первый и последний раз.
31 декабря колхидисты пришли поздравить Галю с Днем рождения. Ей исполнилось 24 года. И она уже была вдовой. И это был грустный праздник и подарили ей золотую цепочку. А 14 февраля у Гали родился сын. И назвали его Андреем, как хотел Коля, в честь его деда. А еще через два месяца – в апреле 1979 года у Вани – Колиного брата тоже родился сын. И назвали его Колей. И он стал полным Колиным тезкой, но абсолютно на Колю не похожим.
Андрея из роддома тоже забирали колхидисты. И везли Галю с малышом в теплой кабине самосвала. И также сопровождали уже радостными сигналами. В подарок они принесли Гале золотые сережки, как планировал это сделать Коля. И Андрей очень похож на отца – не только внешне, но и всеми манерами, и разговором. Но только волос у него темно-русый.
А еще через 23 года у Андрея родился сын – Артем – Колин внук. И уж Артем – вылитый Коля. Значит, не зря он приходил на землю. И ушел 27-летним.
Коля с Галей прожили шесть счастливых лет...