Солнце вставало над рекой, золотя излучины. Там, где река закладывала петлю, на пологой песчаной отмели белокаменная башня встречала рассвет под шелест трав и плеск воды у развалин пристани, заросших ряской. Ворон сел на подоконник, сердито каркнул, поджимая лапу; к лапе был привязан пергаментный кулек, залитый красным сургучом. Ворон каркнул еще раз, створки со стуком распахнулись.
– Наконец-то!
Сбитый створкой, ворон свалился с подоконника, не успев расправить крылья. Его падение прервала бесконечно длинная белая рука, которая подхватила его над высохшими головками рогоза.
– Сюда, глупая птица, – рука, сокращаясь и извиваясь, как лента, увлекла ворона в окно. Черное перо упало с подоконника, ставни захлопнулись. Ворон сипло каркнул, крепкие серые ногти теребили кулек на его лапе.
– Холера, – прорычало неведомое существо и впилось в завязки зубами. Пшеничная грива накрыла ворона, он мотал головой, задыхаясь от густого запаха асфодели.
– Прошла ночь, а мне показалось, что прошла вечность.
Хватка ослабла, вывернувшись из пальцев, ворон взлетел к потолку, к пурпурным лентам, свисавшим с перекладин вместе с медными клетками, кристаллами в кожаной оплетке и пучками высохших трав, в которых что-то копошилось.
Ворон брезгливо отодвинулся от самого беспокойного пучка и посмотрел вниз. Существо откинуло волосы со лба, ворон увидел бледное женское лицо с яркими зелеными глазами и воспаленными красными губами. Она надорвала угол кулька и вытащила сложенный листок, который с нетерпением развернула.
– «Моя Шалот», – прочитала она прерывающимся голосом, и пылко прижала письмо к груди, – Тео, мой Тео, почему, когда я читаю твое письмо, мне хочется целовать буквы, написанные твоей рукой? «Моя Шалот, ты хороша, как вешний день, а твой ум остер, как Экскалибур: ты совершаешь ошибку, преуменьшая свои таланты. Но, возвращаясь к нашему разговору о честности, я...»
Когда мейстер Тео писал письмо, вспомнил ворон, он ерошил волосы, сморкался в засохший платок, комкал листы, кидал их то в окно, то в огонь, то в стену, вздыхая. Мейстер велел слуге отвечать рыцарям, что он болен и не может судить о подлинности зачарованных мечей и доспехов, пока не исцелится, хотя по кабинету метался, как здоровый.
– «Я не испытываю к тебе тех чувств, что ожидал...», «Ты была права, я не могу забыть свою прежнюю возлюбленную», и... «Здесь я вынужден тебя покинуть»?!
Два портрета стояли на столе мейстера – белокурая чаровница в перламутровой рамке и дева на миниатюре размером с большой палец, выглядывавшая из-за уголка рамки. Чаровница из рамки стояла под балкой, белокурая и бледная, но у той, что на миниатюре, волосы были черны, что твоя полночь, а кожа смугла, как медь.
Зрачки Шалот рвались в разные стороны, прыгая и проворачиваясь, пока не встали поперек себя, как у кошки. Камин чихал черной сажей, зеленые свечи в медных руках-подсвечниках вспыхивали снопами искр и стекали расплавленным воском, каменные плиты плясали под ногами Шалот, лицо которой пошло рябью, как отражение на воде.
– Вынужден меня покинуть? – повторила она, содрогаясь всем телом. – После писем, клятв и обещаний, после того, как приплыл ко мне ради свидания, после того, как сорвал с моих губ поцелуй и признание в том, что твои глаза цвета весеннего льда похитили мою душу – ты не можешь любить меня?!
Ворон бился в запертые окна пляшущей башни, рука Шалот перехватила его, когда он пытался клювом открыть створку. На глазах растущие когти обхватили его грудь, серая ладонь стиснула крылья, его обожгло раскаленным дыханием. Раздвоенный язык метнулся вверх-вниз по удлинившимся зубам, исчезая в почерневшей пасти.
– Скажи ему, – прошептала она, – а я знаю, что ты говоришь, он не завел бы ворона, не умеющего говорить, как не завел бы немого слугу, настолько он ценит все, что может говорить с людьми за него; скажи своему магу-оружейнику, что я проклинаю тот день, когда встретила его, когда посмотрела в его глаза, полные весеннего льда, когда узнала, как мягки его волосы и сладки его губы. Скажи ему, что если он хотел доказать своей возлюбленной, которая отвернула от него свой взгляд и замкнула от него свое сердце, что может быть желанным, и может завоевать сердце хоть кого, хоть и самой речной ведьмы, то ему это удалось. Скажи ему. Скажешь?
Она сжала пальцы, в груди у ворона что-то хрустнуло. Жалобно перекосив клюв, он скрипнул, задирая лапы к носу:
– Да, госпожа. Но, госпожа, ты знала его всего три дня! Разве этого достаточно чтобы влюбиться?
– Я живу в этой башне на реке триста лет, все эти триста лет мое сердце принадлежало только мне. Три дня потребовалось мейстеру на то, чтобы отнять у меня мое сердце, и меньше ночи, чтобы понять, что оно ему не нужно, – Шалот откинула оконную створку и подняла ворона на уровень глаз, подернувшихся красным. – Я благодарю богов лишь за то, что мне хватило ума не последовать за ним и не потерять свою силу вместе с тем единственным, что питает ее – моей башней, моим домом.
Автор: Нелли
Источник: https://litclubbs.ru/articles/9508-djavol-v-bashne.html
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
#фэнтези #мифические существа #дьявол #башня #письма #любовь
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь и ставьте лайк.