- О! Наконец-то ты пришла! – услышал Арес, щурясь после полутьмы залы-портала в ярком свете новой локации.
Странник оказался в просторном школьном классе. По всей видимости все страхи и тайные кошмары Евы, земной проекции Аве, всё-таки были как-то связаны с детством и школьной программой, а может банально залиты циничными Дженптурскими Операторами. Мамы-папы, обзывающиеся школьники, детская со страшным скелетом-бабушкой. Всё это явно было из одной, детско-подростковой плоскости. Хотя собственно и сама-то Аве, а по всей видимости и её межпланетная реинкарнация Ева, ушли из этого возраста совсем недалеко. Ареса передёрнуло. Вот значит откуда всё пошло. Старине Фрейду явно здесь будет где покопаться, из этого всего мог бы получиться неплохой психоанализ. Слово-то какое… и «психо» тут тебе, и «анализ». Как нельзя лучше характеризует то место, где Очищенный сейчас пребывал.
- В каждом из нас, - подумалось почему-то сейчас Аресу, - есть две сущности. Женское начало и мужской конец. И чем длиннее начало, тем обычно короче конец.
Просторное светлое помещение большого школьного класса его успокаивало. Деревянные крашенные полы, огромные светлые окна, за которыми шелестит зелёной весенней листвой высокая берёза с толстым, чёрно-белым стволом. Бесконечное голубое небо с облаками, на которое так приятно смотреть вместо скучных уроков и считать там ворон. Всё это навивало теплоту и приятные воспоминания об ушедшем навсегда в несбыточную страну грёз детстве, куда не купишь обратного билета. Через весь класс традиционные три ровных ряда с большими винтажныи партами, видно, что не для начальной школы, а для старших классов. Они покрашены серо-синей краской, снабжены откидными передними крышками и портфеледержателями под ногами. Внутри укромные полочки, куда так приятно складывать пустые конфетные фантики, огрызки от яблок и любовные записки. Парты гостеприимно ждут своих маленьких, грызущих гранит науки, постояльцев.
Казалось, что вот-вот, только-только, стих детский гомон, весёлые крики и беготня, и класс опустел после уроков. Отзвенел последний звонок, все годовые экзамены закончились, и лето открыло свои жаркие объятия. На целых три месяца ты свободен. Свободен от всех школьных бед и забот, от уроков, от злых учителей и контрольных, а впереди только счастье, прохладная речка, солнце и жара. Родители всё лето будут на работе, и ты останешься один на один с двором, друзьями, книгами, своими детскими фантазиями и мечтами. Не вернёшь эти беззаботные годы, эту новизну ощущений, это бесконечное раздолье. Глаза начинает резать от наворачивающихся воспоминаний и осознания неумолимости течения времени, ни на секунду не замедляющего свой бег.
На большой главной стене класса, справа от входа, расположилась коричневая грифельная доска. На ней аккуратной рукой ученицы-старосты, лучшей в классе, каллиграфическим подчерком выведено: «Двадцать пятое мая.». Точки. Обязательно ставить точки. Это так важно. Надо чтобы всё было выверено, красиво, чтобы везде стояли правильные знаки препинания. Ведь этому учит Учитель.
*****
Класс был большой чистый и светлый. Всё в нем было отдраено, отмыто, покрашено после уроков руками учеников-рабов, зарабатывающих пятёрку за поведение. Или отрабатывающих очередную двойку. Подумать только, какой изощрённый ум придумал, что целых десять лет бедные дети за какую-то цифру, за закорючку в журнале, за выдуманную кем-то систему непонятных оценок мучились, страдали, рыдали. О, сколько слёз было пролито над учебником, над незаслуженной двойкой! Сколько тетрадок закапано бедными школьными глазками! Ну какой монстр придумал это, скажите мне? Дети падали в обморок, сходили с ума, некоторые кончали жизнь самоубийством за нелепую цифру, не значащую ничего, не стоящую ни копейки. Какой циничный мозг смог изобрести это государство в государстве детей, где высшей ценностью является небрежно написанная в журнале оценка?
Наверное, в девяти кругах Ада Данте Алигьери есть один такой маленький кружок, куда попадают после смерти все учителя. Там им зарезервировано особое место. Арес живо представил себе этот круг, про себя называя его 9 и ½. За огромными, раскалёнными докрасна партами, сидят учителя и учителки, в натянутых на тела школьных костюмах, полопавшиеся на швах и короткие в рукавах. Парты так огненно-горячи, что у узников сползает кожа с рук и локтей, но они не могут встать, ведь их руки и ноги прибиты к огненным железным лавкам ржавыми кровавыми гвоздями, воткнутыми в бедро, ступни и ладони. Нельзя пошевелиться и учителя вынуждены пребывать в позе вечного отличника, со сложенными друг на друга перед собой руками и ровно выпрямленной спиной. И нельзя сходить в туалет. Никогда. Ведь идёт урок. Чувство постоянного нестерпимого желания опорожнить мочевой пузырь теперь будет их карой навсегда. Теперь они будут до бесконечности только учить, учить, учить, зубрить формулы, теоремы, орфограммы, таблицы и правила, пока голова каждого из них от невыносимой боли не лопнет, как помидор, падающий с девятого этажа. Эта картина слегка развеселила Ареса, живо представившего рожи учителей, пытаемых в аду бесами и пролила бальзам на его израненную душу, да так, что он с готовностью продолжил очередную сессию путешествия в мир страхов Евы.
Итак, из своего мысленного путешествия он снова вернулся в школьный класс. Со стен на него укоризненно и бесчувственно взирали Толстые, Гей-Лю-Ссаки, Пастеры и Ломоносовы. Неизменная таблица Менделеева, как известно раскрытая ему во сне самим дьяволом, ехидно оскалилась своими рунами-магическими символами. Ну что ж, всяко, как говорится, бывает, и не то видали.
- Ну что же ты встала в дверях, девочка, моя? Заходи, не стесняйся!
Арес присмотрелся к человеку, который так гостеприимно зазывал его. Это был высокий, пожилой, интеллигентного вида мужчина, в квадратных роговых очках, с заметно облысевшей седеющей макушкой, сохранявшей ещё небольшую поросль ближе ко лбу, но заметно редеющую на темени, а полноценные волосы росли только по бокам. Роста незнакомец был не менее 185-190 см, а телосложения довольно худощавого. Вместе с тем чувствовалась в нём жилистость и животная неуёмная физическая сила, о чём свидетельствовали узловатые руки с длинными сильными пальцами. О таких говорят «пальцы-плоскогубцы» - схватят, не отпустят. Одет гражданин был во фланелевую старомодную рубаху, с крупными чередующимися красными, черными и белыми квадратами, олимпийскими кольцами и надписями «Москва-88», а также безразмерные коричневые брюки-штаны, в которых ходила половина Советского Союза и точно все учителя и колхозники. Обут он был в сандалии такого же огромного, 45-го размера, скрывающие чёрные клетчатые носки. Типичный учитель труда, заменяющий учителя истории, который уехал хоронить свою любимую бабушку, характерный представитель советского неудачника-интеллигента. Но что-то в нём было явно не так. Что же? Присмотревшись Арес понял. Это безуминка в глазах субъекта и его людоедская улыбка. Кто такого чёрта в школу взял? Кто додумался к детям его пустить? В нагрудном кармане своей нелепой «олимпийской» рубашки «трудовик» держал обязательный карандаш.
- Проходи, проходи, присаживайся, - дяденька взял Ареса-Еву за плечи и усадил за первую парту напротив учительского стола, стоящего перед средним рядом класса.
Сам же он облокотился на учительский стол и как бы навис над Аресом, буквально в метре от него, во весь свой нечеловеческий рост.
- Зовут меня, если забыла, Андрей Романович. Фамилия моя – Чикатило. Чи-ка-ти-ло, - медленно по слогам продиктовал «трудовик-историк».
- «Андрей Романович Бу-ра-ти-но», - почему-то подумалось Аресу, и он расплылся в широкой доброй улыбке.
Андрей Романович что-то говорил и говорил, а Аресу всё слышалось:
«Бу! – та-та-да-та-та-та-да,
- Ра! - та-та-да-да-да-да-да,
-Ти! - та-та-да-да-да-да-да,
- Но! - та-та-да-да-да-да-да,
- Чи-ка-ти-ло!»
И он как мог еле сдерживался, чтобы не засмеяться.
- Так вот, милая, я вызвал тебя после уроков потому, что ты очень плохо написала итоговую контрольную, и теперь тебе грозит двойка по истории.
Андрей Романович поближе подвинулся к Аресу и стал поглаживать его лежащие на парте ладони своей огромной узловатой рукой.
- Ты ведь не хочешь двойку по истории? – спросил Чикатило
По истории. О как! А с историей-то Арес угадал. Ну конечно, не хочу двойку по истории. Мне никак нельзя получить двойку по истории. Ведь это очень важный предмет, и от него может зависеть вся моя последующая жизнь, так ведь, Андрей Романович?
- История - это очень важный предмет, и от него может зависеть вся твоя последующая жизнь, - как игрушка-повторяшка копировал мысли Ареса Андрей Романович.
- Но мы ведь друзья, правда? А ты знаешь, что друзья должны помогать друг другу? – учитель незаметно всё ближе и ближе подвигался к Аресу-Еве, - Правда? Ты ведь читала книгу Гайдара «Тимур и его команда»? Читала ты про пионеров-героев, которые отдали свою жизнь за Родину? Вот, все они были очень хорошими детьми и прекрасно знали свою историю.
Арес с отвращением отвернулся, чтобы не чувствовать отталкиваюий запах «учителя».
- А ещё, ты любишь конфетки? Такая хорошенькая девочка как ты должна есть много конфеток, - не унимался старый сатир.
Очищенный видел крупные капли пота на его морщинистом интеллигентном лбу, ощущал на себе похотливый безумный взгляд из-под огромных квадратных очков.
- Хочешь мы сыграем с тобой в одну игру? – ласково спросил «учитель», - Ты будешь послушной ученицей? Ты понимаешь о чём я?
Да всё уже давно Арес понял. И про конфетку, и тонкие намёки на толстую задницу. В его памяти всплыли глубинные образы воспоминаний об этом человеке, и теперь он просто выжидал как удав, как кобра выгодного момента, чтобы раздавить этого огромного опарыша, это проклятие рода человеческого. Будет тебе дядя и конфетка, будет тебе и Тимур с командой.
Но тут случилось непредвиденное. На сцену, отодвинув Ареса, выскочила испуганная девочка Ева, тихо до этого времени стаявшая в сторонке. Вот как нельзя некстати, так сказать, вышла бабка на ковёр.
«Ну что, ж посмотрим, - подумал Арес, - всё-таки надо ей уже научиться самой справляться.»
*****
- Андрей Романович! Я очень не хочу двойку, мама меня заругает. У неё сердце больное, ну пожалуйста, не ставьте мне двойку! – девочка Ева захныкала, а потом заплакала в три ручья, - Я всё-всё выучу что надо, я буду очень хорошо учиться.
- Ну что ты, милая, не плачь, - «учитель» уже практически дышал ей в лоб, а его рука уже гладила не ладошку девочки, а по руке перешла вверх, к её плечу, - но ты же знаешь поговорку? Без труда не выудишь и рыбку из пруда. Русский народ придумывал эти поговорки не просто так, в них заложена большая мудрость.
Ева чувствовала запах этого крупного мужчины, видела каждую пору на его лице, каждую неухоженную волосинку. Его старая нелепая рубашка «Москва-88», его коричневые штаны, всё ей казалось отталкивающим, отвратительным. Когда он говорил, изо рта доносился резкий запах чеснока и лука, самые ненавистные ей запахи. Девочку отталкивало в нём всё: и лысина с седыми волосами по бокам, и узловатые пальцы, и роговые очки, и крысиные безумные глазки, и источавшийся им запах старого козла. Но что делать, ведь очень не хочется расстраивать маму, нельзя допустить, чтобы она снова плакала у окна и глотала таблетки валидола. Вдруг, с ужасом для себя Ева увидела, как этот огромный дядька засунул руку в левый карман своих безразмерных брюк и что-то там теребит. Что-то большое, набухающее, очертания чего чётко начали проступать даже сквозь мешковатые штаны. Она была уже довольно взрослая девочка и слышала, как подружки постарше, смеясь, рассказывали, что мальчишки иногда занимаются тем, что «передёргивают затвор», но ей казалось, что это просто шутка, что девчонки дурачатся, что такого не бывает на самом деле. А теперь малышка воочию увидела это своими глазами, прямо перед собой, да ещё и в исполнении этого огромного старого мерзкого козла в квадратных очках.
Чувство резкого отвращения подступило к горлу Евы. Но вновь перед глазами всплыла плачущая мама, и она смогла усилием воли отогнать комок и проглотила слюну. Девочка попыталась не думать об этом отвратительном мерзком старикашке, делающем что-то грязное в кармане. Она старалась мечтать о чём-то приятном. О Лёньке из соседнего двора, голубоглазом светловолосом мальчугане, который всегда приветливо махал ей рукой и предлагал погулять вместе. О кукле, что подарила ей на день рождения тётя Соня, о берёзе за окном и голубом небе. Ева детской ручкой аккуратно отодвинула руку «учителя» со своего плеча. Она немного отстранилась, отсев подальше.
- Андрей Романович, я всё выучу, правда. Не надо меня трогать, не ставьте мне двойку, - канючила она.
- Ах вот как! Значит не трогать тебя, - голос Чикатило приобрёл металлические нотки.
Ева буквально увидела, как его маленькие крысиные глазки за огромными квадратными очками налились кровью, а левая рука стала работать в кармане ещё быстрее.
- А знаешь ли ты, что делали пионеры-герои? Знаешь ли ты, как издевались фашисты над Зоей Космодемьянской? Это сейчас Советская власть даровала вам счастливое детство, и только благодаря нам, взрослым, ты имеешь возможность учиться и жить. А раньше дети не доедали, недосыпали, их били, они погибали. И за всё это ты должна быть благодарна.
Чикатило вскочил, на нём на секунду проступила гримаса зверя – его истинное лицо. Он стоял, размахивая одной рукой и не вынимая второй из кармана, а остатки волос на лысеющей черепушке казалось встали дыбом. Через мгновение зверь словно отступил на второй план и его место снова занял «учитель».
- Ну ладно, ладно, девочка, успокойся, - голос Чикатило опять обрёл ласковые гипнотические нотки, – конечно мы ничего не скажем твоей маме. Мы обязательно найдём способ помочь тебе, но и ты сейчас докажешь, что не хуже пионеров-героев. Ты ведь смелая девочка?
- Да, Андрей Романович, - слабеньким голоском прошептала Ева.
- Встань, Ева! - приказал он.
Девочке ничего не оставалось, как подчиниться и встать. Одета она была в старенькую школьную форму, доставшуюся ей от старшей сестры, застиранную, но аккуратненькую, подшитую под размер, чистенькую и ухоженную. Коричневое платьице, белый кружевной передничек, коричневые колготки. Волосы Евы были старомодно оформлены длинной косой, в стиле «корзиночка», уложенной через всю голову, и чёрными повседневными бантиками. Это мама сегодня утром перед школой с любовью заплетала ей косы, укладывала косу в корзиночку, повязывала бантики, её добрая милая мамочка.
- Сейчас мы проведём с тобой урок-игру, а в конце тебя ждёт небольшой экзамен, по результатам которого, я надеюсь, твоя двойка может превратиться даже… - Чикатило немного потянул, как бы смакуя мысль, - даже и в четвёрку. Ты же хочешь стать хорошисткой? Хочешь, чтобы мама тебя похвалила?
Ну конечно Ева хотела этого. Хотела, чтобы мамочка никогда больше не плакала и гордилась своей доченькой.
- Темой нашего дополнительного урока по истории родного края будут конечно пионеры-герои, - Чикатило, нисколько не стесняясь, продолжал гонять что-то в кармане, видимо это было для него привычным делом.
- Так вот, ты знаешь, что Зою Космодемьянскую фашисты пытали, перед тем как убить? Сейчас мы с тобой должны изобразить эту сценку. Тебе я доверяю главную роль, ведь ты же такая умница. Ты будешь Зоей, – Чикатило явно не спрашивал желания и мнение Евы, - фашисты раздели её и голой вывели на мороз.
Малышка поняла всю отвратительность его мыслей. Ей было противны до рвоты и этот омерзительный старик, и его низкий голос. Она стояла в растерянности, на глаза наворачивались слезы. Девочка не знала, что делать. Понимала, что всё это очень нехорошо, что так не должно быть, но уже находилась во власти этого паука-скорпиона со свиняче-крысиными глазками. Ева зажмурилась. Её ноги в туфельках, которые подарила ей мама по случаю премии на заводе, отбивали крупную барабанную дробь.
Чикатило подошёл к ней и стал бесцеремонно трогать.
- Вот видишь, как тяжело было детям в годы войны? Вот так же и Зоя плакала перед немцами. Видишь, как ты хорошо усваиваешь материал!
Место учителя занял кровавый убийца, серийный маньяк. Только оболочка осталась от Андрея Романовича Чикатило, пустая хитоновая оболочка, в которой давно уже поселился страшный кровавый зверь, поедающий детей. И только детская человеческая жертва могла насытить монстра, только это приносило ему удовольствие, без которого он не мог жить, существовать.
Девочке было больно. Больно и обидно. Хотелось заплакать, убежать, скрыться, чтобы никогда больше не видеть этого страшного человека. Она стояла, дрожа как осиновый лист, и не могла от ужаса сказать ни слова. Крик застыл в горле, а слёзы градом катились по щекам.
- Ну что, так и будешь трястись? - вдруг возник в голове Евы новый Голос.
Она изумлённо прислушалась. Кто это, ведь тут больше никого нет? Голос был добрым, молодым, знакомым. Ему хотелось верить, за него хотелось скрыться, убежать из этого страшного места, от этого потного чесночного упыря. Только чтобы ничего не видеть и не чувствовать.
- Стоп, подруга! Рано терять сознание и раскалывать разум. Он уже у тебя итак расщеплён. Поздно пить Боржоми.
Время как будто остановилось. Проклятый старик извращенец застыл с нелепым выражением лица и грязной рукой в кармане, а Ева осталась на единые с невидимым собеседником.
- Ну ладно. Хватит, крошка, приди в себя. Я тебе в данной ситуации помочь не могу, ты слишком далеко. Ты даже не представляешь, насколько далеко и, кроме того, слишком прочно вышла на пятно. Теперь помочь себе сможешь только ты сама. Я буду лишь подсказывать.
- Но кто ты? И что тут происходит? – продолжала спрашивать Голос Ева.
- Кто я? Назовём меня Невидимый помощник, летящий чтобы спасти тебя на крыльях ночи. Я - ужас, убивающий маньяков. Я - гроза всех извращенцев и заступник всех обижаемых. На самом деле я - твой хороший друг. Даже можно сказать почти твой парень. Правда не совсем твой, а твоей ментальной проекции на другой планете за несколько миллионов световых лет и встретимся мы с тобой ещё только лет эдак через пять-шесть сотен. Но об этом тебе пока думать слишком рано. Сейчас у нас другая задача.
- Но как ты разговариваешь, а тебя не видно? – Ева утирала слезы, ей становилось спокойнее.
- Да потому что я прямо здесь. В твоей голове.
- А разве такое бывает?
- Бывает к сожалению, как выясняется, и не такое. Но ладно нам некогда. Нам ещё надо выбраться из твоих страхов и ужасов. Ты ведь веришь мне?
- Да, но как мне тебя звать? Я правильно поняла, что ты мой новый невидимый друг?
- А что у тебя был старый? Н-да, это становится ещё интереснее… Ну, да прибудет с ним Юпитер. Да, я именно он, зовут меня Арес, но ты можешь звать меня просто - дядя Ари.
- Правда? Я всегда мечтала, чтобы у меня был такой друг как ты, дядя Ари, чтобы он защищал меня, помогал.
- Отлично, твоя мечта сбылась, Ева. Итак, тебе же не хочется, чтобы это старый мерзкий козёл дальше к тебе приставал?
-Нет, дядя Ари. Но мне так страшно. Он такой огромный и поставит мне двойку, а мама будет плакать.
- Не бойся, малышка, он тебе все врёт. Никакой он не учитель истории, это просто… переодетый Кощей бессмертный.
- Да? Ну конечно! Разве стал бы нормальный учитель истории так меня лапать?
Ева вспомнила их настоящего учителя по истории, того самого, которого сегодня заменял этот отвратительный Андрей Романович. Иториком был старичок, божий одуванчик, со смешным именем Адольф Иванович Молотов. Был он седой как лунь, невысокого росточка, с заметным пузиком, а на его лице росла ухоженная козлиная седая бородёнка. Адольф Иванович был очень добрым, постоянно что-то забывал, ходил быстро, как будто перекатывался, за что получил в школе прозвище Колобок. За всю жизнь Адольф-Колобок не поставил ни одной двойки, а единственным ругательством, которое слышала от него Ева, было: «Ах вы, милые негодники мои!».
- И правда, дядя Ари, на нашего учителя по истории этот Кощей никак не похож!
Ну вот теперь всё вставало для девочки на свои места. Это Кощей из страшной сказки решил её, сказочную принцессу, захватить в плен и превратить во что-то нехорошее.
- Но что теперь мне делать? Как победить этого Кощея?
В этот момент Ева увидела, что Кощей начал медленное движение. Если до этого он просто завис в воздухе, то сейчас он как будто начал оживать.
- Так хватит разглагольствовать, наш с тобой сеанс истекает. Я больше не смогу долго удерживать время. Ты должна всё вспомнить и сделать сама. Где смерть Кощеева в сказках? Ты же ходила на русскую литературу, мама же читала тебе сказки?
- Она, она… Кажется она в яйце… - недоумённо прошептала девочка.
- Вот видишь, умница, ты сама всё знаешь, - весело согласился Голос в голове.
- Но что мне теперь делать? - так и не поняла Ева.
- Действуй быстрее, думай. Ты знаешь все ответы сама, - голос невидимого дяди Ари звучал как будто издалека, он удалялся, растворялся в воздухе, будто чеширский кот.
Страшный же Кощей-Чикатило наоборот. Он становился всё реальнее, агрессивнее и возвращался из небытия. Девочка не знала, что ей делать, она была в панике от безвыходности ситуации. Как победить Кощея, где взять его яйцо? Что всё это значит? И тут взгляд Евы упал на карандаш, торчащий прямо из нагрудного кармана клетчатой рубашки Кощея «Москва-88». В голове малышки сам собой созрел единственно возможный план. Она уже была не тем плачущим забитым ребёнком во власти страшного монстра. Она была смелой Зоей Космодемьянской, отдавшей жизнь, но не сдавшейся. Она уже не хотела подвести ни маму, ни дядю Ари в своей голове. Мир вернулся в своей привычной ритм, пелена замедления окончательно пала.
- А знаете, что, Андрей Романович… - неожиданно для Чикатило ровным смелым голосом произнесла она.
От такой наглости тот даже удивился. Раньше с детьми такого не бывало, никто не мог сказать и слова, когда он переходил ко своей второй стадии. Чикатило изумлённо посмотрел на девочку через свои огромные очки.
- Идите-ка Вы на хер со своими ролевыми играми!
При этих словах, непонятно откуда взявшимся отточенным движением, Ева молниеносно выхватила острый карандаш из кармана «учителя» и с нечеловеческой силой засадила его в пах злодею. Карандашу, до того с маниакальной искусностью заточенному монстром, раньше была уготована совсем другая судьба. Но именно он прорезал ткань мешковатых штанов, трухлявые семейные трусы, и вонзился ровнёхонько в яйцо Кощея-Чикатило, навсегда делая Андрея Романовича Чикатило не способным к продлению рода. Штаны от меткого удара моментально намокли, самого же маньяка скрутило невиданной им доселе страшной болью, пронзающей тело адским спазмом, преддверием его погружения в бездну.
- Тут и сказочке конец, а кто слушал молодец! - весело и звонко сказала юная партизанка.
Весело, вприпрыжку, то на одной ножке, то на другой, запрыгала она в сторону двери, оставляя за спиной корчившегося на полу в приступах невыносимой боли, зажимающего пах и стонущего Андрея Романовича Чикатило.
Доскакав до двери Ева повернулась, послала извивающемуся в предсмертных муках «учителю» воздушный поцелуй и повернула ручку влево, против часовой стрелки, и вверх. Ведь, как водится, все ручки в школе, сделанные неверной рукой вечно пьяного слесаря-столяра Александра Васильевича, были установлены вверх ногами и открывались совершенно невообразимым способом наоборот.
Это была маленькая, но всё-таки победа бедной девочки над своими страхами, внутренними ужасами и самой собой.
Полностью читайте на:
