Человеческая жизнь зачастую сплетена из череды случайностей. Его величество случай определяет человеческую судьбу, порой счастливую, а порой горькую.
Так и в этой истории жизни маленькой девочки Яны из цыганского табора все могло бы повернуться иначе, если бы не цепь событий, определивших ее нелегкую судьбу.
Слова мама и папа были ей не знакомы, так как родителей она никогда не имела, а цыгане в таборе хоть и не обижали ее сильно, но особой отеческой заботы тоже не проявляли. Росла, как травинка в поле.
Когда девочке исполнилось восемь лет, ее присмотрел один циркач из шапито, и, узнав что она круглая сирота, хотел взять к себе, чтобы обучить и сделать акробаткой. У маленькой девочки было очень стройное тельце, она была тоненькой, как тростинка и гибкой, как прутик.
- Гуттаперчевая куколка, — сказал циркач. — Давайте я заберу ее у вас и сделаю артисткой цирка. Прекрасное будущее для сиротки, вы не находите?
Но в таборе за эту сделку запросили деньги, и немалые. Циркач разозлился и выкрал девочку, увезя ее подальше от табора, где она, как он думал, все равно никому не нужна.
Маленькая Яна страшно боялась этого бородатого дядьку. Он заставлял ее ходить в одних трусиках и обучал всяким трюкам, сначала на жестком дерматиновом матрасе, а затем на узком бревне и даже на каких-то подвесных веревках, с которых Яна все время срывалась и падала на тот же самый жесткий матрас.
Девочка часто плакала, дядька ее ругал и заставлял замазывать синяки жидкой пудрой, чтобы они не бросались в глаза.
Однажды вечером, после очередного выступления артистов, за которым Яна лишь наблюдала через грязную, вонючую занавеску, он сказал ей:
- Вот, смотри и учись. Будешь слушаться и делать все, что я говорю, будешь как они, под куполом летать.
Девочке стало страшно, но она согласно кивала, размазывая кулачком детские слезы, а сама боялась этого самого купола даже больше, чем страшного дядьку. В тот же вечер, когда все уснули, Яна тихонечко выбралась из своего закутка и убежала.
Приближалась ночь, и ей конечно же было страшно, но возвращаться к своему мучителю было еще страшнее, поэтому она неслась со всех ног, пока наконец не нашла пристанище в городском парке, где, забившись в кусты, провела ночь.
Вскоре цирк уехал. Яну, похоже, никто не искал, а если искали, то не нашли, так как она к тому времени уже прибилась к стайке разбитных бездомных мальчишек.
Жили они в заброшенном старом доме, который, вероятно, шел под снос, но руки у властей до него пока не доходили. Все эти мальчишки были, пожалуй, старше Яны, но приняли ее, как свою. Никто тогда, в хаосе и неразберихе конца восьмидесятых, не обращал большого внимания на бездомную ребятню.
Яну научили побираться, просить милостыню в людных местах, и жалостливый вид девчушки всегда вызывал сочувствие. И не известно, как бы закончилась ее жизнь, в каком приюте, если бы не случай.
Довольно известный художник Роман Дымский возвращался из Москвы в свой родной город. В Москве, в музее Современного Искусства на Петровке, прошла его персональная выставка под общим названием «Русские просторы».
Яркие, сочные полотна в народном стиле были высоко оценены и публикой, и критикой. Красота русской природы, самобытность маленьких русских деревень, бескрайность полей, синева рек, озер и неба не оставили равнодушными посетивших выставку нескольких сотен любителей народного искусства.
Роман Дымский был воодушевлен дальнейшими планами, о которых и размышлял, шагая по перрону к остановке такси. Уже спустился вечер, похолодало.
И вдруг он увидел девочку, совсем маленькую, худенькую, которая, съежившись, сидела на тротуаре с протянутой рукой и просила милостыню.
У мужчины вмиг сжалось сердце при виде этой картины. Беспросветная нищета в образе этого несчастного ребенка показалась ему чудовищной, и он не смог пройти мимо.
- Ты откуда взялась? — спросил он ее. — Где твои родители?
Девочка вскочила было на ноги и попыталась убежать, но Дымский успел ухватить ее за ручку и присел рядом с ней на корточки.
- Не бойся. Скажи мне, ты потерялась?
Девочка покачала головой и расплакалась.
- Ну-ну, не плачь. Успокойся. Я тебе ничего плохого не сделаю. Тебе есть куда идти? Ночь надвигается.
Девочка продолжала всхлипывать, утирая кулачком слезы и размазывая грязь по детским исхудавшим щекам. Тут Дымский заметил милиционера, спешившего через площадь и разговаривающего с кем-то по рации.
Он быстро подошел к нему, все еще держа девочку за руку, и хотел было спросить, куда обратиться, чтобы пристроить ребенка на ночлег, но милиционер отмахнулся от него, буркнув что-то типа: «В вокзальную милицию идите» и убежал по своим срочным делам.
Дымский растерялся. На тротуаре все еще стоял его чемодан, который он впопыхах оставил без присмотра, а за руку он держал беспризорного ребенка, и нужно было что-то решать. Вдруг рядом с ним остановилось такси.
- Куда вам, мужчина? — спросил его таксист. — Чемодан ваш?
Дымский долго не раздумывал. Он подхватил девочку на руки, притащил свой чемодан, который водитель убрал в багажник, и отправился домой. Ребенка бросить он не смог и решил разобраться с ней позже.
- Сначала накормить, помыть, успокоить, а там видно будет, — бормотал Роман Дымский, заводя девочку в свою квартиру.
Она уже перестала плакать, но все еще продолжала вздрагивать всем тельцем, стоя в его прихожей и оглядываясь по сторонам, как затравленный зверек.
Так судьба маленькой Яны была предопределена. Роман Дымский оформил опекунство, так как никаких концов родни девочки найдено не было.
Осенью он отвел ребенка в школу, в первый класс, хотя ей было уже восемь лет. А до этого, почти два месяца, он водил ее по врачам, и нанял учителя, чтобы хоть чуть-чуть подготовить ее к школе.
Для трудного периода перестроечных времен, когда каждый заботился только о собственном благополучии и выживании, это был благородный поступок.
Но позже, в середине девяностых, Роман Дымский решил эмигрировать во Францию, так как у него начались проблемы: несговорчивость с местными властями, отказ работать по их указке в ущерб своим творческим порывам, ну и, как следствие, немилость в высоких руководящих городских кругах.
В те времена в их городе строилась новая городская управа. Строилась с размахом, с помпой. Даже свой конференц-зал у них был спроектирован. Ну а там было задумано создать монументальное панно во всю огромную стену: «От древней Руси до новой России».
Дымский взялся за работу с воодушевлением, но когда почти закончил, собрали худсовет из городской и областной администрации, который раскритиковал работу художника.
- Где перестройка, успехи и достижения, путь к светлому будущему процветающей страны, мы вас спрашиваем? – бушевал самый главный критик, не имеющий к художественному искусству ни малейшего отношения.
Дымскому навязали новые образы современных политических деятелей, которые он должен был изобразить на полотне. Это была самая обычная «заказуха». Он не спал ночей, нервничал, работа не шла, и в конце концов Дымский отказался от заказа.
Руководству это крайне не понравилось, и его лишили звания «Народного художника» за гражданскую позицию, не соответствующую патриоту Родины, коим обязан являться Народный художник великой страны.
После этого он и решил бежать. Эмиграция далась ему нелегко. Стали вставляться палки в колеса, ему не отдавали Яну. Сами, мол, езжайте куда хотите, а девочка останется на родине под присмотром государства.
Идею пришлось отложить. Единственным выходом из положения являлась женитьба и удочерение Яны.
Дымский женился без любви и в спешке. На брак под предлогом выехать к Лазурному берегу согласилась его бывшая знакомая Алла Соловей, вдова с деньгами, некрасивая своенравная женщина, у которой жизнь как-то не сложилась.
Затем была долгая и нудная процедура удочерения Яны, и наконец, продав все подчистую, новоявленная семья отбыла во Францию.