Процесс познания всегда приносил мне удовольствие. В школьные годы я с нетерпением ждала 1 сентября и уже в августе начинала читать новенькие учебники. Я любила школу. А вот она меня — нет.
Одноклассники безжалостно травили меня из-за внешности. Конечно, выглядела я странновато: худая, с вытянутой шеей, зализанной челкой и тугой дулькой на макушке, носила очки и косила на один глаз. Не девочка, а магнит для унижений. Но я была единственной отличницей в классе, и со стороны сверстников, конечно, дальновиднее было бы иметь со мной более теплые отношения.
Насмешки были цветочками. Ягодки начались, когда мои смекалистые одноклассники увидели, как папа привез меня на уроки на крутой машине, и поняли, что мои родители — люди обеспеченные. Они стали толпой караулить меня у входа в школу и забирать мои карманные деньги. А когда купюры не приносили им должного эмоционального заряда, они ломали мне очки.
Меня обзывали косым зверем и очкариком, издевались как только могли. А я особо не злилась и принимала это по-философски смиренно: они же правы, я в очках и косая, что тут сделаешь.
Но где-то в седьмом классе мне это осточертело. Я хотела учиться в школе, а мне приходилось выживать. Решив, что так продолжаться не может, я собрала вокруг себя таких же униженных и оскорбленных и стала их главарем. Я давала им списывать — они давали мне поддержку и силы. Постепенно я поднялась в рейтинге и у травивших меня одноклассников, они стали просить у меня помощи в учебе. Я им отказывала, чем зарабатывала поклепы и доносы на меня учителям. И я получала от них нагоняй. Я никак не могла выбраться из этого круга, стала озлобленной и даже скатилась по учебе.
Так моя первая школа при моих хороших способностях чуть не отбила у меня все желание учиться. Но родители в итоге согласились перевести меня в другую школу, где все сложилось отлично: мне попались замечательные класс и педагоги.
Странно, но никто из учителей никогда не пытался меня защитить и прекратить буллинг. Наоборот, они будто специально сажали меня за парту со вторым очкариком, отделяя нас таким образом от всего класса. Несмотря на то, что я лезла из кожи вон, стараясь участвовать во всех школьных мероприятиях, у меня не получалось обратить на себя внимание взрослых. Выдержать эту тотальную беззащитность было тяжело, но за все годы я ни разу не заплакала в школе. Только дома бросала очки на пол и плакала навзрыд.
Школа играет огромную роль в становлении человека: в ней ребенок проводит большую часть своего времени. И мне так хотелось верить, что с момента моего обучения подход к этому процессу эволюционировал, что сейчас педагоги осознают, какую ответственность несут. Но не тут-то было.
Когда пришло время выбирать образовательное учреждение для моего сына, я, вспоминая свое прошлое в вонючих школьных туалетах, решила, что с ним моя ситуация повториться не может. Я подумала о том, что если у него и будут склоки в санузлах, то непременно в чистых. И определила его в частную школу.
Отбросив шутки, скажу, что на самом деле я надеялась, что там действительно будет пресловутый индивидуальный подход, о котором трубят в рекламе всех частных учебных заведений. Однако у меня очень много вопросов к нынешней школе Тимура.
Несмотря на то, что в классе всего 16 человек, а не 40, как было у нас, классный руководитель совершенно не видит детей и подход к ним, похоже, искать не собирается. Я ни в коем случае не думаю, что, раз мы заплатили за частную школу, Тимур там должен быть каким-то царем. Совсем нет. Мой сын прекрасно понимает, что у школы есть свои правила и им надо следовать.
Но у него есть характер: он достаточно авторитарный, любит систему. Он крупнее своих сверстников и за счет этого лидирует среди них. Он хорошо учится, быстро схватывает. И это как будто не устраивает нашего педагога.
Она, вместо того чтобы направить сильные качества Тимура и других детей в правильное русло, подсветить их таланты, научить более качественно взаимодействовать, разъединяет их и настраивает друг против друга. Она, например, говорит мальчишкам, что такой друг, как Тимур, им не нужен, потому что он со своим немаленьким ростом может сесть на них и раздавить. Еще устраивает разборки, якобы из-за того, что мой сын «подмял под себя полкласса». Мне кажется, это происходит потому, что Тимур неудобен для учительницы. Ей легче управлять детьми, когда каждый сам по себе, поэтому она их рассредоточивает.
Я чувствую, что история закольцовывается: я была аутсайдером, а Тимур — лидер, но отношение учителей к нам одинаково халатное. Школьная система не развивается, а топчется на одном месте.
Классные руководители для младших школьников — очень важные люди. И я хочу, чтобы у моего сына о школьных годах остались хорошие воспоминания. Поэтому я пробую потихоньку вносить изменения в коммуникативный процесс. Я говорю с учительницей, пытаюсь помочь ей лучше понимать моего ребенка, даю инструменты, чтобы ее работа была проще, эффективнее и приятнее в конце концов. Честно говоря, результаты пока неутешительные: людям всегда проще действовать по привычке. Но я очень упертая и верю, что мои усилия однажды дадут результаты и они будут полезны не только для моего сына, но и облегчат жизнь многих других детей!