Иногда я чувствую себя исследователем, заброшенным на чужую планету, из романа «Трудно быть богом»: можно наблюдать, закатывать глаза, протоколировать происходящее, нельзя ни на что повлиять.
Одни россияне пишут, как гордятся быть русскими. Другие - что стыдятся этого. Украинцы пишут, что презирают и ненавидят русских. Или - что радуются быть не_русскими. Все как будто бы точно знают, что это такое - эта русскость. Вы знаете? Я точно нет.
Перед тем, как оперировать какими-то терминами, необходимо дать им определение. Когда я говорю о любви своему мужчине - это не та любовь, из-за которой убил свою жену условный психопат с бредом ревности. Говоря о «любви», мы будем говорить с ним об очень разных вещах. Каждый из нас будет говорить о себе. Ура-патриот, говоря о гордости быть русским, будем говорит о своём желании быть сильным. Пацифист, говоря о своём стыде, будет говорить о своих ценностях. Говорящий о ненависти будет говорит о своей боли. Понимаете, мы все говорим о себе, но используем для этого совсем другие слова. Невозможность действительно сказать что-то про себя прямо вынуждает нас говорить это косвенно, через реальную или воображаемую принадлежность к группе. Не «я смелый/верный/агрессивный/жестокий» (выбрать нужное), а «в нашем роду все патриоты» или «русские - великая нация».
Наше сознание работает таким образом, что мы учимся определять себя через противопоставление: условная «я» - Иванова в отличие от Петровых, женщина в отличие от мужчины, россиянка в отличие от украинцев, славянка в отличие от европейцев, христианка в отличие от мусульман - список можно продолжать бесконечно. Главное, зачем.
Изначально идея противопоставления Я-не Я необходимо личности для определения своих границ: мы отделяемся сознанием от недифференцированного хаоса, чтобы ощутить свою уникальность, свою отдельность. Чтобы присвоить себе свою жизнь. Младенец един с мамой, и только в кризисе 3 лет начинает отделять себя от ее фигуры.
Все религиозные системы построены на идее первичного отделения индивидуального я (индивидуальной души) от абсолюта (бога): это первый шаг к индивидуации, к обретению знания о себе.
Чтобы отделиться, нужно противопоставить: себя - маме, отцу, всем «другим». Только оказывается, что человеческому разуму, эволюционно заточенному под коллективное выживание, с большим трудом даётся эта сепарация. Человек идет на полумеры: объединяясь и идентифицируясь с какой-то группой людей, делит мир на «мы» и не-«мы», находя в этом разделении иллюзию обретения собственной личности. Как если бы определение себя как части группы проясняло, кто я такой.
Невыносимо думать, что я - такой, как есть - совершенно уникален и совершенно одинок в этой своей уникальности. Что, хотя есть люди, которые чем-то на меня похожи, ни один из них не поможет мне понять всю правду про себя; что, хотя есть группы, близкие мне по каким-то признакам, ни одна из них не отражает всю мою суть. Когда-нибудь нужно будет уйти из родительской семьи. Что дальше придётся самой.
Желание остаться запертыми в условной безопасности какой-то группы, мы закрыты от мира и его многообразия, мы находимся в позиции свой/чужой, которая делает человека непроницаемым для правды: если «там» чужой, то ничего общего у нас нет.
Это неправда. Если наше самоопределение не завязано не определение какой-то конкретной группы, мы можем увидеть, что Я - это набор намного большего числа разных качеств. Если все женщины моей семьи принципиально не разводились, и через это себя идентифицировали, то определяя себя как часть этого рода, мы определяем себя как «преданных», запрещая себе, например, быть «свободолюбивой», потому что это не вписывается в концепцию «женщин нашего рода». Если держать в уме свою отдельность, неслиянность, самостоятельность, то, как ни парадоксально, можно обнаружить, что есть намного больше групп и людей, с которыми я могу взаимодействовать на основании сходства ценностей. Мир расширяется, становится объёмнее и правдивее.
Чтобы решиться выйти за рамки определения себя через слияние с той или иной группой, нужна смелость.