Два дня мы провели в уютном домике Тамары Васильевны. Мы бродили по окрестным лугам и лесам или выходили на берег Курильского озера. Очень большое и суровое, чёрно-синее вдали и светло-зелёное у берега, озеро лениво всплёскивало короткими волнами. Скалистые хребты с пятнами снега отражались в воде. Берег покрывали хорошо окатанные камешки тёмного цвета — галька и многочисленные обломки пемзы. Мы набрали их целый мешочек.
Когда выходило солнце, повсюду, куда ни глянь, над водой показывались и снова исчезали чёрные бугорки и треугольнички. Это играла нерка, выбрасывая из воды сначала «бугорок» — голову, а потом «треугольнички» — спинной плавник и хвост.
Вечерами мы устраивались на тахте, покрытой большой медвежьей шкурой, и Тамара Васильевна рассказывала о Камчатке, об озере, о повадках и жизни рыб.
Охотники не показывались, и мы с Вовкой решили, что они забыли про нас. Но на третий день утром, выйдя из домика, мы услышали шаги. За высокой травой и кустами не было видно идущего. Вовка побежал навстречу и вскоре показался вместе с Павлом. Павел выглядел усталым, недовольным.
— А ну их, — махнул он рукой на наши расспросы. — Там оставаться — только время терять. Ходили-ходили — ни одного свежего следа не видели. Ну и пусть сидят, а я попытаю счастья здесь. Моторочку дадите? — обратился он к Тамаре Васильевне.
— Что ж, берите, только уговор — внутренности нам, на анализ. А пожалуй, я и сама с вами проедусь.
Перед вечером мы отправились к северному берегу озера. Близ берега заглушили мотор.
— Теперь тихо! — шепнул Павел и взял в руки ружьё.
Мы замерли.
Неподвижной была тёмная и блестящая вода озера. В ней отражались сопки и снег. Неподвижно стояла лодка.
Я смотрела не на берег, а на лицо Павла, напряжённое, с плотно сжатыми губами и глубокой морщиной, разделившей сдвинутые брови.
По внезапно вспыхнувшему в глазах огоньку поняла: увидел. Неужели увидел? Затаив дыхание, повернула голову туда же, куда смотрел он.
Из-за далёких прибрежных кустов выглянул медведь. Не торопясь, осматривался по сторонам, видимо, прислушивался. Сделал несколько осторожных шагов. Потом повернул голову назад и издал едва слышный звук, похожий на хрюканье. И два маленьких тёмно-коричневых комочка выкатились из чащи, встали по бокам. «Медведица, — поняла я. — Неужели Павел будет стрелять?» Я покосилась на Павла. Он смотрел на зверей, не мигая. Ружьё лежало у него на коленях.
Ещё раз оглядев озеро, медведица медленно пошла вдоль берега. Медвежата затрусили рядом. Семья подходила всё ближе. Внезапно мать остановилась, слегка повела головой с настороженными ушами, несколько секунд простояла неподвижно и вдруг быстрыми тяжёлыми прыжками, подгоняя шлепками медвежат, скрылась с ними вместе в кустах. Павел чуть улыбнулся. Я облегчённо вздохнула.
Прошло довольно много времени, и снова там, куда скрылось медвежье семейство, показался медведь. Он был значительно меньше скрывшейся медведухи и темнее её.
Постояв немного, медведь решительным шагом двинулся по берегу. Время от времени он останавливался и прислушивался, слегка наклоняя набок крутолобую с маленькими ушами голову.
Было совсем тихо. С дальнего берега озера медленно надвигалась пелена тумана. Солнце уже ушло за горные хребты. Наша лодка стояла без малейшего движения. В воде, прозрачной, как стекло, скользили чёрные рыбы.
Внезапно с берега донёсся сильный плеск: как будто быстро били по воде палкой. Услыхав этот плеск, медведь приостановился и вдруг пустился бежать. Он бежал, смешно и неловко подскакивая и косолапя, туда, откуда доносился шум. Видимо, ему хорошо были известны эти звуки! Он знал, что к берегу подошло стадо нерки на нерест, и грузные рыбы били хвостами, «выкапывая» гнёзда-ямы для икры.
Павел поднял ружьё.
Так же беззаботно и весело подпрыгивая, медведь приближался, а блестящее стальное дуло двигалось следом за ним. Мне стало холодно. Мелкая дрожь охватила все тело. Как мне хотелось, чтобы Павел промахнулся!
А медведь всё подпрыгивал неуклюже, спешил навстречу своей гибели.
И вот он уже совсем близко от плещущихся рыб и от охотника.
Мишка был плохим рыболовом. Он не знал, что нужно подкрасться к рыбе и затем ловким движением лапы выбросить её на берег. А может быть, ему просто не хватило терпения, но только косолапый остановился на минутку перед нерестилищем, а затем бросился в озеро, с силой ударил лапой по воде, так что брызги разлетелись по сторонам, ещё раз ударил.
И тут раздался выстрел, за ним второй. Мишка подскочил высоко, повернулся, в два широких прыжка выпрыгнул на берег и скрылся в траве.
Убежал или убит?
Быстро причалив, мы выскочили из лодки. Павел с ружьём наперевес шагнул в траву, за ним крадучись скользнул Вовка. Мы с Тамарой Васильевной рассматривали следы на песке. Следы были небольшими, но всё же крупнее человеческих.
— Тс-с-с… — прошептал Павел. — Лежит.
Грохнул ещё один выстрел. Медведь не шелохнулся. Он лежал в густой траве на животе, подогнув под себя ноги.
С трудом мы втащили его в лодку.
Быстро темнело. Подул холодный ветер, по озеру побежали мелкие гребешки. Береговые скалы стояли в строгом молчании.
«Ах-аах-ха!» — кричали запоздалые чайки, стремительно проносясь над водой.
Лодка шла ходко, разрезая волну, разбрызгивая холодную пену.
Галина Ганейзер
(из книги «Какая ты, Камчатка?)