Сели в автомобиль, за нами взвод офицерья в шинелях с винтовками в грузовичке, в кузове. Приехали к заводу. А завод этот Путиловский, огромный оказался аж жуть, мы на проходную, там нас не пускают, я в нос охраннику с красным бантом на груди мандат тычу, кричу:
- Как ты смеешь, смерд! Ты видишь, что перед тобой член действующего Временного Правительства, да я тебя в кандалы, да я тебя в казематах сгною!
А следом из грузовика уже эсеры выгрузились, построились, как положено. Охранник посмотрел на меня, взвод взглядом смерил, усмехнулся.
- Да ты не кипятись, гражданин-товарищ-барин! Сейчас во всём разберёмся, – ответил мужик с красной ленточкой и револьвером на ремне и начал крутить ручку телефона, - алло, товарищ Лепсе? Да тут какие-то приехали, орут, ругаются, пройти хотят. Взвод золотопогонников с собой привезли, человек двадцать с винтарями… Что? Мандат? Есть такой… Ага, понял. Вы, граждане по какой-надобности?
- Да я ж тебе русским языком говорю, сволочь ты тёмная! Мы делегаты, от Временного Правительства, нам надо поговорить с главным из этого Вашего, как его, стачкома!
- А… Ну так бы сразу и сказали, а то всё сволочь, да сволочь… милости просим, гражданин-товарищ-барин, проходите! И солдатиков Ваших прихватите, вас там давно ждут, как сказал товарищ Лепсе, с распростёртыми объятиями.
- Вот так бы сразу! Куда идти, показывай дорогу.
- Да дорога у нас здесь у всех одна – к светлому будущему. А вам во-о-н туда, видите самый большой корпус цеха литейного? Вот, вам как раз ровнёхонько туда, да вот по кирпичной дорожке, пжалте, не ошибётесь.
По осеннему морозцу мы добежали до ворот цеха. В близи они были просто гигантскими. Стройным шагом в сопровождении отряда мы вошли внутрь. Внутри помещение оказалось ещё большим, чем казалось снаружи. По периметру стен шли многоуровневые эстакады-лестницы, сам цех пересекали рельсы для завоза сырья, а в углах дымились мартеновские печи. Откуда-то сверху свисали цепи и специальные подъёмные механизмы. Производство вокруг было мне не знакомо, но внешне выглядело очень сурово и монументально, по конвейеру разливался раскалённый металл, а рабочие в черных спецовках и брезентовых фартуках закидывали в печи уголь. С противоположной стороны от входа сгрудилась кучка народа, туда мы и направились. Когда подошли, увидели стол, сидящего за ним немолодого человека в круглых треснувших очках, кожаной кепке с поломанным околышем и традиционной красной ленточкой, такой же выцветшей кожаной куртке. Человек что-то живо обсуждал с обступившими его рабочими и не обращал на нас ровно никакого внимания.
- Товарищ Лепсе, - обратился к нему я.
Человек поднял глаза, люди расступились. В этот момент на меня дыхнуло тьмой. При чём не нашей, вампирской, а враждебной, тьмой, с другой стороны. Мои клыки тут же обострились, я облизнулся, сжав кулаки и скрывая вылезшие когти, прорезающие перчатки.
- Нет, его пока нет, а вы чего хотите? Кто вы вообще такие?
Я протянул ему мандат.
- Мы – делегаты от Временного правительства. Пришли узнать, что здесь происходит, почему бунт, какие требования.
- А зачем же вам тогда взвод солдат, коли вы делегаты? Вы ж поговорить пришли? Или чего другое удумали?
- Не вам задавать вопросы государственным делегатам! Вы, собственно, кто?
- Я-то… Я - товарищ Скороходов, зампредседателя стачкома, а по совместительству единственная здесь, на заводе законная власть, так как мы, большевики, никакого временного, как вы говорите, «правительства» не признаём.
- Что? Да как вы смеете?!!! Не признавать? Молчать! Да я Вас в казематах сгною, - заорал «министр народного призрения», - да Вы знаете, с кем Вы разговариваете?!!!
- Ты, дедуля охолонись, - повернулся в сторону Ивана Николаевича двухметровый рабочий с квадратными челюстями и пудовыми кулаками, - а то не ровён час, заденем. И ты это, повежливее с избранной властью, а то у нас тут пока одна мера революционной справедливости – к стенке и привет. А другой мы пока того, не придумали ишчо.
- Как? Как ты смеешь, смерд, холоп, меня, Министра, пугать! Да я таких, как ты, сотнями… из пулемёта на фронтах Первой мировой.
- Иван Николаевич, - одёрнул его тихонько я, - успокойтесь, не будите лихо, пока оно тихо. А то чувствую, живыми нам отсюда не уйти…
- Что? - завопил министр призрения, не вняв голосу разума, - и Вы туда же, Викто́р? Измена! Да я вас всех тут сейчас…
- Ты что разорался-то? Ты к нам пришёл или мы к тебе? Ты чего хотел-то?
- Подать сюда Вашего главного, этого, как его, тьфу, Лепсе-Мепсе! Я с шестёрками разговаривать не намерен!
- С шестёрками... вон оно, как ты нас окрестил, Ваше бродь, - усмехнулся товарищ Скороходов, поправив очки, - ну ничего мы не обидчивые, только вот я всё в толк не возьму. Вот вы прийти-то сюда пришли, а как уходить-то будете и не подумали…
- Что? Мне? Бессмертному? Угрожать? – Ефремов разошёлся ни на шутку, мы же с Зарудным только переглядывались, да помалкивали, не встревая в конфликт, - всё, моё терпение лопнуло, солдаты, взять его!
Взводный, казалось только того ждал.
- Взв-о-о-о-о-д! То-о-о-всь!- скомандовал он, эхо разлетелось по цеху.
Эсеры вышколенным движением подняли ружья на изготовку и прицелились в кучку рабочих, застывших у стола, застучали взводимые затворы.
- Это Вы на нас что ли? – тот самый рабочий-гигант удивлённо поднял брови, - Василь Максимыч, ты этот номер видел?
- Видел, Петька, видел. Такого номера я давно не видел, - старичок в очках оставался совершенно спокоен, приподняв глаза он сказал, - всякое, я, господа хорошие, видел, но такой глупости как у Вас, ещё никогда. Эй ребятушки, выходи!
Он совершенно непредсказуемо и неподобающе для данной ситуации вложил пальцы в рот и громко свистнул. В тот же миг отовсюду: слева, справа, сверху, на всех эстакадах, снизу из мастеровых ям, на лестницах, всех уровнях и конструкциях, как по мановению волшебной палочки, возникли сотни винтовок, нацеленных на наш маленький взвод и троицу незадачливых министров. Рабочего народу с ружьями и штыками было столько, что просто не поддавалось подсчёту, сотен пять не меньше. И все они дружно передёрнули затворы. Товарищ Скороходов тоже достал из ящика в столе маузер и положил его перед собой.
- Взво-о-од, слушай мою команду! Ружья на пле-е-чо! – скомандовал, поняв безвыходность ситуации взводный, - Шаго-ом! Арш!
И взвод эсеров под оглушительный хохот рабочих так же, как и вошёл, в ногу, чеканя шаг, ретировался, на выходе заметно прибавляя шаг и не желая участвовать в расправе. Видать шибко они испужались, потом после них вонь стояла такая, хоть святых выноси. Мы остались втроём, без оружия и какой-либо охраны, один на один с полутысячной толпой вооружённых работяг, под прицелом ощетинившихся ружей. Одно неверное движение, слово, и нам - крышка.
- Говорю же тебе, чудак ты человек, - с улыбкой продолжил Скороходов, - что войти-то сюда таким как ты просто, а вот выйти… Куда сложнее и не у всех получается. А точнее ни у кого.
С Ефремова удаль и пыл как рукой сняло. Он понял, что мы попали в самую что ни на есть ловушку, возглавляемую оборотнями, да не самого последнего десятка. Вон как люди им подчиняются. Это же надо суметь такую толпу прикрутить, чтобы она так твои приказы выполняла! Вампирам нашего уровня такое даже и не снилось.
- Давай-давай, проходи, не задерживай! – несколько рабочих больно ткнули нас штыками, подталкивая в сторону двери в стене.
Поняв, что сопротивление бесполезно, мы вынуждены были подчиниться. Предвидя страшный исход, я решил сделать последнюю попытку:
- Товарищи, среди Вас есть социал-революционеры или социал-демократы? – заорал я толпе.
Но в ответ услышал только гомон и усмешки.
- Есть-есть, - засмеялся Скороходов, - как не быть, не ори, сейчас вы с ними и повстречаетесь.
Конвоируемых десятком человек с винтовками нас, бесцеремонно больно подталкивая, куда-то потащили. Мы шли по лестницам, переходам, а на каждом повороте, в каждом зале, нас встречали вооружённые люди, заслоны, охрана, пулемётные точки с мешками. Все двери за нами аккуратно закрывались конвойными на ключи, из чего становилось понятно, что выпускать нас отсюда уже никто не собирается. Мышеловка захлопнулась. В итоге я окончательно потерял счёт поворотам и перестал ориентироваться в замысловатых коридорах завода. Было ясно одно – нас ведут куда-то вниз, в подземелье. Наконец мы остановились перед огромной железной дверью с круглым шлюзовым затвором.
- Ну вот, мы и пришли, - товарищ Скороходов.
Затвор на двери повернулся влево и дверь приоткрылась.
- Заходи, не задерживай, господа, едри Вашу мать, - нас больно, прикладами втолкнули внутрь.
Внутри мы попали в большое просторное подземное помещение-бункер. Прямо перед нами стоял стол с сидящим за ним человеком. Он встал и направился к нам. Что-то нечеловеческое было во всей его фигуре, осанке, походке. Огромный рост, непропорционально большая голова, седые волосы, напоминающие шерсть…
- А, временные… Делегаты… Ну что ж, давайте знакомиться. Я – товарищ Лепсе, председатель стачкома Путиловского завода. А вы кто? Да не представляйтесь, наверняка какие-то министры-капиталисты. Мне это не интересно, да и не важно теперь уже… Вы, говорят эсеров искали? Так вот они, извольте видеть, все здесь, как на картине.
Бункер делили на две части арочные колонны, выполненные полукругом. Лепсе проводил нас во внутреннюю его часть и показал на противоположную стену из красного кирпича. О ужас! На этой стене были распяты вампиры. Я чувствовал, был уверен, что это именно они, мои собратья из нашего же клана, кого-то из них я кажется уже раньше видел. Никогда ни до этого, ни после этого, я не видел мёртвых упырей. Ну так чтобы совсем… Мы же бессмертные, и чтобы прямо так… низвергнуть нас в геенну огненную, изгнать из оболочек, вместе с демонической сущностью внутри… И развесить на стене пустые оболочки, как приколотых иголками бабочек, в коллекции лепидоптерофилиста, да ещё в форме про́клятой звезды… Это, прямо скажем, зрелище не для слабонервных. Ну и что тут говорить, поплыл я. Именно тогда и единственный раз в жизни я и испытал страх, точнее ужас. Я понял, что всё… моя бессмертная жизнь кончилась, обратно отсюда я уже не выйду… В штанах моих растеклась тёплая жидкость – не выдержал, расслабился от страха мочевой пузырь
- Ну что, убедились, все здесь? Отличная для вас компания! Ты что это, молодой, обгадился? Эк, какая впечатлительный, а ещё вампир.
Лепсе стал окончательно терять человеческий образ и трансформировался в огромного волка. Он видать как-то мог воздействовать на нас, потому что мы потеряли способность двигаться, нас парализовало. Откуда-то сзади и сбоку на нас накинулись его сородичи, стая серых волков, нас скрутили, потом я ничего не помню. Поняв, что всё кончено, я окончательно потерял сознание.
*****
Очнулся я привязанный к стулу, напротив всё той же красной кирпичной стены в бункере под Путиловским заводом. Мёртвые, пустые оболочки Зарудного и Ефремова, заполнив собой недостающие элементы в «про́клятой звезде» висели напротив меня на стене в противоестественных позах и смотрели пустыми безмолвными глазницами. Я завыл, засвистел ультразвуком, как могут только летучие мыши перед смертью.
- А, очнулся? Да не свисти ты, денег не будет. Заткнись и слушай меня внимательно. Тебе повезло. Ну не хватило места на стене для тебя, панно собрано, коллаж готов, пентаграмма скоро придёт в действие, ты ей не нужен, слишком молодой, чёрной энергии не вобрал. Поэтому, дуй сейчас ко своим этим, временным, и передай, что 7 ноября мы за ними придём, пусть ждут. Всё, свободен!
Путы на моих конечностях упали, я из последних сил обернулся летучей мышью и стремглав полетел прочь, на волю под улюлюканье большевиков. Такого страха как тогда, я не испытывал за всю свою многовековую жизнь…