— Ты снова здесь? Сколько раз я просил оставить меня в покое!
Она смотрит на меня бесстыжими колдовскими глазищами и кутается в коричневый плащ.
— Уходи! — говорю я и, стараясь казаться грозным, делаю шаг в ее сторону.
Она хохочет и скалит белые зубки.
— Нет, милый. — О, этот голос! Как он сладок, как манит к себе! — Даже не пытайся. Ты хочешь меня, и не нужно отрицать этого...
Она такая... Тоненькая, бледная, с лихо вздёрнутым носом. А волосы! — целый водопад переливается всеми оттенками тёплых цветов. Рыжее неистовство выбивается из-под простенькой замшевой повязки на голове, солнце играет на этом огненном чуде, бросает светло-желтые блики, а у самого изгиба нежной шеи, оттененная хрупкими ключицами, — коричневая полутьма.
Она такая... Этого не передать словами.
Подходит ко мне, нахально смотрит снизу вверх, берёт мое лицо в ладони — бархатные, как кошачьи лапки.
— Уходи, — бормочу я и ищу губами ее губы.
Я ненавижу её, но не могу без неё жить. Когда она уходит, кажется — всё! Исчезло наваждение, напился, насытился с головой, хватит. Но проходит время — и снова начинаю её ждать. Так путник грезит о вечернем огне, так страдающий от жажды не чает дождаться, когда послышится перезвон ключа.
Она однажды пришла и просто так, походя забрала мое сердце.
— Дорогой! — голос жены с кухни. — Пора ужинать!
— Иду! — отзываюсь я, зарываясь в рыжие волосы лицом. О, этот запах... Когда придёт время умирать, хочу, чтобы он был последним, что я почувствую в этой жизни.
Мой маленький дом увит плющом, и на заднем дворе зреет тыква. Яблони уже начали ронять налитые плоды — пора собирать первый урожай. На кухне хлопочет жена, накрывает на стол, подаёт похлёбку из куриных желудков.
— С тобой что-то не так, дорогой, — замечает она, разламывая хлеб.
— Всё в порядке, — отвечаю я машинально и погружаю деревянную ложку в суп.
Кто утверждает, что женщину можно провести, — я этого хвастуна сам бы извалял в меду и перьях!
— Опять она, да?.. — голос жены горек, как спелая рябина.
Я молчу, я всё ещё чувствую пряный вкус ее кожи, головокружительный запах, её тело, ускользающее из объятий.
Жена на миг отворачивается, смотрит в окно, следит, как заходит солнце и хмурится небо к дождливой ночи. Ее губы дрожат, как обреченные листья, что бессильно цепляются за ветки. И вдруг, через силу, она касается моей руки и шепчет:
— Иди.
Я вздрагиваю от неожиданности:
— Что?..
Это больно и противно — столько лет разрываться между женой и любовницей. Обещать себе, что сделал выбор раз и навсегда, — и снова срываться, падать в рыжий водоворот, а потом возвращаться домой побитым псом и видеть скорбную складку меж бровей у той, что отдала мне жизнь.
Но отвергнуть её оказалось выше моих сил. Наши ночи были феериями безумия, наши дни были полны споров и смеха. Она — горькое и кратковременное счастье, к которому рано или поздно приводили все дороги. Я мчался за ней со склона, ловил и заключал в объятия. Она пряталась от меня в роще, дразнилась и щеголяла калиновым монисто, и холодный монотонный дождь заливал нас. Я пытался укрывать её своим плащом, а она вырывалась, хохотала и плясала босиком в грязи и жухлой траве.
— Иди, если не можешь без неё, — говорит жена, и я вижу, с каким трудом даются ей эти слова. — А я буду ждать.
Я не верю своим ушам.
— Ты же ненавидела её. Ты же боролась с ней за меня!
Моя милая мудрая спутница жизни грустно улыбается:
— Это бессмысленно. Не знаю, чем она тебя так околдовала, но тебе без неё не жить. Ты только возвращайся, пожалуйста. В этом доме я всегда буду теплить огонь для тебя.
Дорогая моя, бесценная, понимающая! О, как я счастлив, что именно с тобой взошел много лет назад к брачному алтарю! Я целую её руки, натруженные от домашней работы.
— Я вернусь, я обязательно вернусь, как всегда. Я привезу тебе ожерелье из аметистов, а к Рождеству куплю соболиную шапочку, помнишь, какую ты хотела?..
— Иди уже, — усмехается жена. — Не нужны мне шапочки. Ты только вспоминай обо мне, хоть иногда. Может, у неё и роскошные волосы, но нет ни дома, ни очага.
— Родная, я никогда о тебе не забываю! Просто...
Просто она — не случайное увлечение, не всего лишь любовница. Она часть меня, суть моей жизни. Если б её вдруг не стало — душа содрогается при одной лишь мысли! — мне было бы незачем жить.
Жена не провожала меня, она ушла в верхнюю комнату и занялась рукоделием, словно я отправлялся на ярмарку в соседнюю деревню. Я вышел под мелкую морось, полной грудью вдохнул терпкую горечь палой мокрой листвы. На мне был видавший виды латаный-перелатаный плащ, за спиной болтался полупустой мешок. А ещё — бережно упрятанная в плотный чехол от дождя старая лютня.
Она бесшумно вышла из-под сени алых клёнов. Капельки дрожали на буйной гриве, и в желтых с прозеленью глазах светилась гордость.
— Я снова победила, да? — она игриво красуется, как деревенская девчонка на посиделках.
— Ненавижу тебя... — притягиваю её к себе, и голова идет кругом от горького запаха.
— Никуда ты от меня не денешься, милый. Я — твоя единственная судьба.
Мы идём, обнявшись, по размокшей от вечных дождей тропе. Мы будем бродить вдвоём по деревням, сёлам и городам. Я настрою лютню, начну играть и петь, и в мою потёртую шляпу градом посыплются монеты. Она станет танцевать у ночных костров и кружиться в огненных вихрях волос, а затем ласкать меня и нашёптывать разную любовную чушь. Так будет, пока пламя не подёрнется коричневатой дымкой и не начнёт гаснуть под белой порошей.
Тогда она улыбнётся мне усталыми глазами, погладит по щеке и крепко поцелует на ночь. А наутро она исчезнет, и я продрогну на сырых ветрах, и постель моя окажется холодной, а о ней будет напоминать только скорченный пожухлый лист на моей груди. Падёт наваждение, и я поклянусь, что больше никогда в жизни не оставлю дома и не пойду слепо за этими невозможными жёлтыми глазами. Сложу заработанные монеты в кошель и поверну туда, где потрескивают дрова в очаге и искры летят из дымохода в замерзающее небо.
На обратном пути я и впрямь куплю жене соболиную шапочку и ожерелье. Хватит ещё и на шубку, пожалуй. Она заслуживает.
Автор: Эльвира Суздальцева
#сказка #фэнтези #фантастика #фантастический рассказ #рассказы #мистика #чудеса рядом