Смотрю на К. Потом смотрю на К-К-С. Говорю К-К-С как можно спокойнее:
...вы хоть понимаете, что мы друг друга поубиваем?
К-К-С посмеивается:
- А вы не поубивайте.
К недовольно морщится:
- А других, что ли, нет?
- А этот чем не нравится? – К-К-С кивает на меня. Нет, все-таки он К-К-К-С, так будет вернее.
- Так он же Эс.
- А вы Ка.
- Слушайте, я и без Эс отлично жил, если вы не заметили! И он без меня, кажется, тоже...
- Ну а теперь вместе поживете... ну, не поживете, ну разберетесь с этим делом... давайте... на площадь Несогласия...
Обреченно выходим от следователя, стараемся не смотреть друг на друга, думаю про себя, как бы нам разделиться, насколько это возможно. К, кажется, уже смирился со своей участью, услужливо подсказывает мне, осторожнее, здесь стена, а тут мост, а тут вот ступеньки вверх идут, не споткнитесь... Не выдерживаю, вспыхиваю, парирую, что вы извините, конечно, я тридцать лет как-то в этом городе ориентировался, и еще столько же без вашей драгоценной помощи проживу.
- Да, а мне вот непросто как-то, - отвечает К, - не подскажете, перед нами все чисто?
Мне так и хочется соврать, что все чисто, можно идти, - скрепя сердце признаюсь, что впереди стена дома, а дальше дорога идет под уклон вниз. Утешаю себя тем, что скоро К здесь не останется, ни одного – чувствую, что К утешает себя тем же самым, что скоро в городе не останется ни одного С, пусть так думает, если ему так легче...
- ...вот здесь.
Я уже и сам вижу, что здесь, фрагменты тела на мостовой, наклоняюсь, ощупываю, чтобы убедиться, что здесь не просто разрозненные фрагменты, а весь труп целиком, К одергивает меня, да постойте, скажите, что вы видите, и что я вижу, и трогать ничего не надо будет... Хочу отрезать, что и раньше прекрасно без этого справлялся – тут же понимаю, что он прав, черт его дери, ничего тут не поделаешь...
- Правая рука есть... левая до локтя...
- ...и ниже локтя тоже...
- ...левая нога... до колена...
- ...и выше колена...
- Горло перерезано...
- Я карманов на одежде не вижу, вы видите?
- Есть на куртке...
- Документы при нем есть какие-то?
- Сейчас гляну... нет, ничего...
- Что же... давайте потрет рисовать...
Снова едва не вспыхиваю, ты мне еще указывать будешь, что делать. Злюсь на него, еще больше злюсь на себя, что он прав, черт его дери, и ничего не остается кроме как выполнять...
- ...нижнюю половину лица не вижу...
- Ничего, я вижу, сейчас дорисую... вот так...
- И что дальше предлагаете? Ходить по ближайшим домам, спрашивать, не видели ли такого?
- Ну... боюсь, больше ничего не остается...
Понимаю, что и правда не остается ничего больше, покорно поднимаюсь за К по не видимой для меня лестнице, всем своим видом стараюсь не показать, что не вижу лестницу у меня под ногами, чер-р-рт, чуть не лечу кувырком, вот только подхватывать меня не надо, я не кисейная барышня, и мне уже не три годика. Вижу кусочек двери, думаю, что здесь же и вся дверь, стучу, жду сам не знаю, чего, когда уже готов решить, что дома никого нет, кусочек двери приоткрывается, вижу блеклые глаза, что-то вроде пледа на плечах, а больше ничего нет. Обычно такие люди бывают С, а это почему-то К, интересно, как она на себя в зеркало смотрит, или ей достаточно видеть глаза...
- А его дома нет.
- Кого?
- Ольки моего, кого...
- А Олька, это же женское имя?
- Да какая Олька, Оливер он... А вот он Эс, а я Ка, а мы как теперь будем?
- А ему сколько лет?
- Да семь исполнилось...
Понимаю, что мне нечего ей ответить, мне самому себе нечего ответить, только потихоньку порадоваться, что не успел обзавестись женщинами с глазами и Ольками, которые Оливеры.
- Разрешите вас на пару минут...
- Сколько?
- На пару.
- Нет, ну сколько вам заплатить-то?
- За... за что заплатить?
- Ну Олька мой чего разбил?
- Да ничего он не разбил, мы не про Ольку, мы вот... взгляните... вы человека этого знаете? Портрет видите? Мы его и в Ка и в Эс рисовали, должны увидеть...
- Да вижу, вижу... Он напротив живет...
Екает сердце, все кажется слишком простым, до неприличия простым, вот так толкнуть соседнюю дверь, которую я не вижу, мой напарник делает это за меня, мы оглядываем полупустую комнату, бр-р-р, что за манера, бросать вещи в кучу, вешалки – нет, не слышали, а это еще что за вторая куча, пожелтевшие бумаги, зарисовки города, выполненные в спектре Ка...
...в спектре Ка...
...хотя стоп...
Показываю бумагу напарнику, спрашиваю:
- Вы... что-нибудь видите?
- Город.
- Правда? Город? Город, каким вы его всегда видите?
- Ну да... вам рассказать подробно?
- Не-не, не надо... только... черт возьми, я тоже вижу город...
- То есть, хотите сказать, это рисовали как минимум два человека?
- Нет... боюсь, что убитый был Ка-Эс. Чистый Ка-Эс, не К-К-С, не К-С-С, а чистый...
- ...такие называются Эф.
- Почему Эф?
- Не знаю я. Но Эф.
.
- ...кто-то убивает Эфов, - сообщаю нашему К-К-С.
К-К-С смотрит на нас оторопело, как будто видит первый раз.
- ...Эфов – повторяю я, - это те, которые одновременно и К, и С, видят и так, и так. Кто-то убивает их...
- Это... это неправильно. Неправильно.
- Конечно, неправильно, убивать нельзя...
- Да нет... неправильно, что вы живы...
- В смысле?
- В смысле... вы с Эсом должны были убить друг друга, красные ненавидят синих, вы не должны были ничего раскрыть, никаких дел... И мы должны были благополучно перебить всех Эф, а потом город отойдет или к синим, или к красным, синие или красные уедут, красные или синие останутся...
Переглядываюсь со своим напарником, намекаю – знаками, знаками – что нас двое, а он один, и не стоит большого труда его скрутить, вот так, и сказать коронное:
- Вы арестованы...
.
- ...ну что там? – арестованный смотрит на нас с нетерпением.
Не понимаю, вернее, делаю вид, что не понимаю:
- Что – что там?
- Красные? Синие?
- Да вы не поверите...
- Да я уже во что угодно поверю.
- Что, поверите, что ни от красных, ни от синих нет сигналов?
- Ничего себе... – арестованный молчит, задумывается, - интересно, а эфки в городе еще остались?
Тоже невольно задумываюсь, а сможет ли кто-нибудь увидеть наш город таким, какой он есть...