Из комы я вышел утром, а выписали меня уже к вечеру.
«Вы совершенно здоровы!» – с удовольствием заверил доктор Депершмидт. Они готовили мое тело к приходу в сознание – «Стандартная процедура!», и, пожалуй, даже его улучшили. Странно прийти в себя, почти беспамятным, на больничной койке притом, но с ощущениями тела, требующего немедленной пробежки по парку, еды далеко не больничной, и, разумеется, секса.
Доктор был очень любезен, но торопился на дачу и доверил мою выписку роботу-медсестре.
- Освоитесь, - сказал он. - Что делать, куда идти – поймете сами. И про память сказал: ну зачем она вам? Будете жить наново еще лучше, спасибо – не скажу кому (хмыкнул) – тоже узнаете…
Сестра выдала одежду – вполне приличный костюм, ботинки и браслет. В коме я был долго, что-то около тридцати лет и она пыталась копировать тот медицинский персонал.
- Иди голубь, - сказала она, и так залежался. - Доктору, уже, поди, после бани да рюмочки захорошело, а мне еще в ночь дежурить. Трудишься за всех, таскаешь утки из-под иных годами, а на прощанье ни благодарности тебе, ни коробочки там, что ли, пожилой женщине…
Я вышел в сумерки, спустился по гранитным ступеням крыльца и оглянулся. Дверь приемного покоя щелкнула замком и во всем здании погасли окна. Единственный пациент больницы был выписан.
«Идем, куда глаза глядят, да побыстрее, может, еще, продают…» – строго велел информационный браслет. В него зашили психоматрицу какого-то приятеля, единственного, оказавшегося в базе матриц из людей, когда-то знавших меня. И мы пошли. Аллеями, мимо прогуливающихся горожан, мамочек с колясками, собак, резвящихся на полянах, шахматистов на скамейках, детей, кормящих белок, и просто людей, дремлющих в траве (на моих глазах из кустов выехал механизм и укрыл спящего пледом).
На вопросы о моем прошлом браслет отвечать не стал, а на вопрос, как его зовут, сказал огорченно: «Совсем, брат, тебе память отшибло. Вот возьмем – снова и познакомимся… Василий, короче». Ситуация простая, сказал он, браслет нужен для минимальной адаптации, больше собеседник, чем информатор. Все воспоминания – только самостоятельно, да и те не приветствуются.
Я спросил вдруг, какое сегодня число. «Что!? Ни век, ни год – почему именно число тебя интересует?» – «Не знаю…»
Фонтаны цветущего бульвара отражали подсвеченными струями последние волны зноя. В лиловых брызгах, по колено в воде, отчаянно сражались малолетние бандиты, заходясь злодейским хохотом от особенно удачных выстрелов собственных водяных пушек (и лучше всего – в физиономию подельника).
Один из фонтанов не был чашей – в центре его, среди струй воды высился памятник. Полная нелепица, на мой взгляд. Это был мужчина, едва ли богатырской выправки, но в доспехе воина, надетом на костюм. Котелок на голове. Взгляд с прищуром, подкрученные усы. На грудь в кирасе с рельефом черепашьего панциря свисает пенсне. Кисть одной руки – манжета, запонка – лежит на рукояти непонятного оружия («Мечебластер!» – возмущенно крикнули мне из фонтанных струй), другая рука держит обыкновенные бухгалтерские счеты. Стрелки отглаженных брюк и остроносые туфли. У ног мужчины, в судорожных извивах расположилась вполне омерзительная, бронзовая же, и, вроде как, побежденная, предлинная тварь. По рассмотрении оказалось, что она вся сплетена из календарей. Числа, годы, спирали и кольца множества дней. На постаменте табличка:
памятник ОСВОБОДИТЕЛЮ
Разумеется, большего и не требовалось объяснять, особенно мне.
- Это великий человек, - ответила мне мамочка с тройней в широченной коляске. - Если бы не он – нас бы всех, счастливо живущих ныне – на свете не было.
Сначала она хотела завести двойню, но ночью ей приснился вот этот мужчина, как есть, в доспехах, без брюк, но в ботинках, и это произвело на нее такое впечатление, что наутро, в клинике, она попросила врача добавить ей третью оплодотворенную яйцеклетку…
У памятника и подстрелили меня бандиты, почти не прячась, привлеченные отглаженной цивильностью моего костюма и неадекватностью вопросов про мечебластер.
– Немного не успела! – сказала подошедшая девушка, отводя меня в сторону из водяной расправы, – вы так торопились из больницы…
«Вот! Длинноногая, глазастая деваха. И далее – по классической схеме: портвейн, трамвай…» – обрадовано сказал Василий.
– Меня зовут Инга, на первое время – ваша девушка, согласно программе адаптации, пока… – тут она чуть запнулась, явно вспоминая формулировку, – пока вы не найдете себе что-нибудь получше. Доктор сказал, что вы предпочитали эту логику в личных отношениях до травмы.
Я взял ее за руку и мы снова пошли. Было славно, но чуть беспокойно.
- А какое сегодня число?
– Двенадцатое, а что?
Эту короткую летнюю ночь мы провели в компании Ингиных друзей, людей молодых и каких-то органично счастливых, судя по тому, как непринужденно они развлекались. Впрочем, я и у них спросил про Освободителя. И мне насыпали версий от души: освободитель страны от врага; людей от любых комплексов; мира природы от людей; жилплощади или стеклотары (версия Василия) и тому подобное. А невысокая девушка, с твердым взглядом поведала мне, что памятник поставлен одной женщиной своему мужу, за то, что тот честно и просто освободил место в ее личной жизни, не потратив до конца лучшие годы жены. Ничего-то они толком про Освободителя не знали и тому не огорчались, хотя сама фигура вызывала восторженный отклик у всех…
– Про Освободителя знал наш сосед, – сказал кто-то, – совсем ветхий старичок, едва не умер недавно. Очень на него злился, поминал плохо всякий раз, годами что-то носил к памятнику, бумажки непонятные бросал. Так ногой на него топал, что однажды и Депершмидт еле успел откачать, теперь ходить не может, только губами чуть шевелит.
Формула Василия легко преобразовалась в распитие легких вин и катание на яхте по реке, вот только катали и поили меня. Да и потом Инга быстро проявила инициативу … Мы лежали на верхней палубе обнявшись, в теплой ночи. Затем, в приятную дремоту пришел беспокойный сон.
***
…Это был дом, в котором каждая вещь, казалось, направилась к выходу. Сквозняки беды моментально высвистали тепло уюта и привычные обитатели перронов-терминалов – чемоданы сгрудились в прихожей. Грязные ботинки людей в форме заставляли страдать дружелюбный ковер в гостиной. В небольшой светлой комнате покрылась пылью, стала холодной пластмассой, компания детских игрушек. Вода уходила: ревом пароходов, закрывающих навигацию, стонали водопроводные трубы в стенах, и только марсианскую ржавчину выплевывали краны ванн в чужие грязные руки. Давно и по-английски ушел свет, внезапно сделав немым дверной звонок.
И от всех этих перемен, от неожиданной грубости входящих, сдалась строгая входная дверь – отпустив язычок замка, ослабнув петлями – приоткрылась, а почтовый ящик на ней задохнулся от счетов.
И от ворот уже сигналила машина, оставляя только мгновение на жалость к покинутому дому, к внезапно прерванной в этом жилище совместной жизни людей, животных, вещей, растений и всех призраков счастливого будущего…
***
– Ты весь трясешься… – сказала Инга, тихонько гладя меня.
– Не знаю… Тринадцатое число?!
Мы сошли с яхты, и пошли улочками вдоль реки, мимо чьих-то домов. Все еще спали, только в одном из домов явно что-то случилось –на веранде стояли люди. Спокойно так, без эмоций, словно решили достойно встретить рассвет.
Инга потянула меня в калитку, здесь не принято было проходить мимо.
На веранде стояла кровать, в ней лежал старик. Доктор Депершмидт уже констатировал смерть пациента и вышел с утренней чашкой кофе (с коньяком) из кухни. Родные и друзья покойного молчали, только кто-то пробормотал: «Старый упрямец…»
– Это были принципы! – возразил молодой человек. – Внук?
– Что за принципы? Скандалить на площади, писать жалобы на существующий порядок, отказываться от данной свободы, требовать вернуть ярмо себе на шею?
– Да, многие смеялись над дедом, – ответил внук, – но те, кто придет сегодня прощаться, понимают и другое: дед защищал свое право выполнить взятое обязательство. Вернуть долг – право мужчины, этого права его лишил Освободитель.
И в этот момент, когда я уже был готов снова задать вслух свой вечный вопрос, Инга сказала тихонько: «Браслет?»
Сухим нейтральным голосом браслет принялся начитывать:
«Освободитель – народное прозвище общественного деятеля, финансиста, настоящее имя – Луиш Натан Густаву ди Амарал, место рождения, происхождение – неизвестно. Автор ряда экономических реформ, наиболее известной из которых, является внедрение оригинальной схемы возврата кредитов населением, в первую очередь, жилищных, с последующей отменой любых ссудных схем для населения. Реформа позволила в считанные годы полностью освободить население от долгового бремени и исключить подобное в дальнейшем. Стала одной из предпосылок активного социального развития… детали личной жизни, место захоронения не подлежат разглашению. Согласно посмертному медицинскому заключению – умер счастливым».
Меня снова стало трясти. Я вспомнил. Моя ипотека! Вчера был день платежа, а сегодня – просрочка!
«Настоящим уведомлением извещаем вас…»
Половичок веранды дружелюбной дворнягой бросился мне на грудь…
Как сказал Василий, кома оказалась прекрасным решением моего вопроса.
«Ну, вспомни последний день! Тебе же сверх срока десяточку дали, обычную…»
Отделение банка, списки, очереди. Концентрация отчаяния в спертом воздухе. Вот сотрудники банка выдают решение – мне платить еще десять лет. Как и за что – все написано, читайте. Желаете опротестовать? Дальше по коридору сидят судьи, у них тут выездной филиал, много вас. Ну да, прямо конвейер. И вам еще мало дали, вы были вполне аккуратны с платежами, скоро будут пятнашку давать. Идите домой, пристав утром проследит, что вы вышли на службу: вы нам нужны – здоровый и работающий.
Пивнушки, рюмочные в последние годы обступили периметры банковского квартала. Запрос времени, понимаешь. Ёрш в компании друзей по несчастью, поездка на чьей-то машине за «ещё», авария, кома. И за рулем, кстати, был Василий…
– …Рано хлопнулись, голубчик, – сказал мне доктор, надкусывая круассан, – дослушали бы сначала свой браслет. Кредит ваш давным-давно погашен, как и все прочие… Вот были денечки: я на улицу тогда без склянки с нашатырем не выходил. Радостные обмороки, легкие ушибы от падений, истерический шок с переходом в пляс.
Мы сидели на крыльце того же дома. Все молчали. Только внук ходил по дому, собирая дедовы заначки – монеты, векселя, облигации и тому подобный мусор, чтобы нанести визит памятнику. Он пожал плечами и сказал в никуда:
– Освободили вас? Гуляете, плодитесь как кролики? Что толку в том, если получено – даром? А может, тучные стада снова готовы к стрижке?
Инга сидела рядом, тесно прильнув, не оставляя мне шанса найти что-нибудь получше.
Автор: Sneg
Источник: https://litclubbs.ru/articles/9623-osvoboditel.html
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
#фантастика #освободитель #кома #будущее #воспоминания
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь и ставьте лайк.