С военными сборами мне везло. По солдатской специальности меня не таскали, потому что всего через пару месяцев после демобилизации я поступил в университет. А студенческую занятость государство уважает, от книжки и пивной кружки не отрывает.
По профилю, полученному на военной кафедре, наверное, могли бы. Но выручили, как мне кажется, последовавшая за окончанием вузовской учебы двухгодичная офицерская служба, а потом - две командировки от министерства обороны, разделенные между собой небольшим промежутком времени. «Пристроен, значит, человек, при деле находится, выбрал правильную дорогу, не стоит его сбивать», - рассуждали, думается, военкоматчики.
Время шло, и от правильного пути я после второй поездки окончательно и надолго отбился. Можно сказать, пошел по кривой гражданской дорожке. В военкомате в конце концов поняли: «Мы его теряем». Для освежения важных военных знаний меня вызвали на сборы. Нет сомнения, люди в погонах рассчитывали, что в моей голове что-то должно было залежаться из заботливо уложенного в годы учебы. Не могу не отдать должное их такту и благородству: прописанные ими сборы мне надлежало проходить в форме вечерних занятий на родной военной кафедре ЛГУ.
И вот занимаемся. В какой-то момент получаем задание написать листовку, предназначенную для рассылки в войска противника. Да, я забыл сказать, что военно-учетная специальность, полученная мной на «военке», носила название «спецпропаганда». Вы легко можете понять, что это такое, вспомнив, как в кино некий фрукт вопит по радио или пишет в листовках что-то типа «сдавайтесь, пока не поздно, ваше дело труба; сдавайтесь, и у вас «будут деньги, дом в Калуге, много женщин и машин»…
Писать, как вы давно поняли, я всегда любил. Во время срочной службы, оказавшись назначенным редактором дивизионной газеты, я поначалу добросовестно пытался выжать нужное для номера количество материала из коллег-воинов. Но потом понял тщетность своих усилий: ни одной заметки.
Располагай я предельно уважаемым в солдатской службе «дедовским» статусом, все писалось бы и оформлялось само собой, без моего участия. Но до дедов еще надо было добраться. А пока предстояло как-то справляться с неприятной обузой. И я начал разбавлять для себя занудность этого дела чистой забавой: начал писать заметки за всех кого ни возьми. Старался попасть в стиль, ритм и манеру виртуального автора. Изложенное гиперболизировал: без гиперболы кайфа бы не было, было бы скучно и правильно. Было бы работой.
Газету дивизион читал.
Вернемся к листовке. Всерьез тот экзерсиз я никак воспринимать не мог и поэтому решил пройтись в ширину. Сделал зачин, а далее привел воображаемое письмо к жене, написанное, скажем, сержантом Эктором Морено. Вот в нем я и оторвался. Мой Эктор описывал свои злоключения в стиле русского мальчика Ваньки Жукова. Текстом я пытался взрастить в читающем чувство полной безнадеги. А от безнадеги к сдаче один шаг. А сдача нужна была воображаемым «нам».
На следующем занятии ведший эту тему подполковник, человек моих лет, разбирая тексты наших листовок, остановился на моем «творении». И на его примере поспешил вложить в головы занимающихся важный принцип пропаганды: ОНА ДОЛЖНА БЫТЬ ПРАВДИВОЙ. «А вот у автора в листовке помещено вымышленное письмо испанца».
Я попытался ему объяснить стратегию замысла. «Товарищ подполковник, мы выполняем учебное упражнение. Пишем условную листовку на условных испанцев. То есть имитируем ситуацию. Я сымитировал ее дальше. Представьте себе все это как действительно переживаемое нами. В этой действительности мы должны отыскать наиболее действенные инструменты для целей своей работы. И вот таким элементом может стать только что захваченная нашим авангардом, не успевшая уйти по своему адресу почта испанцев. Если бы ее не было, было бы что-то другое, что можно использовать. ЭТО ЖЕ НАСТОЯЩИЕ, АУТЕНТИЧНЫЕ ЭЛЕМЕНТЫ. Таковым стало то письмо, которое попало к нам в руки и которое я использую в листовке. Написанное мной здесь - это просто пример того, реального, что мы могли отыскать в почте, разобрав ее. Текст мог быть каким угодно другим, но он бы лил воду на нашу мельницу.».
Мне казалось, что мой замысел должен стать ему понятным. Вернее, я в этом даже не сомневался. За девять лет своего нахождения в ВС я имел дело со множеством офицеров и давно научился отличать тех, кто «как надену портупею…» или у кого «ляминевая кружка», от других, умных, живых, нормальных людей. Подполковник был из последних. Мне он был симпатичен.
Тем неожиданнее оказалась его реакция на мой спич. Стесняясь, не желая меня обидеть и не глядя мне в глаза, он наставительно произнес: «Все же в пропаганде нельзя применять выдуманное. Она должна быть правдивой».
Вот такие вещи и являются для меня самыми непостижимыми и невероятными. Прожитые годы ничего в понимании их не прибавили. Именно о таком непонимании между людьми я хотел здесь поговорить. А все предыдущее – просто длинная преамбула.
Тот же подполковник. Умный, живой человек, не скованный носимой портупеей… Дело не в уме или отсутствии оного. Дело в непостижимой вещи – в угле взгляда. Мы все смотрим на одинаковые вещи чуть-чуть по-разному. Иногда - и с кем-то - угол зрения у вас расходится очень сильно, и тогда возникает особенно непредсказуемое непонимание.
Психологически это объяснимо. Произнесите какое-нибудь простое слово. Например, «огурец». И четверо присутствующих при этом увидят мысленно … четыре разных огурца. У кого-то он маленький, у кого-то большой, у кого-то с пупырышками, у кого-то - нет… А казалось бы, всего одно слово, одно отдельное слово…
В речи мы используем аллюзии, ассоциации, реминисценции, подтекст, иронию, сарказм и пр. Все это осложняет понимание укрываемой ими основы. Осложняет его для людей, привычных к другой манере, стилю и т.д. Есть люди, обходящиеся без указанных выше виньеток. Они имеют на это право. Им без них не скучно. А для кого-то от банальностей мигом становится тошно.
Тут вообще все идет от разного ощущения проживаемой жизни. Для кого-то жизнь – тяжелая работа, для кого-то - существование в образе жертвы, для кого-то игра, для кого-то – приключение…
Простой в речевом общении человек чаще всего оказывается человеком честным. Но нередко при этом жестоким. При длительном общении он может сильно наскучить. Не только ребенок, а вообще человеческая натура как таковая нуждается в игре.
Очень непросто иметь дело с большим количеством разных людей. Особенно, когда общаешься с ними заочно и не можешь реагировать на их собственные реакции. Одни люди гибче по своей умственной организации и мягче реагируют на отличия взглядов, концентрируясь на тех вещах, которые они разделяют. Другие к подобным отличиям непримиримы.
Я как пишущий здесь не раз ловил себя на одной и той же ошибке. Какую-то вещь я в своем сознании привык считать аксиомой и на этом элементе специально не останавливаюсь, а оказывается, что кому-то надо, чтобы ты по этому поводу перед ним определился. Ты – по привычке и небрежности – не сделал этого, а человек, привыкший к другому с собой обращению, сделал из сказанного тобой неверный вывод.
Как пример. Есть одно громкое и известное высказывание Володина о Путине. Разговаривая с достойными разговора людьми, я привык предполагать, что Родина и Путин для них не синонимы. Это мне кажется не требующим каких-то обоснований. И вот однажды под своей статьей я получаю гневную отповедь, человека, понявшего мою горькую констатацию «Путин – это сегодняшняя Родина» как утверждение синонимии данных элементов. Такое непонимание для меня стало практически такой же неожиданностью, как в описанном случае с подполковником. Тем более, что в той статье я развивал линию в отношении того, что Путина в нашей жизни стало слишком много.
С другой стороны, порой меня даже удивляет, что люди, резко отличающиеся от меня по взглядам, остаются моими подписчиками. При этом я не имею в виду провокаторов и провластных ботов. Тем оставаться положено по службе.
Я своих взглядов не скрываю, под вкусы читателя не подлаживаюсь. Не оттого, что их не уважаю. Наоборот, от уважения к ним: зачем водить людей за нос и лицемерить перед ними. Будь самим собой, и те, кому ты интересен, останутся с тобой. Те, кому высказываемое тобой неприемлемо, вольны канал покинуть.
Он для меня коммерческим проектом не является. Так, в частности, я не раз говорил, что критически отношусь к практическому коммунизму. Я долгое время был убежденным коммунистом, но получив возможность оценить его российскую историю не односторонне, как было раньше, я раз и навсегда стал его решительным противником. Это не мешает мне общаться и уважать многих людей, продолжающих оставаться адептами и доктрины, и практики. Им не помешало то, что они узнали много новых, неприглядных фактов. Они исходят из общего баланса. Почитателями советской истории показывают себя и многие подписчики. А я, по своей горячности и увлеченности, воспринял упомянутые вещи как избавление от долгого обмана. Иначе быть не могло: горячность обмана не прощает.
Люди разные, и немалое число из них видят и верно трактуют постоянный обман, исходящий от Путина. Но многие из них все равно остаются его сторонниками. Этому много причин, и об этом надо говорить отдельно. Мне в моем к нему отношении хватило самой первой его лжи.
ДО НАСТУПЛЕНИЯ 2030 ГОДА ОСТАЕТСЯ 2636 ДНЕЙ (ПОЧЕМУ Я ВЕДУ ЭТОТ ОТСЧЕТ, СМ. В "ЧЕГО НАМ НЕ ХВАТАЛО ДЛЯ РЫВКА")