Каркас любой культуры состоит из историй. В них сплетаются воедино различные образы и символы, мечты и опасения, идеи и ценности; за счёт этого они крепнут и приобретают новое качество. Достигаемая в хорошей истории цельность позволяет её составляющим пустить глубокие корни в памяти, разжечь наши чувства и воображение.
С первых же лет жизни и вплоть до её конца мы постоянно знакомимся со всё новыми и новыми сюжетами. Некоторые из них мифологические или религиозные, другие – философские, а иные – политические или литературные. Они врастают в наш ум, формируют восприятие и поведение, а затем ложатся в основу историй, которые придумываем мы сами.
Наиболее влиятельная философская история в западной традиции была создана Платоном в начале IV века до нашей эры. С её помощью философ предложил аллегорическое описание устройства реальности, а также своё видение смысла человеческого существования и пути к воплощению этого смысла.
В седьмой главе своего монументального диалога «Государство» Платон устами Сократа обращается к собственному брату, Главкону, с такими словами:
«Представь, что люди как бы находятся в подземном жилище наподобие пещеры, где во всю её длину тянется широкий просвет. С малых лет у них на ногах и на шее оковы, так что людям не двинуться с места, и видят они только то, что у них прямо перед глазами, ибо повернуть голову они не могут из-за этих оков.
Люди обращены спиной к свету, исходящему от огня, который горит далеко в вышине, а между огнём и узниками проходит верхняя дорога, ограждённая, представь, невысокой стеной вроде той ширмы, за которой фокусники помещают своих помощников, когда поверх ширмы показывают кукол».
Далее Платон продолжает свой рассказ. За спинами узников, говорит он, кипит жизнь. Люди проходят мимо огня и проносят предметы, тень от которых падает на стену пещеры. Узники же принимают тени, которые они видят, за истинную реальность. Ни с чем другим в своей жизни они и не сталкивались. Когда узники слышат звуки и разговоры, им также представляется, что они исходят от теней.
Согласно Платону, горящий в пещере огонь символизирует укоренившиеся ложные представления и ошибки, идущие от наших органов чувств. Когда мы познаём мир не сами, а через посредство этого ложного огня, то есть с помощью своих шаблонов и предубеждений, то видим в лучшем случае лишь тени действительного мира. Они плоские, бесцветные и обманчивые. Это первый этап развития души, и на нём мы находимся в симулятивной и искусственной чувственной реальности, которую создало общество, человеческие пересуды и наши собственные заблуждения.
Может так случиться, однако, что некоторые из узников освободятся от пут. Они смогут воспользоваться своими глазами и осмотрят своё жилище непосредственно. Тогда их взору повсюду предстанут невиданные ранее сложные, объёмные и красочные предметы. Они увидят и огонь невежества, создававший те самые тени, которые они некогда принимали за реальность.
По Платону, это второй этап развития души. На нём мы вырвались из плена своих предубеждений о чувственном мире и начинаем познавать его устройство. Но это вовсе не конец, а лишь начало, потому что чувственный мир – не есть истина. Пещера, где мы живем, и то, как мы видим себя и мир, тоже есть тень, отбрасываемая высшим пластом реальности. Она столь же плоская и бесцветная в сравнении с подлинной реальностью, как тени на стене в сравнении с предметами, которые их отбрасывали.
На первом этапе мы не просто жили внутри тени. Наши представления и наша жизнь были тенью от другой тени. Это была фальшь, помноженная на себя, ошибочная копия ошибочной копии – то, что Жан Бодрийяр называл «симулякр». На втором этапе мы совершили огромный шаг вперёд. Наши знания из невежества, возведённого в квадрат, стали обычным невежеством.
Теперь, чтобы увидеть реальность, как она есть, мы должны выбраться из тёмной и сырой пещеры чувственного мира и увидеть себя и жизнь в лучах солнца истины. Органы чувств нам в этом не помогут, потому что истина недоступна чувствам. Лишь разум способен её постичь.
Это третий этап восхождения души по Платону, и он особенно затруднителен. Выбравшись из пещеры, многие из узников не выдержат бескрайнего простора и слепящего ясного света истины. Он будет резать им глаза. Растерянные, смятенные, привыкшие к тесноте и мраку, они в страхе вернутся назад в своё узилище. Там они придумают такое объяснение случившегося, которое позволит им остаться в тесноте и мраке навсегда.
Те же немногие, кто вынесут бремя ясности и свободы и вытерпят муку тотальной перемены, перенесутся в то, что Платон называет миром чистых Идей (эйдосов). Они воссоединятся с вечной, истинной и духовной реальностью, откуда их душа всегда и была родом, но от которой она по неясным причинам отпала. Это умопостигаемый и нематериальный мир, который совсем не похож на привычную нам чувственную реальность.
На воссоединении с миром эйдосов путь души, однако, ещё не вполне окончен. Да, освободившиеся узники могут остаться в свете, но, как говорит Платон, они не должны так делать и даже не смогут так поступить, коль скоро они и вправду поняли то, что пережили.
В истинном мире Идей верховенство принадлежит Идее Блага. Судя по всему, Идея Блага и есть солнце в платоновском мифе о пещере. Её ключевыми аспектами и проявлениями являются эйдосы Истина и Справедливость. На четвёртом этапе восхождения души познание верховной Идеи Блага толкает души мудрецов вернуться в пещеру, чтобы вызволить оставшихся из плена невежества. Они будут распространять истинное знание и этим знанием помогать несчастным освобождаться сперва от уз, приковывающих их к стене внутри пещеры, а затем выведут их наружу.
Рождение и триумф идеализма
Чтобы понять, как и по какой траектории нам следует менять свой ум, необходимо хотя бы в общих чертах разобраться, как он устроен и как устроена сама реальность, частью которой наш ум является. Сократ с Платоном предложили свой ответ, а миф о пещере стал наиболее лаконичным и красочным его воплощением.
Предложенная Сократом и Платоном версия истолкования реальности определила весь ход позднейшей философской, религиозной и даже научной мысли. Внимательное прочтение мифа о пещере позволяет увидеть в нём и описание человеческой жизненной ситуации, и программу действий. Много веков спустя этот подход был назван идеализмом, которому противопоставили материалистические воззрения.
Идеализм и материализм есть грубые и часто сбивающие с толку ярлыки. Невозможно разложить человеческие представления о мире по двум полочкам. Они слишком сложны и велики, чтобы аккуратно поместиться в две категории. Попытка осуществить это всегда достигается за счёт срезания углов, сбивания в кучу и игнорирования существенных различий и нюансов. Тем не менее некоторой познавательной ценностью различие между идеализмом и материализмом всё же обладает. Кроме того, оно играет огромную роль в истории философии и вообще в лексиконе нашей культуры.
Идеализм утверждает, что в основе мира лежит некое духовное начало. Что такое это «духовное начало» точно сказать нельзя, так как это зависит от конкретной концепции. В общем и целом, однако, идеализм утверждает, что в основе мира лежит нечто скорее подобное феноменам человеческого ума, нежели физическим предметам вокруг нас.
Таким духовным началом может быть божественный ум, воля, разум или вечные Идеи, как у Платона. Как следствие, всё физическое, неживое и неразумное вокруг нас (всё, что не похоже на наш ум), считается появившимся лишь как результат деятельности этого духовного слоя реальности.
К этому центральному и основополагающему тезису идеализм в девяти случаях из десяти прибавляет ещё два вывода.
Во-первых, утверждается, что управляющее миром духовное начало в той или иной мере обладает свободной волей и целеполаганием, как ими обладаем и мы сами.
Во-вторых, духовное начало вечно, цельно и не имеет протяжённости. Оно не состоит из частей (по крайней мере в том же смысле, что и предметы) и не подвластно ни пространству, ни времени.
Наконец, в отдельных случаях идеалистические мыслители могут утверждать, что ничего, кроме духовных явлений, вообще не существует. Всё является духовным по своей природе и лишь незнание заставляет нас думать иначе.
Разобравшись с тем, что такое идеализм, посмотрим, как он был воплощен в платоновской философии и, следовательно, в том мировоззрении, которое господствовало на Западе следующие две тысячи лет.
I. Прежде всего, Платон разделяет реальность на два уровня: чувственный и сверхчувственный мир, то есть материальный и идеальный. Эти уровни расположены иерархически, так что наш материальный мир есть всего лишь одномерная тень, порождённая многомерным духовным началом.
II. Коль скоро мы живём в низшем слое реальности, обычная жизнь воспринимается в платоновском идеализме как нечто второсортное. Это узкая, сырая и тёмная пещера, где мы пребываем узниками своего невежества и обречены на страдание.
В диалоге «Федон» Платон провозглашает, что чувственный мир есть тюрьма души, и это стало классической метафорой на тысячелетия вперёд. Мы должны, следовательно, как можно скорее покинуть этот мир за счёт разумного познания своей природы и помочь в этом другим. Впоследствии эти воззрения будут отшлифованы до блеска в христианстве, которое было насквозь пропитано сперва мыслью Платона, а затем и идеями Аристотеля, подогнанными и отредактированными под Платона.
III. Согласно Платону, Идеи сверхчувственного мира являются вечными и цельными. Такая позиция известна как этернализм (от латинского слова aeternitas – вечность). Этернализм настаивает на постоянстве, вечности, монолитности и отдельности как «Я», так и всех существенных аспектов реальности. Он противостоит концепциям, выстраивающимся вокруг опыта всеобщей множественности, динамики, непостоянства и взаимопроникновения вещей.
IV. Здесь мы подобрались к самому главному в мифе о пещере, в учении Платона и во всей последующей философии Запада. Как мы помним по диалогу «Федр», Платон признаёт множественность природы ума. Он уподобляет ум колеснице, в которую впряжены два коня – чёрный и белый. Эти скакуны символизируют многочисленные разрушительные или же созидательные потребности и страсти внутри человека. Они тянут нас в разные стороны, взбрыкивают или же встают и упираются, а возница – наш разум – пытается взять их под контроль и направить по пути высшего познания.
Возница разума, согласно Платону, есть наша разумная душа. Она родом из мира Идей и потому представляет собой нечто вечное, цельное, совершенное и принципиально обособленное от всего остального. Лишь по некоему недоразумению разумная душа забыла свою природу и оказалась отделена от этого понимания узами материи.
Словом, Платон придерживался моноцентрической концепции ума и одновременно этерналистского толкования «Я». Он был убеждён, что в уме имеется один бесспорный и сверхъестественный центр духовной жизни. Это своего рода человечек внутри нашей головы, который наблюдает за происходящим и в меру своих знаний всем там заправляет. Этот человечек вечен и прекрасен и отделён по своей природе от всего материального. Колесница же, кони да и все ландшафты вокруг есть просто мир теней, откуда человечек пытается умчаться – если, конечно, чары невежества не сбивают его с толку.
Вплоть до эпохи Нового времени моноцентризм вкушает безраздельное господство в культуре и философии. С подачи Платона, понимание нашего «Я» как бессмертного и обособленного человечка внутри головы становится чем-то бесспорным и само собой разумеющимся. Оно не подвергается даже простейшему бытовому анализу. Внутри каждого из нас имеется неразрушимое, постоянное и драгоценное «Я». Наша задача – холить и лелеять именно его, а не что-либо другое. Мы должны обеспечить этой лучшей версии себя вечное блаженство в мире ином и всё необходимое на этой грешной земле.
Благородные платоновские идеалы обычный человек понял на свой манер. Наше эго, будучи бессмертным, не есть чувственный мир и не есть другие люди. Между нами и чувственным материальным миром высится непробиваемая стена. У нас принципиально иная сущность, чем у того, что мы видим вокруг. Мы слеплены из иного теста. Мы выше всего этого. Мы вообще, так сказать, не отсюда и скоро отбудем на свою прекрасную родину. Это стало ещё одним основанием для человеческой гордыни и чувства нашего превосходства над всем и вся.
Стена между эго и другими людьми также растёт и крепнет. Мир разделён на множество бессмертных душ, и каждая печётся о своём бессмертии и блаженстве. Да, других нужно любить и им нужно помогать, это хорошо и правильно. И да, они тоже обладают вечным, священным и бессмертным началом. Но всё же они не есть мы и не могут быть нами.
Границы между нами и миром непреодолимы. Границы между нами и другими людьми тоже непреодолимы. Одна душа не может стать другой душой, и хоть мы слеплены из одного первоклассного теста, мы принципиально отграничены. Никакого взаимоперехода быть не может. Это стало бессознательным основанием для жажды и агрессии эго, которое воспринимает мир как нечто второсортное и вращающееся вокруг него по орбите. Всё воспринимается с позиций мелких интересов эго и его тщетной жажды увековечивания кругов на воде.
Как правило, эти интересы были отнюдь не духовными. Люди, образ жизни которых был далеко за пределами философии и религии, следовали выкованному в этих горнилах моноцентризму. Они посвящали свою жизнь попыткам обеспечить «Я», противопоставленное миру, всевозможными наслаждениями, ресурсами и достижениями.
Они пытались впечатать свой личный образ и след в мир как можно глубже, старались увековечить плоды своей деятельности и получить за них вечную награду, ибо верили, что это возможно. Они верили в постоянство эго и в непреодолимую пропасть между «Я» и миром, между «Я» и другими. Это стало фундаментом для буйного роста цепляния и установки на обладание.
V. Но как же душе, согласно Платону, вернуться из мира материи в мир Идей? Какова программа наших действий? Если следовать Платону и позднейшей западной традиции, то коль скоро наша душа сделана из чистого золота, никакой глубокой внутренней редакции она не требует. Более того, такая редакция невозможна. Душа, будучи эйдосом, и так совершенна. Не нужно менять фундаментальные привычки ума и сам способ его реагирования. Не нужно исследовать глубочайшую природу этого ума – всё уже и так понятно.
По сути, нам требуется только одно – вспомнить то, что мы знали, когда ещё пребывали в мире Идей, но забыли из-за дурного влияния материи. Самосовершенствование есть для Платона познание, а познание он понимает именно как припоминание – анамнезис.
Платоновская теория анамнезиса утверждает, что в чувственном мире по большему счёту узнать ничего нельзя, ибо он суть тень, тлен и ничего полезного не содержит. Однако внимательное наблюдение за тенями внутри и вовне нас позволит нам вспомнить, тенями чего именно они являются. Всё возможное знание уже имеется внутри нас. Его требуется обнаружить, дать идее Блага проявиться внутри, и когда эта информация будет получена, всё встанет на свои места само собой.
Саморазвитие, в итоге, воспринималось и воспринимается как в первую очередь сбор правильных и ценных сведений. Эти представления стали колоссальным ударом по процессу совершенствования ума и фактически сделали реальное движение вперёд невозможным.
Конечно, в платонизме и вообще многих западных интеллектуальных традициях говорилось об усмирении страстей, о необходимости обеспечить торжество разума за счёт внутреннего нравственного усилия. Но это никогда не воспринималось и на сотую долю так серьёзно, как на Востоке. Потому на Западе никогда и не было создано специальной системы развития и тренировки ума, продуманной методики его очищения и совершенствования за счёт его внутренних способностей. Даже таковая необходимость не была ни понята, ни провозглашена.
Крайне красноречивой иллюстрацией является тот факт, что до середины XVII века в западной философии даже не было слова «сознание» и никакого понятия, которое бы являлось его аналогом. Это едва укладывается в голове, но впервые понятие «сознание» встречается в «Размышлениях о первой философии» Рене Декарта, опубликованных в 1641 г. Там Декарт один раз и между делом употребляет латинское слово «conscius» и больше к этому не возвращается.
С другой стороны, на Востоке практически с момента зарождения философии существовала обширная сеть понятий для описания всех аспектов ума и обширная система из методик для его тренировки. Западной традиции потребовалось почти две с половиной тысячи лет, чтобы только осторожно встать на этот след самым краешком ноги. Лишь в последнее столетие в рамках научного исследования мозга мы начали делать поистине новый и существенный вклад в это великое дело.
Объясняется это, конечно, не тем, что люди Востока были как-то особенно умны и одухотворены. По стечению исторических обстоятельств, на Востоке очень рано возникли полицентрические концепции ума, и далее мы ещё подробно поговорим о них. Это и обеспечило грандиозный рывок вперёд в философии, но одновременно стало и причиной отставания Востока по части наук о природе и технологий, нацеленных на её подчинение и освоение.
Моноцентризм есть эгоцентризм, потому что стягивает восприятие мира к одной точке. Эта точка становится углом, в который мы сами себя поставили. Мы чувствуем себя загнанными в угол. Мы становимся параноиками и эгоманьяками, и наша лимбическая система начинает перепроизводство агрессии и жажды. Эмоции слепят нас, и тем самым невежество получает мощнейшую опору.
Эго существует в королевстве кривых зеркал. Оно выстраивает жизнь на основе ложных противопоставлений, надуманных противоречий и разрушительных устремлений. Из его угла всё кажется врагом или добычей, средством для увековечивания себя или угрозой для оного. Столь поверхностное понимание ума сосредотачивает все наши усилия на попытках цепляния за круги на воде, на умножении и накоплении ресурсов. Это было и есть то коренное препятствие, которое отделяет блестящих и талантливейших людей не просто от понимания своей множественной, творческой и непостоянной сущности, но даже от попыток всерьёз заняться её исследованием.
Великий раскол
Практически одновременно с идеализмом в философии начал формироваться и альтернативный взгляд на мир – материализм, хотя в те времена, конечно, он так не назывался. Материализм был той силой, которая могла бы низвергнуть эго с его пьедестала.
В соответствии с материалистическими представлениями, в основе мира лежит нечто физическое, а не духовное – то есть, скорее похожее на вещи вокруг нас, нежели на явления нашего ума. Следовательно, жизнь, воля, разум и все умственные явления появились в процессе развития из чего-то изначально неживого и неразумного.
Из этого материалисты делали ещё два вывода. Во-первых, что всё существующее имеет пространственную и временную протяжённость. Следовательно, всё состоит из частей и подвержено постоянным переменам в силу изменения как состава, так и содержания этих частей. Во-вторых, что ходом вещей управляет не чья-то воля, план или разумная деятельность, а процессы, обусловленные причинами. Иными словами, законы природы и законы ума, которым подчинены даже боги.
Материалистами в более-менее строгом смысле слова были древнегреческие мыслители Левкипп (V век до н.э.), Демокрит (конец V в. – первая половина IV в. до н.э) и Эпикур (конец IV в. – начало IIIдо н.э). Считается, что они впервые высказали предположение, что ткань бытия состоит из мельчайших частиц. Левкипп и Демокрит назвали эти мельчайшие частицы «атомами», что в переводе с греческого означает «неделимый».
Необходимость существования атомов Демокрит объяснял тем, что материю невозможно делить до бесконечности. Должен иметься некий предел, где мы обнаружим нечто, что уже не может быть разделено. Это и будет атомом. По Демокриту, существует бесконечное разнообразие форм атомов, которые двигаются, сталкиваются и сцепляются в пустом пространстве. Их формами и комбинациями Демокрит объяснял все наблюдаемые нами свойства, в том числе свойства психические, например, вкусовые ощущения.
В действительности, задолго до Левкиппа и Демокрита, похожая мысль была общим местом среди досократиков – таких как Фалес, Анаксимандр, Анаксимен и Гераклит. Но были ли они материалистами? Это весьма спорно, и именно здесь мы наталкиваемся на изъяны в делении философских учений на идеализм и материализм. Не всё получается поместить на ту или другую полочку.
Как известно, Фалес утверждал, что первоосновой всего является вода. Анаксимандр считал первоосновой всего некую неопределимую и сверхпластичную субстанцию «апейрон», Анаксимен называл таковой воздух, а Гераклит – огонь. Однако это вовсе не были обычные вода, воздух и огонь, с которыми мы имеем дело в повседневной жизни. Для первых философов это были просто метафоры, которые позволяли ёмко определить некоторые сущностные свойства той субстанции, из которой состоит весь мир.
Более того, насколько можно сейчас судить, досократики были убеждены, что эти первоначала обладали духовной природой. В сущности, они стояли по ту сторону деления на материализм и идеализм и были выше этого деления.
В этом же смысле материалистом, но с большими оговорками, был великий ученик Платона – Аристотель. Одним из его центральных возражений против Платона было то, что нематериальные, непространственные и вечные Идеи его учителя не способны к движению и развитию. Будучи статическими, лишёнными движения и развития, эйдосы не могут лежать в основе пространства и в основе движения в наблюдаемом нами чувственном мире. По Аристотелю, всё существующее есть материя, включая наши мысли и чувства.
Фрагмент фрески Рафаэля Санти «Афинская школа» (начало XVI в.).
Платон указывает вверх, на мир идей, а Аристотель показывает вниз – на мир материи.
Материя никогда не была создана и никогда не будет уничтожена, но вечно пребудет в процессе творческих метаморфоз. Выражаясь словами Гераклита, бытие есть «вечно живой огонь». Будучи, как и всё остальное, вечно живым огнём, душа является материальной, то есть множественной, непостоянной и подвластной пространству и времени. Она умирает вместе со смертью тела, но эта смерть есть одновременно новое рождение. Смерть тела и смерть ума есть просто переход в иное состояние. Это всегда рождение какой-то новой материальной формы, которая впоследствии может вновь стать каким-то другим телом и умом.
Таково было ещё одно принципиальное возражение Аристотеля против Платона, учившего о цельной и вечной душе, которая была родом из иного и высшего пласта реальности.
Аристотель, как и досократики, полагал, что материя является изначально одухотворённой. Но он не вкладывал в это тот же смысл, что идеалисты. Материя одухотворена, потому что ей присуща творческая энергия и способность развить в себе сознание и целенаправленную, разумную деятельность. Проявлением этой способности является и человеческий ум. Очень похожих воззрений придерживалась и третья группа философов античности с материалистическим уклоном – стоики.
Анимизм наносит ответный удар
Материализм в издании досократиков, Аристотеля и стоиков был материализмом с идеалистическими оговорками. Вернее даже, с идеалистическим сердцем в груди. В их мышлении было и то, и другое, но это была не проблема и не некая хаотическая смесь, а чрезвычайно положительный сингал, указывающий на глубокое понимание существа дела. Эти мыслители оказались близки к тому, чтобы преодолеть наивное разделение на два лагеря и выйти по ту сторону вымышленной необходимости выбрать либо тот, либо другой.
Вместе с тем, этот материализм, даже с его пламенеющим идеалистическим сердцем, было тяжело принять и переварить. Он говорил на языке логики и науки, мыслил причинами и следствиями, частями и их взаимодействием, законами и закономерностями. Он рассуждал об эволюции разумного и сознательного из потенциальной способности материи к разуму и сознанию. Он говорил о появлении чего-то крайне сложного из весьма простого. Он не обещал нашему эго вечной жизни после смерти и требовал большого внутреннего усилия над собой.
Это и стало камнем преткновения. Как простым людям древности, так и интеллектуалам было совершенно не понятно, как нечто столь возвышенное и прекрасное, как человек, могло бы развиться из чего-то столь прозаического, как материя – из воды и огня, из атомов и вещества, из всех этих палок, камней и гусениц.
Механизм перехода одного в другое в те далёкие времена не прослеживался даже отдалённо. Материализм казался самой дерзкой фантастикой, самой притянутой за уши эзотерикой. Как следствие, идеализм и эгоцентризм одержали полную победу. Они определили религиозное, философское и даже научное мышление Запада на следующие две тысячи лет.
Влияние Сократа и его продолжателей было настолько велико, что мыслителей, которые были до них, со временем стали называть досократиками. Фалес, Анаксимандр, Анаксимен, Гераклит остались позади – за Сократом, до Сократа. Они были пройденным этапом.
Но значит ли это, что в постсократической мысли и правда произошло движение вперёд? Многие из наиболее проницательных умов Запада, такие как Ницше и Хайдеггер, утверждали, что произошло как раз обратное. В мысли Сократа мы наблюдаем глубокий упадок философии, стремительное скатывание мысли кувырком с досократических вершин.
Скатившись по этому склону, ключевые мыслители Запада принялись строить у подножья горы прекрасные здания и действительно создали много хорошего. Тем не менее всё это восхитительное мыслетворчество происходило несколькими этажами ниже, чем до этого. Они вновь принялись размышлять простыми единствами вместо множеств и свободной деятельностью вместо процессов и законов. Причинам и следствиям пришлось потесниться, чтобы вернуть место сверхъестественным деятелям и вечным божественным Идеям.
Более того, в идеализме реальность оказалась расколота на два измерения. Наш мир, чувственный и материальный, был оклеветан, отторгнут и даже проклят. Он считался грязной темницей души, бледным подобием прекрасного оригинала. Восприятие реальности, система ценностей и сам образ жизни подчинились какой-то запредельной фантазии.
Основой платоновского идеализма был доведённый до совершенства анимизм. Мир вновь стал казаться похожим на человеческий ум в самом первом и поверхностном понимании этого ума. Всё в нём управлялось деятельностью неких деятелей, похожих на наше «Я», и понятиями человеческого языка, от которых произошли платоновские Идеи. Как и наша бессмертная душа, эти деятели являются внутренне цельными и вечными. Они отделены от остальной действительности и движимы своей свободной волей, планами и интересами.
Наивное понимание умом самого себя всегда рождает моноцентризм и анимизм. По мере развития, они превращаются в идеализм, а он, в свою очередь, есть питательная среда для эгомании.
Человечек у нас в голове
В течение двух тысяч лет в платонизм не было внесено никаких существенных дополнений. Затем наступил XVII век – и Европа вошла в эпоху Нового времени. Это было время всеобщего интеллектуального подъёма, время стремительных социальных перемен и научных открытий. Тогда казалось, что каждое новое десятилетие переворачивает былые представления и совершает революцию в математике, физике, химии, биологии, медицине и других науках.
Одним из символов и крупнейших деятелей Нового времени стал французский философ и математик Рене Декарт. В силу своего таланта и прекрасного научного образования он был в состоянии развеять древние чары, наложенные Сократом и Платоном на западное мировоззрение.
Декарт был не только блестящим математиком, но и знатоком физики. Он хорошо понимал, что всё в природном мире взаимосвязано и распадается на множество частей, на игру причин и следствий. По меркам своего времени, философ обладал и поистине обширными знаниями об устройстве и физиологии человеческого тела. Он посещал лекции ведущих медиков и состоял с ними в активной переписке.
Кроме того, Декарт имел возможность наблюдать за тем, что в Европе XVII века называли «автоматами». Это были крайне причудливые машины, которыми, в частности, были оборудованы Королевские сады Парижа. «Автоматы» работали на...
<…>
Получить доступ к полной версии статьи и подкаста
Канал в Telegram // YouTube // ВК // Поддержать автора