Имя Франса Халса (1582/83-1666) мгновенно вызывает в голове образы буржуазного веселья и добродушного подтрунивания.
Сразу же вспоминаются такие широко растиражированные его работы, как "Смеющийся кавалер" или "Юноша и женщина в таверне".
Но художник совсем не был любителем поиронизировать над своими моделям. Такое представление о нём получило широкое распространение в конце 19 века, с сочинения Генри Джеймса по случаю открытия Метрополитен-музея (в котором имеется большое собрание голландской живописи).
Но это очень несправедливое мнение, особенно в отношении его некоторых мужских портретов. И связано оно, во многом, с неправильной идентификацией моделей и, соответственно, ошибочными названиями картин.
Например, мужчина с картины, известной с 1888 года под названием "Смеющийся кавалер" не является ни кавалером, ни тем более смеющимся.
С картины на нас смотрит богатый модный джентльмен, чья сдержанная улыбка является такой же формой самопрезентации, как и символическая вышивка на его куртке, или позолоченная рукоять его меча, или положение его левой руки — поза, недавно получившая название "the Renaissance elbow / локоть эпохи Возрождения" (как, например, на портрете аристократа авторства Бронзино).
На сегодняшний день более половины натурщиков Халса не распознаны, а в девятнадцатом веке неизвестных или ошибочно идентифицированных было ещё больше.
Так, например, богатый торговец текстилем, коллекционер и филантроп Виллем ван Хейтхейзен был подписан мушкетером (роман Александра Дюма "Три мушкетера" 1844 года тогда был очень популярен).
В то время, как Ван Хейтхейзен никогда даже не вступал ни в одну из рот гражданской гвардии Харлема.
Или вот, например, портрет Клааса Дуйста ван Ворхаута (который до недавнего времени был портретом неизвестного мужчины).
В 1854 году немецкий историк искусства Густав Вааген, в своей книге описал Ворхаута так: глаза и щеки мясистой фигуры выдают "множество жертвоприношений Бахусу", как будто этого человека обычно можно было чаще найти в таверне, чем за работой дома.
Сто двадцать лет спустя специалист по нидерландской живописи искусствовед Сеймур Слайв (1920-2014) записал, что "оценка Ваагеном пристрастия модели к выпивке практически подтвердилась, когда было обнаружено, что изображенный мужчина был Клаасом Дуйстом ван Ворхаутом, владельцем пивоварни".
Оставляя в стороне доказательства личности модели, которая остается до конца неопределенной, и вопрос о том, выпивали ли пивовары большую часть того, что они производили, следует принять во внимание, что владельцы пивоварен в Харлеме, Делфте и других голландских городах обычно были уважаемыми гражданами, многие из которых занимали важные государственные посты.
В качестве источника богатства в Голландской Республике пивоварение, с которым соперничало только текстильное производство, было профессией ведущих семей Харлема в период до и во время карьеры Халса.
Так, например, после политической встряски в 1618 году (из-за которой Харлем покинуло много католиков) двадцать один из двадцати четырех членов городского совета Харлема был пивоваром.
Как выразился Питер Бисбоер, куратор музея Франса Халса в Харлеме, "этот кружок новых регентов стал ядром клиентуры Халса".
Натурщик на блестяще написанном портрете, с его трезвым и, возможно, даже меланхоличным выражением лица, скорее всего, был именно таким уважаемым человеком.
Мы очень мало знаем о Клаасе Дуйсте ван Ворхауте (ок. 1600-1650) кроме того, что он владел пивоварней под названием "Лебединая шея" в 1629 году.
И что его отец также был пивоваром, и что, когда Клаас умер, у него осталось сорок семь картин, включая работы, приписываемые Рубенсу, Хендрику Гольциусу и различным известным художникам-маринистам и натюрмористам. (Как это часто бывает с портретами, перечисленными в описях поместий того периода, ни один из девяти в коллекции Дуйста ван Ворхаута не был приписан конкретному художнику.)
Это наводит на мысль, что человек, изображенный Халсом, был джентльменом со средствами и вкусом, а не беспробудным пьяницей (такой вывод многие, к сожалению, делают не только из-за туманных представлений о харлемском обществе, но и из-за плохой посмертной репутации самого художника).
И как признает наш современник Сеймур Слайв "популярные представления о сомнительном поведении мастера" нисколько не изменились: "ошибочна идея о том, что художник, изображавший веселых пьяниц, сам должен быть неудачником, который обязательно плохо кончит".
Продолжение: