Верь или не верь, а в дупле одного дуба, возле поляны, что никогда не была хожена людьми, ждал загостившихся среди людей котов один из входов в кошачье царство. Поскольку кошки — существа свободолюбивые, то таких выходов было великое множество, и этот отличало лишь одно: он находился в погребальне.
Через него можно было попасть прямиком на похороны какого-нибудь важного кошачьего аристократа, а то и самого короля! Впрочем, нет, отличало его и еще кое-что: именно этот выход выбрал для себя Ивор, маленький черный кот-подросток, чтобы раз и навсегда покинуть отчий дом. Ну или по крайней мере до тех пор, пока кончина не настигнет его родителя, избравшего его наследником среди множества братьев и сестер.
К сожалению или к счастью, а отменить подобное избрание до смерти избранного было нельзя. Что, в свою очередь, значило: либо Ивор бежит, либо старый Питер попросту его казнит, причем, что самое обидное, казнит за дело. Он ведь и в самом деле был повинен в преступлении, причем настолько серьезном, что и сам себе его простил с трудом, хоть и любил себя безмерно, как и всякий представитель кошачьего бесчисленного семейства. И именно о том, в чем оплошал маленький черный Ивор и поведает эта история.
Как известно, испокон веков кошачье племя находится в непрекращающейся войне с племенем крысиным. И, как известно, обе стороны этого вечного, как битва Добра и Зла, конфликта, постоянно страдают, так или иначе. Кто-то гибнет, кто-то остается без хвоста или без глаза, а кому-то не везет настолько, что он даже попадает в плен к врагу, и оказывается затем навеки изгнан к людям.
Маленький Ивор, когда слушал сказки (а даже котятам рассказывают сказки) о героях древности, всегда мечтал стать одним из них. Совершить что-то значительное, что-то, способное сделать его королевство процветающим. И был на редкость миролюбив для существа, чьим предназначением было душить крыс.
А потому вскоре мечта его обрела вполне четкие очертания. Захотел Ивор положить конец многовековой войне и установить мир. И вот что из этого вышло.
Перво-наперво юный миротворец решил, что нужно ему найти себе друзей среди представителей другой стороны конфликта. Того, кто будет ему всячески помогать. Того, кто тоже хочет положить войне конец и жить в мире и согласии. И по наивности своей котенок отправился такого искать. Нет, конечно он не бегал среди крысиных владений с криками «я хочу с вами помириться!» Не так он был глуп.
Но сделал он вещь ничуть не менее неразумную, а можно сказать, что и более. Ведь явись он со своим предложением к врагам, его бы попросту сожрали живьем, да и дело с концом. А так он подверг опасности всех, кого знал, и кого не знал тоже. И белую толстушку-хохотушку Кати, и Питера-младшего, самого последнего своего братишку, и царственную черную кошечку Иветту, отцовскую фаворитку… Всех-всех-всех, словом, подверг Ивор сильнейшей опасности.
Потому что за союзником котенок отправился в отцовскую темницу, где содержались пленные крысюки с весьма плачевным будущим: их должны были допросить, вызнать все, что им известно, и затем казнить. И даже если удастся кому из них сбежать, свои вряд ли их примут — выгонят к людям, на всякий случай. А то мало ли, чего они от врагов нахватались…
Но была для таких вот, попавшихся, одна возможность вернуться на родину с триумфом: если они сделают для своего народа что-то значительное. Вот и посчитал Ивор: наладить мир — это еще какое значительное дело!
И категорически доброе. А значит, сотрудничать с ним крысе по определению хорошо. И, значит, они договорятся. Решено — сделано. В темнице котенок начал рассматривать заключенных, пытаясь выбрать, кто из них доверия заслуживает. Только вот мало у него было опыта в таких делах, и тяжело выбирать.
Стража не посмела преградить дорогу принцу, пустила его в темницу, да вернулась в караул, к большой железной двери, за которую дородные кошаки с кисточками на ушах заходили лишь тогда, когда было время кормить пленников. И то, как правило, через раз. Да еще в час вечернего и утреннего обхода, либо, как сейчас, когда крыс навещали царственные гости, либо приходил палач. Зайдя, Ивор отпустил тюремщиков и с интересом осмотрелся.
В дальней клетушке, ближе к стене, он увидел тощего белого крысюка, на морде которого было написано все коварство и подлость его народа. Напротив него сидел жирный, откормленный серый крыс с половиной хвоста, и, казалось, хотел бедного Ивора слопать с потрохами сей же час. Тому это, ясное дело, не понравилось, и от полхвостого, как и от его соседа, он отшатнулся с неприязнью. Почему он начал с дальних клеток, он и сам не знал, но так оно как-то и повелось: шел Ивор от дальней к ближней, да все узники у него доверия не вызывали. То смотрели злобно (что неудивительно), то вид у них был заискивающий, то выглядели так, словно выпустишь их — и тут же… жизни лишат.
А то и заложником сделают, чтобы прочих выпустить. Бандитский у них вид был, пугающий для юного еще Ивора. Но отказываться от своей затеи он все же не пожелал. Он ведь будущий король! А короли от своих решений не отступают.
И вот, казалось, улыбнулась черному коту удача. Да только улыбка то была щербатая, с золотыми зубами. Крысиная то была улыбка, а совсем даже не кошачья. Да только Ивор об этом знать-не знал и ведать-не ведал. Увидел он в углу незамеченную раньше клетушку, и там крысу. Серую, стройную, чем-то на него самого похожую. И мордочка у нее была не злая, а любопытная, с хитринкой.
И черные бусинки глаз светились не злостью, но разумом. И только посмотрел он на нее, как неведомым образом понял: крыса-то полу женского! В то время как прочие, кого он здесь видел, были крысюками, эта была крысою, и, видимо, напомнила она Ивору матушку родную, с пару месяцев назад ушедшую на звезды, потому что именно к ней он и пошел со своим грандиозным планом. Именно ее он захотел видеть своей союзницей. И, в силу юности, не подумал ни о том, что у крыс всем заправляют крысихи, ни о том, что женское коварство, даже если та женщина — крыса, давно вошло в легенды.
Подошел он к ее клетке, и назвался по имени, поздоровался. «Соклеточники» ее заголосили, заулюлюкали, хотя и до того не шибко молчали, поднимая гвалт просто от скуки. Сейчас же они кричали из нелюбви лично к Ивору, и ко всем его подданным скопом. Да и смешно им было, смотреть, как робкий котенок жмется носом к клетке, да слова вымолвить, окромя своего имени, от страха не может.
Понял это Ивор, все ж не глуп был. Сначала пригорюнился, а потом, словно вспомнив, кто он есть, приказал крысью клетку отнести вместе с ним в отдельное помещение. И тюремщика выгнал, чтоб не подслушивал. И как только это произошло, ответила ему наконец крысиная девица, мордочку лапкой только сначала подперла и взглянула хитро.
— Ну говори, Ивор, принц кошек, зачем ты меня сюда приволок? Пытать да допрашивать — мал еще, хоть и крови королевской. Отпускать — полномочий не имеешь. Но ведь что-то тебе надобно, не просто так в темницу пришел, не так ли?
— Не просто, — согласился кот, обернув лапы хвостом, и настроившись на длительный разговор. — Но прежде, чем я изложу свое дело, назови свое имя, как я назвал.
— Все одно помирать, — хмыкнула крыса. — Так чего б и не открыть своего имени?.. Я Алика. Ну, выкладывай, чего хотел, а там уж посмотрим, смогу ли я тебе чем помочь, и захочу ли.
— Так просто? — не поверил Ивор, сразу насторожившись.
Крыса захихикала, что выглядело на редкость странно и даже немного пугало.
— Э, почему же просто? Мне, быть может, интересно, что ты скажешь. И что ты можешь предложить взамен. Сойдемся — хорошо, нет — так я и не теряю ничего. Так уж оно повелось, что жизнь я уже, считай, потеряла, а кроме нее главнее и нет ничего.
— А как же жизни близких? Как же честь? — удивился Ивор, жизнью еще не битый.
— Все можно пережить, пока ты жив, — философски откликнулась Алика. — А у метверца ни чести, ни близких. Зато у кого-то из ваших в желудке больше не урчит!— и добавила уже грубее, — Так чего ты хотел, котенок? Выкладывай, пока я добрая и вообще хочу с тобой разговаривать!
Стало Ивору не по себе, призадумался он. Может, неверно выбран союзник? Может, беда будет от того, кого лишь своя шкура волнует? И сам же на свои мысли и ответил: может-то оно может, да только от остальных крысюков бандитской наружности беда будет безо всяких «может», и это совершенно точно. А тут еще поди пойми, чем дело кончится.
И решился Ивор, изложил вредной Алике свой план. Рассказал, чего желает, и ради чего ее вызволить собирается. Крыса, вопреки ожиданиям, не подняла его на смех. Не объявила наивным дураком и не стала возражать. Вместо этого она призадумалась. И нет бы Ивору насторожиться, но так обрадовался он, что и ухом не повел на явную подозрительность такой вот крысиной сговорчивости. У него все получится!
Он всех помирит и станет таким же героем, как те, про кого ему рассказывали сказки! И все-все-все будет хорошо! И, хоть план его и был весьма расплывчат, то, что он уже начал исполняться, пьянило Ивора, словно валериана. Зато план Алики был прост, изящен и четок. И возник в маленькой головке, еще пока глупыш-принц восторженно мяукал у нее над ухом…
Согласилась крыса ему помогать. Но при одном условии: слушаться ее должен союзник, и глупых вопросов не задавать, поскольку старше она, а следовательно и мудрее. Старый Питер тоже так говорил, а потому, услышав слова отца из уст Алики, котенок поверил: все у них получится.
Для начала, естественно, он должен был ее выпустить из клетки. Сложно дипломатической миссией в тюрьме заниматься, и потому, показалось это ему вполне разумным и правильным. Подсыпал Ивор тюремщикам снотворного порошку в еду, и под покровом ночи, стащив ключи, выпустил Алику на свободу. Велела крыса ему ждать от нее вестей три дня и три ночи, ведь не узнав, что думает ее народ, не сможет она и дружбы наладить.
И пока Ивор преданно ждал, не думая ни о подвохах, ни об ударах в спину, Алика, крысиная военачальница, положившая с полсотни котов-ветеранов, потирала лапки. И договаривалась со своими отнюдь не о мире, никак нет! Не о том были ее сладкие речи, но после оных, крысы с радостью приняли ее обратно, не отправив к людям. И план одобрили всем своим нутром, надеясь, что теперь-то уж они разделаются с врагом отныне и вовеки, и ни одна пушистая морда с треугольными ушами больше им не помешает!
А в кошачьем королевстве, тем временем, паника поднялась: важная заключенная сбежала! Такой глупости, будто выпустил ее престолонаследник, никому и в голову не пришло, и потому Ивор был вне подозрений, а вот королевский двор — в панике. Столько ловили, и все бестолку, как же так-то! И ведь наверняка придумает пакость, проклятая лысохвостая плутовка!
Только принц верил, что крыса придет с миром, а ее высокопоставленность он счел полезной. И в очередной раз похвалил сам себя, как правильно выбрал он союзника. Сам себя не похвалишь — никто не похвалит…
Долго ли, коротко ли, а прошли обещанные три дня. Вернулась крыса с посольством и с дарами. И с предложением мира. Казалось, все идет по плану, и все хорошо. Только одним из даров Алики была статуя большой-большой кошки. Вроде как, покойной матери Ивора, которого этот жест очень растрогал.
Вхожа была Алика в мир людей, и жила там когда-то в библиотеке… А хорошую идею, чего б себе на пользу и не употребить? Только одно и спасло кошачье царство: кошки, в отличие от людей, не пьют. А если валериану и употребляют, или кошачьей мяты нажуются, не теряют от того ни слуха, ни бдительности.
Да и часовых они убирать совсем не спешили. Мудр был старый Питер. Не поверил в нежданное предложение дружбы, тем более такое щедрое, и не отягощенное союзом против общего врага.
И когда крысьи воины врассыпную бросились из статуи, ждал их не спящий город, а отпор. Хотя, конечно, многие полегли тогда и многие остались вдовами и сиротами.
Да только крысиное воинство полегло все, несмотря на цену, которую пришлось заплатить подданным старого Питера. А Алика, перед смертью, просто так ничего оставлять не пожелала. Напоследок она выкрикнула, до того, как король кошек снес ей голову мечом:
— Это все он! Это Ивор выпустил меня из темницы!
И если бы белая вдовушка Кати, толстушка-хохотушка, не была еще и воином, вопреки своему полу и положению, и не услышала бы этого отчаянного предсмертного вопля, не сносить бы Ивору головы, потому что слова коварной крысы подтверждались хотя бы тем, чья статуя стала проводником врага в город. Но она услышала.
И, из приязни к наивному котенку, что всегда ей нравился своей любовью к сказкам, помчалась его предупреждать. И до того, как спохватились отцовские воины и бросились на поиски, удрал он в человеческий мир, и удрал именно из погребальни, здраво рассудив, что даже реши отец перекрыть все выходы, ни в коем разе не вспомнит он сразу об этом, поскольку удирать через него — святотатственно.
Три дня и три ночи бежал Ивор, не помня себя от страха и коря за глупость. Питаясь травой и попадающими под лапы насекомыми, он не останавливался, боясь, что за ним отправится погоня. Так и наткнулся он на уединенный домик в деревне.
Так и стал одинокой старухе верным компаньоном, благо, увидев замерзшего и испуганного кота, едва переставшего быть котенком, сразу она вынесла ему блюдечко молока. Тогда-то и согласился Ивор со словами своей «союзницы».
И правда, все можно пережить, пока ты жив. Даже страх и грызущую заживо совесть… Ведь ей всяко приятнее мучиться с полным желудком, в тепле, и под елкой. А искупить свою вину потом, как только представится Питер, и он, Ивор, престол займет…