Воспоминание о кулацко-эсеровском мятеже в Упоровском районе
Аркадий Александрович Попов выслал в газету «Знамя правды», выходившую в районном центре Упорово Тюменской области, свой труд – машинопись на 35 страницах. Сопровождало самодельную брошюру краткое рукописное предисловие: «В рассказе воспоминаний отражены факты и события, которые были на моих собственных глазах и навечно остались в моей памяти…». Автор, уроженец села Суерского Упоровского района, выражал надежду, что его материал будет опубликован к 60-летию ВЛКСМ. Центральное событие мемуаров – гибель его отца, первого председателя Суерского волостного революционного комитета Александра Ивановича Попова и его дочери, сестры автора – 21-летней учительницы начальных классов комсомолки Зои Александровны Поповой. Текст этот так и не попал на газетные полосы, но, к счастью, сохранился в фондах Упоровского краеведческого музея. Настоящая публикация этого мемуарного документа – первая. Текст приводится в авторской стилистике с исправлением явных орфографических и грамматических ошибок. Сокращения обозначены отточиями.
В селе Суерском купцы Ф. Фунин, И. Мальцев и священник Андрей Астрахов сформировали контрреволюционный отряд из кулацко-зажиточной части села и окрестных деревень и скрывавшихся белогвардейцев. Отряд формировался и дислоцирован был в деревне Липихина, расположенной в 20 километрах от села Суерского в сосновом лесу векового возраста.
Первое выступление кулацко-эсеровского отряда было ночью 7 февраля 1921 года. Население Суерского ночью от страшного шума проснулось. Везде – шум, крики, на обеих церквях звонили набат.
Кулаки захватили помещение волисполкома, почты, сельского совета, правление коммуны «Луч», квартиры членов коммуны, выставили часовых. Стали производить аресты сотрудников советских учреждений, сажать их в волостную тюрьму. Мужчин – членов коммуны арестовывать, сажать в холодный амбар. Их готовили к отправке по этапу. Связывали по два человека за руки выше локтя. Связанные руки коммунаров синели, немели от сибирского мороза.
Партиями по 30 человек стали их отправлять этапом в село Емуртлинское, там были большие каменные подвалы, где содержались арестованные коммунары из нескольких волостей. Расстояние – 26 километров, [вели] через деревню Буньково, которая находилась на полпути к селу Емуртла, дорога шла полями, сменяясь большими перелесками, где не было позёмки с колючим ветром, обжигающим морозом. Конвоиры – на лошадях верхом впереди колонны и сзади. Арестованные шли пешком, связанные по два человека. Февральские метели нередко заметали дорогу свежим, хрустящим снегом, ветер как иглой прокалывал верхнюю одежду. Коммунары шли по колено в снегу с потёртыми ногами и отмороженными руками, выбивались из последних сил, падали, их били плетью или пикой, гнали к месту назначения. Совершенно обессилевших добивали на дороге, бросали от дороги в снег. Арестованные ждали перелеска, где тихо от бури и ветра, чтобы отдохнуть, накопить силы, двигаться дальше без побоев. Из партии [в] 30 человек девять были оставлены в дороге волкам на съедение. Старший конвоир Стародумов доложил, что следующую партию нужно сопровождать с наличием конных подвод, [потому что] бросать арестованных в снег на съедение волкам – это сверхчеловеческое преступление.
А. И. Попов был арестован, посажен в волостную тюрьму – бывший магазин, а на остальных членов его семьи наложен домашний арест под строгой усиленной охраной. Часовые расставлены снаружи и изнутри дома: снаружи – 4 человека, а внутри – до 8 человек, т. к. семья Попова состояла из его жены, трёх дочерей и двух сыновей, поэтому требовалось много охранников. Старшим охраны была назначена Елена Ушакова. Она всех детей посадила по разным комнатам, поставила по охраннику с вилами, пиками в руках. Софья Алексеевна сказала: «Ну вот, родные дети, ваш дом стал тюрьмой для вас. Меня охраняют двое, нашу комсомолку Зою тоже двое. Мы оказались опасными преступниками. За то, что наш отец защищает бедноту и церковную землю роздал крестьянам, [а] у купцов магазины конфисковали».
К вечеру пришла жена главаря восстания Людмила Фунина. Сказала, что ей разрешено переговорить с Софьей Алексеевной. Ушакова разрешила разговор. Софья Алексеевна со слезами уговорила Людмилу Ивановну, чтобы у своего супруга Феди добилась разрешения на передачу продуктов для мужа. На следующий день утром снова пришла Людмила и принесла разрешение на передачу продуктов в тюрьму [и] что передачу может нести один из мальчишек, который старше и знает, где находится тюрьма. Спросили: «Сколько лет старшему?». Ответила: «Аркаше 12 лет, только ему в бабки играть весной, а не политикой заниматься». – «Пусть несёт».
Софья Алексеевна сразу же стала готовить продукты, а сына Аркашу заставила одевать валенки, полушубок, шапку, меховые рукавицы. Сказала: «Помни, сынок, сибирский мороз красит щёки и нос! Одевайся теплее, не ровен час – там, может, придётся долго ждать, когда примут передачу. Папу увидишь, скажешь, что нас всех арестовали дома и охраняют так, что собаки не укусят. Комму[1]наров собираются отправить этапом в Емуртлинскую волость пешком по такому морозу, связанных за руки по два человека». Это услышала Ушакова и сказала: «С арестованными запрещается говорить. Если хочешь, то посылай передачу, а то запрет положу, пусть там голодом сидят любители советской власти и защитники бедноты».
Аркадий пришёл к волостной тюрьме, там уже было много таких же подростков, как он. Передачу взяли, а поговорить с папой не дали, но ребятишки везде любознательны. Встретил Ваню Бызова, Гришу Угренникова, Семёна Иванова и других и все вместе побежали к зданию волисполкома, где заседал штаб главарей мятежа. В большом зале стояли бильярдные столы, и решили [ребята] шарики покатать по зелёному сукну. А там оказалось полно бандитов из соседних деревень. Нас спросили: «Зачем детвора пожаловала?». Мы ответили. Над нами посмеялись, а потом сказали: «Сначала посидите под столами и послушайте, как шарики катаются по столу и в лузы попадают». Но это тянулось недолго. Как напротив большого зала из кабинета вышел главарь мятежа Фунин, [то] увидел «маленькое войско» и приказал Роману Клевакину отвести всех в холодный амбар, а по дороге угостить пикой.
Роман был очень высокий и здоровый мужчина с пистолетом и пикой, бегал как «косой беляк» в лесу. Повёл «маленькое войско» сажать в холодный амбар, а сам по дороге шепнул: «Разбегайтесь, ребята, в разные стороны, кого догоню, того пикой угощу по спине раза два. Дома отплачетесь, если больно будет». Сначала догнал Бызова, Иванова, «угостил пикой», потом догнал Аркашу и Гришу, эти были одеты в полушубок, им досталось по два пиковых «угощения».
Домой Аркаша пришёл в слезах и раздеться не может. Софья Алексеевна раздела сына и уложила спать. Спросила: – Что это у тебя на спине? – Побои. Я с ребятами случайно зашёл в штаб мятежников. Нас за это хотели посадить в холодный амбар. Рома Клевакин повёл, в дороге сказал – бегите, ребята, – а сам начал бить по спинам пикой, вот и меня дважды ударил. – Не плачь, сынок, это будет пожизненная память, а до свадьбы далеко, всё заживёт.
После 17 февраля 1921 года из города Ялуторовска подошли части Красной армии и эскадрон 1-й 418 Конной [армии] Будённого, лошади подобраны по масти: серые, вороные, карие по сотням; гривы острижены гребешком, хвосты – метёлкой. Командиром был тов. Михаил Николаевич Загвоздкин – среднего роста, коренастый, носил большие рыжие усы, сбоку – маузер, шашка и большой бинокль на груди. Синие галифе и сапоги со шпорами. Со стороны Ингалинской волости пехотные части начали своё наступление с Песчаного увала в направлении Новая церковь с выходом к маслозаводу. Конница заняла исходные позиции в роще у старообрядческого кладбища, с задачей: внезапным ударом захватить тюрьму и штаб мятежников.
Мятежники долго и яростно оборонялись, вели ожесточённый бой, не зная, что подошли части регулярной Красной армии. Не выдержали наступления красной пехоты, стали эвакуировать штаб и тыл через реку Тобол по льду в направлении села Емуртла, разделившись на две группы. Первая – под руководством главарей Фунина, Мальцева, А. Удальцова, вторая – под руководством Щукина, Клевакина, Худышкина, Сергеева, Ивана Степаненко в сторону села Коркино по левому берегу реки Тобол вдоль большого лесного массива.
Расстрелять, отправить этапом всех арестованных коммунистов, коммунаров не успели. В панике решили сжечь тюрьму вместе с живыми арестованными. Дали команду обложить её соломой, облить керосином. Солома находилась за селом в гумнах, керосина под рукой не оказалось, стали бегать, искать. В это время конница с обнажёнными, блестящими саблями с криком «ура» лавиной неслась по главной улице села. М. Н. Загвоздкин увидел здание магазина с часовым, вздыбил коня, как Чапаев, спросил:
– Что здесь находится?
– Арестованные коммунисты.
– Много?
– Человек пятьдесят будет.
Без слов, одним ударом зарубил часового. Спрыгнул с коня, схватил какую-то железную штангу, свернул замочную петлю вместе с замком. Открыл двери, крикнул: «Товарищи коммунисты и коммунары, вы свободны, выходите. Будённовцы не шутят, а действуют наверняка. Кто из вас есть начальство?». Товарищи показали на Попова. Александр Иванович с трудом подошёл на одной ноге, представился:
– Я председатель ревкома.
– Желающих запишите в отряд внутренней охраны. Утром соберитесь в ревкоме на совещание.
Пока М. Н. Загвоздкин освобождал коммунистов и давал указания, его конники разгромили штаб мятежников и преследовали их за рекой Тобол. Попов составил список желающих служить в отряде внутренней охраны ревкома, записались все 48 человек. С радостью пожали друг другу руки и разошлись по своим домам до утра следующего дня.
Домой Александр Иванович пришёл только к вечеру. Жена и дети обрадовались, стали наперегонки рассказывать папе, как они сидели под арестом целых две недели. «Мать, перестань плакать, слезами не поможешь, надо думать, что делать дальше? Я думаю, девочек и младшего сына нужно эвакуировать в деревню Коклягину к твоему брату Ивану, пока идёт это смутное время. Зою возьмут в отряд писарем, Аркаша останется с тобой для связи, да нам иногда поможет сбегать в разведку. Девочкам дома будет очень трудно, могут напугаться и заболеть». Мать согласилась Паню, Раю и Колю отправить к брату Ивану. Александр Иванович попросил соседа Данила Николаевича отвести детей в деревню Коклягину. Ночью отправили двух дочерей и сына.
Утром собрались в помещении ревкома. Тов. М. Н. Загвоздкин с командирами сотен и стрелковых подразделений представился, что он имеет большие полномочия узревкома [уездного революционного комитета. – Ред.] и партии большевиков. Будет восстанавливать революционный порядок, никакой пощады мятежникам. Поблагодарил всех за стойкость и мужество, предложил членам ревкома заниматься текущими делами волости, главное – обороной. Назначил заместителя председателя ревкома тов. Осипа Егоровича Орлова командиром отряда внутренней охраны. Распорядился выдать оружие бойцам отряда и амуницию для лошадей. Лошадей – мобилизовать у мятежников, кулаков[1]мироедов, также использовать трофейных. Наших раненых – поместить в местную больницу, их 5-6 человек, немного.
– Во вчерашнем бою захватили пленных, посадили их вместо вас [зачёркнуто, сверху надписано:] коммунаров в магазин. Пусть очухаются, подумают, с кем им лучше воевать. Товарищи коммунисты, скажите, почему мятежники разделились на два отряда? Отступили в двух направлениях? Нет ли в этом коварства?
– От них всё можно ожидать, – говорит Попов. – Могут через государственные леса обойти кругом с той же стороны, откуда вы пришли, сделать нападение. Для этого им нужно минимум три-четыре дня.
– Вам для помощи оставляю одну сотню конников с командиром тов. Смирновым, организуйте оборону и усиленное наблюдение. К вечеру мы оставляем село Суерское и движемся тоже в двух направлениях по их следу. С пленными разберитесь почеловечески. Кого нужно судить, отправляй[1]те в Ялуторовск.
Продолжение следует.
Публикуется по: Двадцать первый. Красная весна: Антология архивных и исследовательских материалов о Западно-Сибирском восстании 1921 года / Ред.-сост. Г. А. Крамор. – Ишим: Ишимский музейный комплекс им. П. П. Ершова, 2021. – 672 с., ил. Сборник издан при поддержке депутата Тюменской областной думы В. А. Рейна.
#краснаявесна_1921