Доклад
Как-то раз к владыке Филарету с докладом по канцелярскому делу явился секретарь. Митрополиту Филарету было известно, что за хлопоты по этому делу чиновник получил от просителей взятку. Дело, как и подобает, было вложено в папку, на которой крупными буквами было напечатано: «ДОКЛАД». Не успел секретарь положить его перед митрополитом, как тот остановил его жестом руки.
— Погоди, не торопись, братец: нужно делать всё по порядку. Скажи мне сперва, что здесь написано на обложке?
— Слово «доклад», Ваше Высокопреосвященство.
— Так, правильно… Ну а если я прикрою рукой первую букву, что тогда останется?
— Слово «оклад», Ваше Высокопреосвященство, — в недоумении ответил секретарь.
— Оклад? Хорошо. А какой оклад ты получаешь по своей должности?
Растерянный секретарь назвал сумму.
Владыка же продолжал:
— Ты говоришь: столько-то? Что ж, сумма немалая. Ты семейный?
— Холост, Ваше Высокопреосвященство!
— Ну а для холостого твой оклад и совсем достаточен. Вот и старайся, служи хорошенько, не имея забот о хлебе насущном… Так, будем продолжать: а ну-ка, сократи еще одну букву, что останется?
— «Клад», — пробормотал секретарь, понимая, что владыка задает эти вопросы неспроста, и смутно догадываясь, что всё это не сулит ему ничего хорошего.
— «Клад»? Какой же клад может заключать в себе это дело, которое ты мне подносишь? Что-то не понимаю. Какой такой клад обрел ты в этом деле? Ну, что же ты молчишь? Отвечай, когда спрашивают.
Секретарь хранил упорное молчание и растерянно моргал глазами.
Владыка продолжал:
— Не знаешь? Что-то не верится… Ну, давай дальше, сократи еще одну букву.
— Остается слово «лад», Ваше Высокопреосвященство, — ответил секретарь, уже вполне отчетливо понимая, что дела его плохи.
— «Лад»? Верно. О каком же ладе идет речь? Уж не добиваешься ли ты, чего доброго, «лада» со мной в отношении того «клада», который ты обрел в этом деле? А? Так, что ли? И ты смел подумать, что у тебя может выйти лад со мной? Что я подпишу беспрекословно эту твою неправую бумагу? Да знаешь ли ты, что тебя ждет за это?!
Секретарь был ни жив ни мертв — не столько от раскаяния, сколько от угрозы владычнего наказания.
— Так хочешь знать, что ждет тебя за это? — продолжал владыка, пытливо глядя ему в глаза. — Ну так отбрось еще одну букву, четвертую, и читай, братец, не смущайся!
— «Ад», — пробормотал секретарь и, не выдержав, упал в ноги Филарету.
— Правильно: ад ждет всякого согрешившего любостяжанием! Встань. Не передо мной ты виновен, а перед Христом, перед Ним и должен замаливать свои грехи.
Уличенный во взятке секретарь был отправлен святителем Филаретом на покаяние — под строгий надзор настоятеля одного из русских монастырей.
ПОДАТЬ ЗАПИСКУ В СВЯТО-ЕЛИСАВЕТИНСКИЙ МОНАСТЫРЬ
Наказание и поощрение
Однажды за открытую нетрезвость жизни митрополит Филарет был вынужден сместить некоего многодетного дьякона, однако бедность семьи удаленного смущала его пастырское сердце. Разузнав о положении и жизни дьяконовой жены, он назначил ей от себя пенсию в размере того содержания, которое получал на службе ее муж. Каждый месяц неизвестное ей лицо доставляло это вспомоществование.
Через какое-то время блуждавший по распутиям жизни муж образумился, отрезвился и был восстановлен в прежнем сане дьякона. Пенсия прекратилась, и тогда супруги стали догадываться, кто их питал всё время испытания. Не скоро, но утвердились они в своей догадке, когда один из передававших им ежемесячное пособие проговорился.
Против табакокурения
В середине 50-х годов Московскую духовную академию посетила одна высокая особа, очевидно, царского дома, и осталась недовольна тем, что в помещении студентов было накурено.
Митрополит Филарет, разумеется, не мог оставить без внимания беспорядок и написал обращение к студентам, где старался осветить вредные стороны табакокурения. Но академия, очевидно, осталась недовольна замечаниями и некоторое время ничего не отвечала митрополиту. Это обеспокоило его, и он через письмо начал выведывать у архимандрита Антония, как принято его обращение в академии: «Вы не отвечали на вопрос, — писал митрополит, — как судят о моем письме [о табакокурении]. Видно, очень немилостиво».
Но этим дело не ограничилось. Митрополит старался внушить академии, что на его письмо о табакокурении не нужно смотреть как на начальственный приказ, а как на предложение обсудить дело. Он с трогательной скромностью говорил: «Предписания в нем [письме] нет, а писано рассуждение… И не запрещение и надзор имел я в виду, а то, чтобы студентам сообщены были рассуждения, которые побудили бы их самих вывести заключения».
Воздалось четверицею
Как-то утром владыка Филарет вышел до завтрака в гостиную и увидал бедного деревенского дьякона, русоволосого, сильно загорелого, с лицом усталым и опечаленным.
— Что ты за человек? — спросил Филарет.
Владыка был в потертом халате, и дьякон отвечал без стеснения:
— Да заблудился, батюшка, никого не найду. А хочу я броситься в ноги преосвященному. Добрые люди надоумили: «Пойди пораньше, да и попроси».
— Что за дело у тебя? — мягко спросил Филарет.
— Беда! Дьякон я, имею семью большую в селе нашем, но теперь хотят определить другого на мое место. А меня угнать аж за пятнадцать верст. Версты-то ладно, а как же я со всем хозяйством моим тронусь? Пятеро деток, жена, теща да сестра вдовая с мальцом… И с чего бы — вины за мною, батюшка, никакой нет.
— Садись пока, — пригласил владыка. — Кого же ты просил?
— Да многих… — протянул дьякон, смекая, не поможет ли новый знакомец и во сколько это обойдется. — Правду говоря, батюшка, меня уж обобрали как липку. В канцелярии преосвященного дал писарю двадцать пять рублей, в консистории опять двадцать пять, здешнего прихода дьякону семьдесят пять рублей… а дело стоит! Говорят, экзаменовать меня надобно.
— Это правда, — уже строго сказал Филарет. — Я экзаменатор.
Дьякон неловко опустился с дивана к ногам митрополита.
— Батюшка, пожалей меня! Мне уж тридцать пять годов, что я помню!.. Вот осталось всего двадцать пять рублей у меня, пятнадцать-то я на дорогу отложил, а десять — возьми, батюшка, только сотвори ты мне эту милость!
Филарет глянул в глаза дьякона, и так был чист простодушный и опечаленный взгляд, что владыка не мог ему не поверить.
— Давай мне свои десять рублей, — велел он, — и приходи завтра к девяти в эту комнату. Дело твое будет решено.
На следующее утро несчастный дьякон явился к назначенному часу, и по приказанию владыки его пропустили в комнаты. В гостиной дьякона ждал Филарет, облаченный в парадную рясу, с панагией, лентами и орденами, ибо собирался ехать в Страстной монастырь служить.
— Виноват, святый владыко! — воскликнул дьякон и пал в ноги митрополиту.
— Встань! — приказал Филарет. — Дело твое мы покончим быстро.
Он позвонил в колокольчик и приказал позвать ранее вызванных писарей и здешнего дьякона. Едва те переступили порог, владыка подчеркнуто смиренно обратился к ним:
— Каюсь перед всеми вами, братие, что вчера взял от этого дьякона десять рублей. По словам Священного Писания, аще дадите, воздастся вам четверицею (ср.: Лк. 19: 8), я вместо десяти даю ему сорок рублей, — и он протянул обомлевшему от изумления дьякону несколько ассигнаций. — Ты взял двадцать пять рублей — дай ему сейчас сто, то же и ты сделай, а ты, духовное лицо, вместо семидесяти пяти дай ему триста.
Дьякон прижал ворох ассигнаций к груди, губы его тряслись, и видно было, что бедный готов разрыдаться. С непередаваемым словами чувством он смотрел на митрополита, но тот поспешил прервать молчание:
— Ступай, отец, домой. Оставайся на своем месте. Будет нужда какая — относись прямо ко мне… А с вами, — обратился митрополит к взяточникам, — вечером разберусь.
Митрополичьи покои
Стремление к простоте и бегство от роскоши были как бы насущной потребностью святителя Филарета. Даже посох, употребляемый за богослужением, он желал иметь деревянный.
Домашняя обстановка как в Москве, так и в митрополичьих покоях в Троице-Сергиевой лавре была у митрополита Филарета самая обыкновенная, большею частью из простого дерева и недорогого материала. Когда однажды наместник лавры хотел заменить простую мебель богатой, святитель запретил ему это делать, не без гнева сказав: «Диван не для турецкого султана. Для чего же такая забота? Тюфяк я велел сделать здесь, а дерево сделают ваши, как умеют. Не обивать и не красить».
«Чистою водою надобно смывать грязь»
Скромность и смирение митрополита Филарета в особенности выражались в его благостном отношении к порицателям и неблагосклонным судьям его дел, даже и в тех случаях, когда «судьи» выступали во всеуслышание. Он хотел стоять и стоял выше мелочей, каковыми считал выходки своих порицателей.
В подобных случаях московский владыка говорил: «По милости Божией, если о мне судят неблагосклонно, я полагаю, что заслужил, и не изменяю моего благорасположения к неблагосклонному судии». «На порицание лучше отвечать кротостью, нежели порицанием, — считал он. — Чистою водою надобно смывать грязь. Грязью грязи не смоешь».
«Христос меня позабыл!..»
Митрополиту Филарету (он был председателем комитета по помощи заключенным) наскучило постоянное и, может быть, не всегда строго проверенное, но вполне понятное ходатайство доктора Гааза (известный всей России тюремный врач) о предстательстве комитета за невинно осужденных арестантов.
«Вы всё говорите, Федор Петрович, — сказал владыка Филарет, — о невинно осужденных. Таких нет. Если человек подвергнут каре — значит, есть за ним вина...»
Вспыльчивый и сангвинический Гааз вскочил со своего места. «Да вы о Христе позабыли, владыка!» — вскричал он, указывая тем и на черствость подобного заявления в устах архипастыря, и на евангельское событие — осуждение невинного...
Все смутились и замерли на месте: таких вещей Филарету, стоявшему в исключительно влиятельном положении, никогда еще никто не дерзал говорить в глаза! Но глубина ума владыки была равносильна сердечной глубине Гааза. Он поник головой и замолчал, а затем, после нескольких минут томительной тишины, встал и, сказав: «Нет, Федор Петрович! Когда я произнес мои поспешные слова, не я о Христе позабыл — Христос меня позабыл!..» — благословил всех и вышел.
Древнее пение
В бытность митрополита Филарета в Петербурге раз присутствовал за богослужением на подворье один не очень-то изысканный игумен. После богослужения последний осмелился сказать митрополиту Филарету: «У вас, владыка, поют певчие по новым нотам и напевам. Жаль. Лучше бы было, если бы они пели по древнему церковному напеву».
Но митрополит не растерялся от этих неделикатных слов и отвечал своему гостю: «Вот что, отец игумен: и певчие тоже [так] поют давно».
Снисходительность
Около 1830 года в Москве появился отставной петербургский чиновник Смирнов, один из клевретов бывшего министра Шишкова, игравшего очень непривлекательную по своей враждебности роль в истории жизни святителя Филарета. Этот чиновник, поселившись в Москве, начал бывать у митрополита. Последнего стали предупреждать, что чиновник этот — человек неблагонадежный, что он приходит к владыке, чтобы «выведывать», и что причиняет владыке «вред, донося, чего нет». Но митрополит, несмотря на предупреждения, не изменил своей снисходительности к недостойному лицу.
Святитель Филарет писал по этому поводу: «Господь ведает сердца и дела тайные. Мне слышанное о нем не препятствует принимать его спокойно, но скучаю долгими беседами его и утомляюсь».
Болезнь — леность
Дьякон одной из московских церквей в течение года не говорил проповеди, ссылаясь на болезнь. Узнав об этом от благочинного, митрополит Филарет написал: «Болезнь, которая не мешала дьякону служить, а мешала целый год говорить проповеди, называется леностию. Способ лечения на первый раз употребить следующий: запретить дьякону священнослужение на две недели и дать ему в сие время дьячковский доход с тем, чтобы в сие время сочинил проповедь. О последующем донести».
Не судья
В конце жизни святителя Филарета в Москве один дьякон прославился дерзким поведением по отношению к своему архипастырю. Он несколько лет кряду непрерывно докучал митрополиту прошениями об определении его на место приходского священника и в каждом прошении или письме старался кольнуть святителя Филарета, то укоряя лиц, которых отличал он, то попрекая его пристрастием к своим родственникам; заводил дела, писал много резких бумаг, желая уязвить митрополита. Но тот оставался спокоен. Иногда только, и то смеясь, он сообщал, если заходила речь о дьяконе, какой вновь получен им от своего подчиненного урок, наставление, намек.
— Да что вы не образумите его? — осмелился раз спросить святителя Филарета его почитатель и получил ответ: «Я не судья в собственном деле».
Источники:
- Козлов Максим, протоиерей. «Добродетель измлада возлюбил еси, богоблаженне Филарете». Жизнеописание святителя Филарета Московского
- А.П. Лебедев. Великий в малом Московский митрополит Филарет. — М.: Патриаршие пруды, 1999.
- Простые истории о главном. Православный календарь 2017. — Минск: Свято-Елисаветинский монастырь, 2016.
- Кони А.Ф. Избранные произведения. — М.: Советская Россия, 1989.
МНОГО ИНТЕРЕСНЫХ СТАТЕЙ, ВИДЕО И ФОТО
НА САЙТЕ МОНАСТЫРЯ OBITEL-MINSK.RU