Начало здесь
Предыдущая глава
Родилась Катя в семье двух зубных врачей. Папа был именитым в городе стоматологом, со своей официальной высокой должностью главврача в одной из городских клиник и частным кабинетом «для души». Мама практиковала в одном из приватных лечебных заведений для бонз, тоже имела обширную клиентуру преданных поклонников её врачебного таланта. Добиваться больших карьерных успехов она не хотела.
Пока в детстве другим малышам грезились куклы и большие яркие гоночные машины, Катя, лет этак с пяти, мечтала о собственной детской, почти настоящей бормашине. Каждый визит в папин или мамин кабинет – праздник. Она замирала от восхищения, вдыхая лёгкий запах эфира, слушая позвякивание инструментов идеальных, законченных форм. Страха – ни капли.
Отец с юности начал учить Катю всем тонкостям стоматологического ремесла. В шестнадцать лет она самостоятельно запломбировала младшему брату молочный зуб - родители разрешили попробовать. Малой остался в восторге от лёгкости её прикосновений.
- Начнёшь учёбу с медицинского училища, потом - в университет. Настоящий зубной врач должен пройти азы профессии от А до Я. Лучших наставников по начальной теории чем в нашем местном училище, я не знаю. Усовершенствуешь лечебное дело, займёшься хирургией и протезированием. Из тебя выйдет тот самый универсал, который сумеет всё.
Выучилась, прошла, сумела, стала. Сейчас Екатерине было тридцать два года, а у домашнего очага ни детей, ни плетей. Личная жизнь настолько не клеилась, что впору «Мемуары неудачницы на любовном фронте» писать, не было бы более опытного автора. Последний бойфренд сбежал от неё неделю назад, даже до долгожданного всеми Нового года не дотянул. На прощание сказал:
- Ты как акула, смыкаешь вокруг меня челюсти, не давая ни жить, не дышать. Чувствую себя постоянно, как в тюрьме, как узник в каменной крепости. Не могу так больше, будь счастлива, если сможешь, а мне не звони – трубку не сниму.
А всё дело было в том, что Катя не уставала контролировать каждый шаг своих спутников... Она сюсюскала над кавалерами, пока они ели. Вставала ночью, чтобы взбить любимому подушку, и поправить одеялко. Проверяла, надели ли они зимой тёплый шарф, перчатки и термобельё.
Её опека доходила до абсурда и мешала работать. Колдуя над очередным зубом и успокаивающе воркуя над пациентом, Катя могла всё бросить, и отправиться к телефону, чтобы отстучать сообщение по ватсапу:
- Ты где? Почему уже десять минут от тебя нет никаких сообщений?
И это всё при том, что клевал на неё мужской пол регулярно и с удовольствием. Она была очень хорошенькой: невысокого роста, аккуратная, с точеной фигуркой, пышными формами, копной пышных волос и серыми пронзительными глазами.
На втором курсе университета Катя выскочила замуж «по большой и настоящей любви». Муж сбежал от нее уже через две недели. Они слишком быстро решили отправиться в загс после нескольких свиданий. Прозрение наступило дома, когда за ними обоими закрылась входная дверь.
Муж жалобно смотрел на Катю и просил:
- Не отслеживай каждый мой шаг. Ты меня позоришь перед коллегами.
Я же не могу «быть на проводе» двадцать четыре часа в сутки. У нас бывают планёрки, совещания, и шеф не одобряет, если подчиненные утыкаются в смартфоны. Мне неудобно бросать руль и кидаться к телефону, если я еду на работу или домой. Ты ненормальная, Катя, и уже кроме глухого раздражения ничего в моей душе не вызываешь.
Развели горе-молодожёнов быстро. Потом была череда коротких романов, и каждый раз Екатерина превращалась в чеховскую Душечку, живущую только делами ухажёра. Она должна была знать все подробности деловой жизни мужчины, всех его друзей и подруг, все мечты и чаяния. Такая мнимая любовь душила, обволакивала ненужной заботой, лишала свободы и самостоятельности.
С годами Екатерина научилась сдерживать свои порывы и не бросать в кресле больных с разинутым ртом. Теперь она выдерживала по два-три часа кряду. Не кидалась к аппарату. Не спрашивала подробных отчётов о том, как у любимого прошёл день. Бесполезно.
Самые длительный роман продлился всего полгода. Про себя Катя стала шутить, что она как Екатерина Великая, та самая любвеобильная императрица, меняет фаворитов как перчатки. Ни один не выдерживает её любовного натиска.
В клинике Изольды Викторовны негласно установили правило – Катерине только женщин в кресло. Трудилась она здесь по протекции отца, в другие частные заведения её брали неохотно. Слава о каких-то наших пороках и недостатках часто впереди нас по свету бежит.
Мария Ивановна прибыла в стоматологию следующим утром, в точно назначенное время. Всю ночь проворочалась, всё деньги мысленно считала, да переживала, что их всё-таки не хватит. Екатерина Николаевна еще раз рассеяла её сомнения по этому поводу и принялась за работу. В процессе выяснилось, что на бедолагу-учительницу плохо действовали обезболивающие препараты и анальгетики. Катя смотрела, как женщина мужественно терпит сильную боль, подпрыгивая в кресле, и думала:
- Какая стойкость, а я мужчину в покое оставить не могу, если он не звонит несколько часов, всё руку на его пульсе держать хочу. А это же неправильно.
Она сама не поняла, как слово за слово начала рассказывать Марии Ивановне про свою жизнь. Без утайки, как есть. Пожаловалась, что от одиночества иногда грызёт по ночам уголок подушки. Родители не в счёт, любят её, но пора идти своей дорогой. Друзья, однокашники, бывшие однокурсники, коллеги, несомненно, у неё есть. Но так сложилось, что все они женаты-замужем, или сами воспитывают детей после разводов. Абсолютно одна-одинешенька она в этой большой толпе.
Вот едет Новый год встречать к замужней подруге. Компания большая собирается, оторвутся по- полной. А что потом? Все по домам с родными разбредутся, а она вернётся в свою квартиру, где даже кот или кошка её не встретят. Она же по две смены специально упахивается с молчаливого согласия директрисы, только чтобы домой не ехать.
Мария Ивановна была замечательной слушательницей. После очередной порции лечения и Катиных исповедей, мягко обняла женщину и сказала ей:
- Твоё горе – не беда. Ты обязательно встретишь мужчину, который будет любить тебя такой, какая ты есть. У тебя сердечко доброе, не равнодушное и не жадное. Это уже очень много по нашей жизни. Вспомнишь потом мои слова, я еще на твоей свадьбе с женихом медленный танец спляшу.
- Ваши бы слова, да Богу в уши – улыбнулась в ответ Катерина.
Девятого января Екатерина закончила свою работу над зубами пострадавшей от голяшки женщины. Слава Богу, они успели всё до появления в клинике Изольды Викторовны. Стоматолог понимала; крику будет, что она заведение по ветру пустит со своей благотворительностью. Но поздно теперь хлопать себя ушами по щекам. Передние нижние центральные зубки Марии Ивановны сидели во рту как влитые. Яблоки грызть можно!
- С вас одиннадцать тысяч рублей, – резюмировала итоги лечения Катерина, – не брать плату за использованные материалы, электричество я не могу.
Мария Ивановна опешила:
- Да что вы, Катенька, вы же со мной почти все новогодние каникулы здесь по пять-шесть часов каждый день сидели. Это нечестно, моя хорошая! Я себя никогда не прощу, если вас не отблагодарю.
Учительница вынула из сумки чистенький носовой платочек, в котором были завёрнуты четыре пятитысячных купюры.
- Не возьмёте то, что мне было бы по силам вам заплатить, выброшу в урну, так и знайте.
- Не надо в урну! – засмеялась Екатерина. - Вы мне тоже теперь не чужая. Вам теперь кушать всё можно! Давайте пойдём в кондитерскую и погуляем на эти деньги. Поговорим еще… Не хочется с вами расставаться.
- Хозяйка-барыня, – ответила пациентка, – деньги эти теперь ваши, объявляйте пир горой, я не против в нём поучаствовать. Надоели мне манная каша и картофельное пюре за эти дни хуже горькой редьки.
Окончание в следующей публикации
Автор рассказа: Елена Рязанцева