Часть 1
Телефон тихо пискнул и снова погрузился в забытье. Сашка нащупал на тумбе «наглеца», посмевшего разбудить его. Дисплей вспыхнул мягким голубым светом, выдав новое сообщение. Саша открыл и прочитал:
«Доброе утро, сын. С Днем рождения! Желаю тебе...».
Он быстро ответил, положил телефон на тумбу, закопался в подушку и приготовился погрузиться в блаженный сон. Но блаженный сон не шел. Сашка перевернулся на другой бок, на другом боку было то же самое. Лег на спину. Закрыл глаза и попытался применить индийскую практику дыхания, дабы восстановить духовное равновесие. Сделал два глубоких вдоха и выдоха... Под окнами пронзительно завыла сирена, промчались две пожарные машины, следом за ними – скорая. Сашка открыл глаза.
Телефон нервно зажужжал, медленно передвигаясь под собственным весом по поверхности тумбы. Сашка скосил на него глаза и отвернулся. День не задался с самого утра, но не из-за телефона, а из-за Сашкиного предвзятого отношения к дням рождения вообще.
Надо признаться, что Сашка еще с детства (с его осознанного периода) не любил свои дни рождения. Все это выглядело пафосно и нечестно по его мнению. В обычный день можно было выслушать или отстояться в углу, например, за двойку или дерганье кота за конечности. А в день рождения тебя разом все холят и лелеют, одним словом – любят. Такое ощущение, будто вся любовь близких сконцентрировалась в одном дне за целый год. Сашка считал, что это неправильно и лучше всю эту однодневную любовь равномерно распределить на все дни в году, так было бы справедливо и честно.
Понятно, что с годами он пересмотрел свою политику человеческих взаимоотношений, подразделив людей на определенные категории и подкатегории. На две основные группы – тех, которые могли, и тех, которые не могли подавить социально-бытовой негативизм. Но это уже детали, которые мало влияли на его слабости, пропитанные детскими умозаключениями.
Умывшись и приведя себя в порядок, выпив кружку зеленого китайского чая «Улун» с гречишным мёдом, Сашка почувствовал себя лучше. Появилось его любимое состояние «надо что-то делать», и нужно было срочно что-то сделать. Он взял телефон, просмотрел пропущенные звонки, прочитал сообщения, отписался. Затем, выйдя на балкон, сделал два звонка по пропущенным.
«Вроде все, – подумал он. – Все нормы морали и нравственности соблюдены». Сашке на мгновение показалось, что город с облегчением вздохнул и зажил своей прежней обычной жизнью. На светофорах нервно засигналили автомобили, в соседних дворах залаяли собаки, а внизу под окнами выругался дворник Пантелеймон, и даже Солнце как-то ярче заиграло своими лучами.
Сашка не знал и не мог знать, что где-то в невидимых глазу ментальных слоях атмосферы заработали шестеренки противоположностей человеческих желаний. Они мягко и бесшумно запустили события этого дня...
«Un amour»
Дома сидеть не хотелось, тем более, в летний день. Сашка пошел прогуляться. Дворами и улочками (знакомыми еще с детства) вышел на набережную. Выбрал открытое кафе с незатейливым названием «Un amour», где меньше всего было народу. Сел под большой зеленый зонт и заказал кофе.
С реки приятно тянуло свежестью. Изредка по водной глади проносились катера и прогулочные суда, на которых играла музыка. Саша с удовольствием выпил кофе, заказал вторую чашку и стал разглядывать проходящих мимо людей.
По широкой набережной, огороженной декоративным заборчиком, гуляли, в основном, молодые парочки. Они не спеша расхаживали вдоль реки. Миловидные женщины в ярких летних платьях и их кавалеры – напыщенные и серьезные, не по годам полные достоинства. Они шли, держась за руки, и негромко переговаривались. «Интересно, что женщинам в большинстве случаев нравятся серьезные товарищи. Они внушают им благоговейный трепет. Но пройдет совсем немного времени, и эта серьезность перейдет в холодность, затем в черствость и, в конце концов, станет причиной разлада их семейных взаимоотношений или поводом… Поводом для причины», – довел свою мысль до логического завершения Саша.
Он предполагал, что серьезность есть ширма для различных фобий и комплексов. И чем серьезней был человек, тем серьезней были его проблемы. Хотя под эту формулу с таким же успехом можно было загнать и излишнюю веселость и прочее, с соответствующими не менее серьезными выводами.
Он допил кофе, расплатился с официантом и покинул романтически настроенную набережную, отправившись дворами в свой спальный район.
«Буквоед»
Сашка довольно легко отбился от стаи надоедливых дворовых собак во главе с пройдохой Жулькой, большим псом песочного окраса с оторванным ухом, и вышел на свою улицу.
Солнце бликами гуляло по окнам знакомых пятиэтажных домов. Ветер шуршал листьями тополей, стоящими вдоль тротуаров улицы, высаженных еще в честь КПСС. На нагретом солнцем канализационном люке сидел толстый серый кот и вытянув стрункой заднюю лапу, тщательно вылизывал её. Он безразличным взглядом, не опуская лапы, проводил Сашку и принялся с еще большим усердием наводить чистоту.
Пройдя мимо букинистической лавки с громким названием «Буквоед», Сашка остановился, развернулся и направился в книжный. «В конце концов, лучший подарок – это книга», – подумал он, открывая дверь.
Приятная прохлада окутала его с порога, в помещении работали кондиционеры. Внутри пахло «свежеиспеченными» книгами – тонкий древесный аромат новых изданий вперемешку с приключениями, историческими фактами и слезливо-психологическими романами витал в воздухе.
Осмотрев несколько стеллажей и выбрав парочку книг, Сашка отправился на кассу, положил «продукт интеллектуальной жизнедеятельности» на стол. Достал портмоне, вытащил купюру, согнул её и поставил ребром рядом с книгами.
Под стойкой кассы копошилась продавщица. Сашка видел, как козырек её голубой кепки с надписью «Буквоед», словно широкий утиный нос, метался из стороны в сторону, рыская в полках. Что-то шлепнулось, упав на пол. Девушка тихо выругалась, подобрала невидимый предмет и вынырнула перед покупателем. Сашка потер лоб. Она шустро и, вероятно, от смущения не выглядывая из-под своего козырька, пробила книги и положила сдачу на монетницу. Что-то пролепетала про акции. Сашка вежливо поблагодарил, забрал книжки и направился к выходу, когда услышал изумленное: «Пирог?».
Он развернулся. На него, улыбаясь смотрела девушка-продавец, но уже не опустив вниз голову, спрятавшись за козырьком, а весело задрав подбородочек вверх.
– Кира?!.. – удивился Сашка...
***
Вечер уже опустился на город и первые звезды, зевая, нехотя вспыхивали на небосводе, когда Сашка возвращался домой. Он думал о разговоре с Кирой – они проболтали в кафе несколько часов.
Карницкая училась в параллельном классе и была одной из самых красивых девочек в школе. Об этом красноречиво говорила куча разбитых мальчишеских носов из разных классов и районов – неоспоримое доказательство женской красоты.
Кира Карницкая – стройная и высокая девушкой с длинными черными волосами, которые она собирала в хвост на затылке, и огромными карими глазами. Она была достаточно умна, чтобы не лезть на рожон, а спокойно и сдержанно общаться в своем круге. Но, несмотря на это, Карницкая довольно часто была в центре скандалов.
Сашке Пирогову не позволяло здоровье быть одним из адептов Карницкой в школе, поэтому он тихо держался в стороне. Вероятно, чем и привлек внимание последней. Они дружили, но, окончив школу Кира уехала в Санкт-Петербург поступать. И, как выяснилось из общения, окончив ВУЗ и не обретя счастья в культурной столице России, вернулась домой, где помогала родителям в их книжном бизнесе.
***
Сашка поднялся на свой этаж. Сунул в замочную скважину ключ и, не успев повернуть, услышал, как открылась дверь напротив и из неё высунулась сначала голова Ашота, а за тем и сам Ашот Самвелович целиком. В руке он держал пузатую бутылку армянского коньяка, обернутого в синюю ленточку с бантиком.
– Александр Станиславович, – обиженно произнес Ашот. – Как некрасиво так с гостями поступать. Я весь вечер тебя жду. На телефон опять не отвечаешь... – скороговоркой проговорил он, закрывая дверь своей квартиры, в глазок которой уже выглядывала Наталья Эдуардовна.
***
Сашка сидел и смотрел в распахнутое окно, за которым была звездная тьма. Прохладный ветерок обдувал его лицо, и он чувствовал, как по телу разливается приятное тепло армянского коньяка.
Где-то тут же и где-то бесконечно далеко сидел Ашот Самвелович, разливая коньяк по рюмкам и жалуясь на продажи брендовых туфель, на аренду помещения и на людей, которые жили в этом городе вообще.