Передо мной целая груда дел. В каждом: состоявшееся, но не всегда, правда, вступившее в законную силу судебное решение. Обстоятельства этих дел не всегда и не во всём одинаковы, касаются эти дела разных субъектов и объектов, но одна особенность прямо-таки бросается в этих делах в глаза. Она — общая.
Собственно, из-за этой самой особенности я берусь тут писать.
Опишем эти дела некоторым абстрактным образом.
Пусть некое предприятие И. заключило договор аренды или найма имущества с предприятием М. В этом договоре И. был наймодателем (арендодателем), а М. — нанимателем. Имущество было передано, М. этим имуществом вовсю пользовался и платил в пользу И.
Тут появляется некто, скажем, предприятие Н., которое, ссылаясь на то, что именно Н., а не М. является собственником имущества, пытается утверждать, что договор между И. и М., согласно которому передано имущество — ничтожен. Ну, как противоречащий закону. В качестве юридического основания такого утверждения ссылаются на норму гражданского законодательства (тут не важно уже Украины или России, в этой части большинство кодексов на территории СССР не отличаются) согласно которой сдавать внаём или аренду имеет право исключительно и только собственник, а тут, дескать, договор заключил как раз несобственник.
То обстоятельство, что в ряде дел само по себе утверждение такого третьего лица, что наймодатель не является собственником, несколько противоречит материалам дела, и что в деле фактически отождествляется регистрация права собственности с самим правовым комплексом собственности, оставим в стороне. Предположим просто, что в той части, что собственником является Н., последний просто прав. Ну, отчего бы не предположить такое?
Но разве даже в таком предположении прав суд, который сочтёт только на этом основании, что договор найма (аренды) ничтожен именно из-за этого?
А ведь именно так и считают те или иные суды. А ведь считают неправильно. А я ведь готов здесь и сейчас показать, что такой вывод именно неверен.
Поехали?
Давайте рассмотрим саму ситуацию, когда И. заключает договор с М. Что означает, что между этими субъектами заключён такой договор? — Это означает, что один субъект — И. взял на себя обязательства перед другим субъектом — М. передать последнему во владение и пользование или только в пользование некоторый объект, а М. взял на себя перед И. обязательство уплатить И. определённую сумму денег. Всё. Больше никаких обязательств в классике договора найма или аренды нет. Всё остальное или факультативное, или вообще не из договора аренды или найма.
Теперь обратим свой взор на взаимоотношения между И. и Н. по поводу объекта, относительно которого есть обязательство у И. передать его в пользование или в пользование и владение. Если даже Н. и только Н. является собственником этого имущества, то он вполне может уполномочить И. распорядиться таким имуществом, распорядиться, например, путём сдачи его в аренду или внаём. Такая ситуация, строго говоря, в классике гражданского законодательства вполне предусмотрена и, если читать соответствующие нормы законодательства полностью, а не куце их обрывая, то там вполне можно увидеть, что наймодателем или арендодателем вполне может быть не только собственник, но вообще всякое лицо, которое имеет право распоряжения соответствующим объектом, в частности — лицо, которое получило от собственника соответствующие полномочия любым непротиворечащим законодательству способом. Верно ведь?
Ну хорошо, а предположим, что И. не получил никаких полномочий от Н. Предположим. Что тогда? Может быть тогда можно признать договор между М. и И. ничтожным?
А вот и нет!
Первый вариант развития событий состоит в том, что М. всё-таки имущество по договору в пользование и владение или только в пользование не получил. Это — вариант, когда И. не смог выполнить обязательство передать это имущество, просто потому, что у него этого имущества не было, а Н. не восхотел, чтобы кто-то там за его счёт исполнял свои обязательства.
Ну и что?
На мой взгляд — ничего особенного: имеет место неисполнение действительного обязательства по действительному договору. Это неисполнение, этот договорное правонарушение вызывает вполне понятные правовые последствия, которые вызывает вообще неисполнение обязательства как такового. Заметим, что если договор между И. и М. был бы недействительным, то в этом как раз случае М. оказался бы, скажем, лишён права на взыскание, например, неустойки. В реальности же неисполнение и даже невозможность вообще исполнения обязательства одной из сторон договора сама по себе вообще-то не может сделать самого договора недействительным: ни в силу оспоримости, ни в силу ничтожности.
Такой договор может быть расторгнут — не спорю.
Но недействительным он быть никак только из-за этого быть не может. Уже хотя бы потому, что не может быть заранее известно то, что никогда в будущем та ли иная сторона в принципе не сможет выполнить обязательство и что это обязательство не может быть подвергнуто новации. Иное означало бы, уж, простите, не просто отрицание автономии воль, а просто-таки некий фатализм и жуткое предопределение и ныне, и присно, и во веки веков.
Второй вариант развития событий заключается в том, что И. так-таки исполнил своё обязательство и передал М. это самое имущество, которое в действительности принадлежит Н. Тут уже просто интересно: если И. пользовался имуществом Н. сколь-нибудь длительное время, то как же Н.‐то относился к такому пользованию? Если он знал об этом и ничего решительно не делал, то не кажется ли вам, что Н. просто одобрял самый факт передачи в пользование и владение или только в пользование этого имущества И. в пользу М.? Мне так вот именно так и кажется.
А если Н. не знал? Тут уже интереснее. Тогда надо полагать, что И., сдавая имущество внаём или аренду действовал за пределами своих полномочий. Но разве превышение лицом как стороной сделки полномочий само по себе делает сделку недействительной? А не означает ли это, что последствия для такого рода правонарушения даже в классическом гражданском праве предусмотрены вовсе иные? Какие? — А очень просто: сделка-то сама по себе по-прежнему порождает права и обязанности в обязательствах (парах: кредиторское требование—долговое обязательство), но именно для того, кто эту самую сделку и заключил. В этом случае, действительно, Н. не несёт никаких обязательств перед И., ему до всего этого никакого дела-то, по правде говоря, нет, а И. как раз именно из действительного договора так-таки несёт обязательства перед М. Как И. будет реально прекращать эти обязательства: зачётом встречных однородных требований, новацией или как-то иначе — для данного случая вообще всё равно. Важно, что опять-таки действительность договора никакого порока не претерпевает. И в последнем случае, строго говоря, Н. не имеет права на участие в споре даже в качестве третьего лица, не заявляющего самостоятельных требований относительно предмета спора, а не то, что, скажем, в качестве стороны.
Правонарушение же И. в последнем случае будет заключаться не в том, что он неверно взял на себя обязательства, а в том, что он исполнил их за чужой счёт. А вот это уже никакого отношения к действительности сделки, в которой стороной является правонарушитель, не имеет.
Так вот, из всего сказанного следует, в общем-то, довольно простой вывод: последствия заключения договора «не тем» лицом, — как у ж вам будет угодно, а только никак не сводятся к признанию такого договора ничтожным только по указанному основанию. И любое судебное решение, построенное на иной логике, будет явно построено на недостаточном правовом анализе как заключения договора, так и его последствий.