В изукрашенную резными меандрами тень внутреннего дворика риада, где мы квартировали, ввалился жизнерадостный Алексей Гудков. Было около десяти утра, но улица Рю Скалиа, на которой располагался наш хостел, уже проснулась, потому что Алексей был парнем громким. Он шёл с рынка и рычал, местные громко приветствовали его по-арабски, а Лёха им орал по-русски «Рожа-кожа!». Утро начиналось бодро. Гудков был облачён в зелёную джелябу, борода у него отросла уже солидно, (в средней полосе России его вполне могли принять за священника). Из-под Лёхиной джелябы выглядывали песочные брюки и треккинговые боты коричневого цвета.
Когда за Алексеем закрылась дубовая входная дверь гостиницы, люди, которые стояли на улице, совещались на счёт Лёхиной судьбы.
- Пришьют его! - говорил один местный голос с улицы.
- Хрен там! Сам кого хошь пришьёт! - отзывался другой местный голос с улицы.
Лёха плюхнулся за столик, где сидели мы с Синаном. Круглый деревянный столик немного накренился, когда Алексей облокотился на него. Я был готов к Лёхиному приземлению, поэтому стакан с чаем и тарелку со снедью предусмотрительно схватил со стола и поднял на уровень груди. То же самое сделал и наш ментор Синан, которого местные почитали за суфия. Лёха утвердился на хлипком стуле, и я протянул ему тарелочку с вялеными оливками. Две минуты над нашим столиком висела тишина. Лёха сосредоточенно жевал.
По чёрно-белым плиткам внутреннего дворика, где мы сидели, полз огромный таракан.
Алексей уставился на него, после чего начал рыться в своём ранце, (который мы называли «переметной сумой»). Наконец, он извлёк из сумы фотоаппарат, и попытался таракана заснять. Автоматика цифрового фотоаппарата не смогла сфокусироваться на таракане, и я принялся давать советы, как сделать фотку в ручном режиме. Так как в нашей концессии я был видеооператором, то право давать советы у меня было, а брать камеру в руки и фоткать я очень не хотел, (я и так проводил с камерой в руках почти всё время).
Через стойку в дальнем конце гостинной перегнулся хозяин риада, коричневого цвета, щербатый тип лет пятидесяти, похожий на располневшего и обрюзгшего Бельмондо. Хозяина явно заинтересовал объект, который мы хотели сфотографировать. Тараканище, надо сказать, был огромен и цвет имел коричневый. Он контрастно выделялся на белой плитке, и не заметить его было невозможно.
Однако, хозяин, глядя на плитку с тараканом, проговорил:
- Да чего вы этот кафель фоткаете? Он модерновый, мы его полгода назад положили. Лучше стены снимайте, там реально старинные узоры.
Ничего такого необычного для местного жителя в присутствии таракана не было. Так и мы не обращаем внимания на мух, или комаров.
Хозяин посмотрел на Алексея, потом, обращаясь к нам с Синаном сказал:
- Вы скажите этому разбойнику, чтобы вернул мне шешбеш, если не смог его продать!
Я перевёл. Гудков засопел и вынул из своей перемётной сумы деревянную резную коробку с набранными узорами. Коробка содержала игру, известную в этой части Африки и у арабов как шеш-беш. В наших краях игра имела другое название – «Бэкгэммон».
Лёха, зажав в своих огромных лапищах коробку с нардами произвёл маневр вставания из-за нашего столика. Предупреждать нас было не надо, мы с Синаном синхронно схватили со стола и подняли в воздух наши чашки и тарелки со снедью.
Гудков встал, сдвинул стол, подошёл вразвалочку к стойке и поздоровавшись с хозяином за руку, положил на стойку коробку.
- На, подавись! – улыбаясь, проговорил по-русски Гудков.
- Пожалуйте, господин! – перевёл я хозяину его слова.
- В медину ходил? – произнёс хозяин. – Смотри, юноша, у нас тут иной раз в медине туристы пропадают.
Переводить я не стал. Лёха утвердительно кивнул, принимая из рук хозяина стопку с матэ и воткнутую в неё медную трубку для питья.
Синан пригладил свою длинную бороду и сказал мне вполголоса:
- Ну, положим, про то, как люди пропадают, это ещё когда было. Может во времена Боулза, когда он в интерзоне книги свои писал. Чай не Танжер. В Танжере, это да, могли пришить, как пить дать. А сейчас двадцать первый век, король Моаммад порядок настроил, тут тебе и полиция работает и агенты, да люди особо не жестят, чай не 1968 год-то. «Битву за Алжир» Понтекорво смотрел?
- Это которого Понтекорво? – удивился я. – Который советский физик? Ему в Дубне ещё памятник с велосипедом стоит.
- Это который режиссёр, брат физика! Тот, - Джило, этот, - Бруно.
Минут пять ничего не происходило. Таракан уполз.
- А может сыгранём по маленькой? – Лёха, щёлкнув замками коробки, перед носом хозяина риада, открыл коробку и разложил её в конфигурацию для короткого шешбеша, после чего выудил из кармана мелочь и ссыпал на прилавок. Переводить я не стал, хозяин, видимо по интонации научился понимать, чего от него хотят назойливые постояльцы.
Даже не глядя на Лёхины монеты, можно было сказать, что это были металлические копейки, привезённые Лёхой из дома в большом количестве, (раздавать подаяния, чаевые и играть по-маленькой). Хозяин вежливо улыбнулся и играть не стал.
Лёха схватил коробку, и бережно неся её в открытом состоянии, так чтобы фишки и кубики не высыпались, дошёл вразвалочку до столика, где сидела худенькая скуластая испанка и её бойфренд. Испанцы переправились через Гибралтар вместе с мотоциклами, и рейдировали по эргам Сахары, запиливая в ютьюб видосы. Гудков бережно положил на стол, за которым сидели испанцы, коробку и посмотрел на меня.
- Сыгранём по-маленькой?
Вместо перевода, я крикнул Алексею:
- Не стыдно тебе?! Вчера ты им каракули свои пытался продать, говоря, что наш Синан, это местный художник-суфий, и мы приехали из России, чтобы купить его картины, а сегодня играть с ними садишься. Испанцам я крикнул, чтобы они извинили моего друга, так как ночь он провёл в медине на чемпионате по шешбешу (compenetraciones internacionales de shesh-besh).
Бойфренд испанки протянулся было к фигурам, но после словесной перепалки с подругой, руки от доски убрал. Лёха стянул с их стола багет с маслом, сожрал его, собрал доску и, улыбнувшись откланялся. Доску он передал хозяину заведения, хозяин спрятал её под стойкой и обновил Гудкову мате в стопке.
Стаканы и тарелки были снова подняты с нашего стола, Лёха вернулся к нам, плюхнулся на стул, в упор посмотрел на меня и засопел.
- Давай, что ли, Костян, статью пиши, и гонорар за неё получай! - сказал он. – А то ведь командировочные к концу подходят, а нам тут ещё долго куковать. Хочется праздника.
- Да про что писать-то? – отозвался я, ковыряясь вилкой в оливках. – Третий месяц тут торчим и ничего не происходит.
- Пиши статью как мы тут третий месяц торчим и ничего не происходит! – сказал Алексей. – Только название броское надо, чтоб цепляло! Типа такого: «Скука в Африке пахла иначе, чем дома»
Я перевёл Синану содержание нашего разговора. Наш друг оживился, достал из чехла, где он носил свою флейту, гелевую ручку, и начал набрасывать на салфетке план заработка. Убористым почерком он писал слева-направо арабские буквы, и задавал попутно мне вопросы.
- Про то, как я тебе советы давал по экипировке писал? – спрашивал Синан.
- Писал. – отвечал я. – В прошлом месяце с вами гонорар прокутили в кафе «Клок».
- Писал. – повторил Синан. – В прошлом месяце. Это капитан Саманиа научил нас в разговоре давать «квитанции», повторяя услышанное.
- Про капитана Саманиа писал? – спросил Синан, делая ручкой отметки на салфетке.
- Да писал же.
- А гонорар?
- А гонорар, будем так говорить, не пришёл… - Я пожал плечами, (и пошевелил под столом новыми кожаными ботинками, купленными на этот самый гонорар). Ботинки были немного велики.
- А про то, как на рынке торговались, и Алексей продавцам угрожал, писал статью?
- Писал. И гонорар был. А на что мы по-вашему этот хостел арендовали?
- А про то, как Алексей преследовал вора в медине, и засандалил ему в голову бутылкой безалкогольно пива "Мигель"? И потом приходили полицейские комиссары и просили впредь швыряться баночным пивом, потому что после попадания стеклянной бутылкой, опознать злоумышленника проблематично.
- Такую статью не возьмут в печать.
- А про то, как мы в соседней музыкальной школе с вами концерт давали, чтобы там нам стол выделили и питание, писал?
- Писал, только статью не приняли.
Синан покрутил в руке бумажную салфетку. – А ты, дружок, напиши, как мы вот тут сидим и пытаемся денег добыть!
- О! – сказал я Синану.
- Век живи, век учись! – сказал я Синану.
- Иди, лучше в магаз, (сам знаешь какой), вина принеси! – сказал я по-русски Лёхе.
- А ещё, - опять заговорил Синан, когда Лёха ушёл, опрокинув стул, - пора нам, господа, место обитания менять, а то уже на улице люди на господина Алексея косятся подозрительно. Не ровен час, - полиция нагрянет. Но это завтра. А деньги добудем, будь спокоен.
Синан, с сигаретой в руках, перебрался за столик к испанцам и стал их очаровывать беседой, после чего они отвалили в город. Я допил остывший чай и поднялся в наш с Лёхой номер, взял ноутбук, вышел на балкон, под тень кровли, и начал описывать наше сегодняшнее утро.
Стоял мучительный жаркий полдень, - час, когда на базаре царит максимальное оживление.
Там, внизу, наученные Гудковым, местные хелперы орали прохожим на чистейшем русском языке:
- Это не Америка, маса Дик, это Африкааа!