Перевод: Расим Прокуров ©
– Эй… там, вообще-то дамы… двигай дальше, ты! – прогремел властный голос, и старый Джон, местный пьянчужка, пригнул голову.
– А чего я сделал, – он похлопал по обвисшим лохмотьям, что служили ему одеждой, – только и хотел поглядеть как все. На пирсе-то все уместились бы.
– Эй, Джон, хлебнешь? – мальчишка с ухмылкой протянул жестяную банку соленой воды.
У пьяницы на глазах выступили слезы.
– Маленькие озорники… – пробормотал он, – маленькие озорники, так не надо делать.
– А вот и новый галстук. У кого-то намечается обед в Лодже.
Шею старика обвила прядь мокрых водорослей.
– Там черепаха, – продолжал мальчишка, должно быть, в стремлении сообщить что-то и оправдать свои шуточки над пьянчужкой. – Там… плавает кругами… привязанная к столбу. Может, и ты видел ее во время отлива, пока была на берегу. Весит девяносто фунтов.
– Видал я как-то черепаху, – проговорил дрожащим голосом пьяница. – Побольше этой. К свае привязали, и так она плавала кругами… и плавала…
Пропитый разум цеплялся, искал, что бы еще сказать, что-нибудь чудное, и удержать интерес собравшихся ребят. Отрадно было поговорить. Если бы только ему дали говорить. Только бы позволили сидеть на крыльце, курить себе да болтать.. Он бы не был посмешищем этого городка…
– Ну… а дальше? Что с ней было?
– Эй, ты! – оборвал мальчишек властный окрик. – Я же сказал тебе, чтобы проваливал. Не заставляй повторять дважды, слышишь? Вы, ребятня, чего подпускаете к себе старого бродягу. Что ему здесь надо?
– Ой… ну, он забавный. Он только посмотрел, как она плавает. Привязана вон к тому столбу. И больше не выберется.
– Смотрел, как она плавает, значит? Ладно. И чья это собака?
Полисмен развернулся и неспешно двинулся дальше.
Внезапный ужас охватил старика. Хмель мгновенно выветрился, и мозг заработал быстрее.
– Чья собака… чья собак? Скажи! – он бросился за разбегавшимися мальчишками. – Скажи, что… это не собака… это не собака? Привязана там и тонет… скажи…
– Ай, пусти… сказал же, это черепаха… к ужину в Лодже, – мальчишка высвободился.
Секунду старик стоял сотрясаемый дрожью. Размякший мозг вяло постигал природу снедающей его боли. "Чья собака", – спросил тот человек… и не велел вытащить ее, – "чья собака!". Они запросто могли это сделать… привязать собаку, чтобы та утонула на глазах у людей… и до чего это… жестоко. Он заметил, что полисмен вновь направляется к нему. Охваченный внезапным безумством, старый Джон вцепился в свои рваные одежды и пустился бежать, бежать к краю пирса.
Мальчишки ринулись за ним.
– Ты куда? – кричали они. – Чего ты удумал?
Старик обернулся и мгновение смотрел на них, и лицо его подергивалось.
– Я собираюсь умереть, – сказал он.
– Идем, ребят… идем… пьянчужка хочет утопиться… идем… он плачет!
Раздался всплеск. Кругами разошлась зеленоватая муть и окрасила воду. Люди в любопытстве перегнулись через перила.
– Нет уж… не выплывет, – звучали голоса.
По их требованию полисмен неторопливо спустился вниз.
– Кто не выплывет. Этот… пьянчуга? – он лениво перегнулся через парапет. – А что я сделаю? Ну, пусть. Никто с меня и не спросит за него. А вы, молодые люди, отправляйтесь по домам, ужинать, – распорядился он снисходительно. – И если хотите наловить крабов, возвращайтесь поутру. Завтра их под пирсом будет не счесть.