Умерла баба Паша. С утра сильно болела голова. Лечилась работой, на огороде морковь не полота. Еле передвигая ноги, вышла на улицу, вдохнула воздух, разогретый солнышком, вот и полегчало малость.
Чтобы сильно не наклоняться, встала на коленки, ещё раз вдохнула, пахнущий мятой и смородиной, воздух. Перекрестилась и принялась за работу.
Не прошло и получаса, как почувствовала баба Паша, словно озноб прокатился по телу – от головы в ноги. Попыталась подняться с колен, напрасно, ноги отказывались слушаться…
Дед Лексей скрутил вторую «козью ножку», туго набил махоркой, затянулся глубоко. На этот раз удовольствия не получил, задумался:
- Чего там Пашуха застряла? Уж обед скоро, а она всё со своей морковкой копается.
Не докурив самодельную папироску, притушил её и, ворча, двинулся на огород…
Баба Паша стояла на коленях, упёршись лицом в землю. Дед с криком: - «Прасковья, Паша!», кинулся к жене. Поздно! Его Паши не стало. Дед перевернул тело жены, нос и рот бабы Паши были забиты землёй.
Взвыл от горя Лексей Иванович! Но было поздно плакать и каяться, никогда он не жалел и не любил жену. Ни разу «спасибо» не сказал за их долгую совместную жизнь. Родила и вырастила Паша шестерых детей. Четыре военных года ждала мужа, голодала сама, чтобы детей накормить. А он, что сделал он для неё?
Да, ничего, не сделал, всегда недовольный и мрачный, злился и ругал жену за то, что нечего жрать, что дети не обстираны. Во всех бедах была виновата безответная Паша, тихая и молчаливая…
Похоронили дети маму на деревенском кладбище, где много лежало родных людей. Лексей Иванович беспрестанно вытирал слёзы и что-то бормотал себе под нос.
Гроб скрылся под тёплой глинистой землёй. На могилу поставили деревянный крест, венок от детей, дочери положили ворох белых ромашек с золотистыми серединками…
За большим столом сидели его дети: Костя, Николай, Володька, Нина, Вера и младшая Лида. Все жили в городе, постарались поскорее уйти от отца-самодура. Приезжали в деревню только из-за матери, а так бы никто и не приезжал.
Старший Коля поднял рюмку, попытался что-то сказать, но застряли слова в горле сына, только и сумел промолвить: - «Мама…», выпил залпом горькую водку, сел.
К вечеру дети собрались и уехали из родного дома, опустевшего и ненужного теперь никому из них. Отца жалели, конечно, но не простили его за мать, не смогли.
Когда дом опустел, понял дед Лексей, что без жены нет у него жизни. Вышел к палисаднику, где отцветал куст сирени. Посадил куст сам Лексей, когда родился старшенький – Коля, вот в такой же июньский тёплый и солнечный день, как сегодня. А сегодня Прасковья ушла от него насовсем…
На сороковой день со дня смерти жены ушёл и Алексей Иванович навсегда…