Это - рассказы Валентина Толстопятова. В них – воспоминания детства, тёплого, советского, пропитанного любовью. Мы будем понемногу публиковать их и верим, что вам понравится.
Печёная картошка
Разумеется, я наедался в детстве яблоками. Они были такие большие, что я не мог обхватить их двумя ладонями. И ягодами мог объесться – на огороде росли клубника, малина, вишня, смородина белая, красная и чёрная, черноплодная рябина, крыжовник красный и зелёный. Кроме этого, были сливы и груши. Можно было съесть огурец с грядки или красный помидор. Обожал и до сих пор люблю редиску и редьку с солью. Всё можно было съесть без приготовления, поэтому, естественно, я не обращал на это внимания. А вот картошка, которую можно было испечь в углях костра, просто потрясла меня, стала открытием. Наблюдая за действиями более старших ребят, я вдруг понял, что могу сам готовить из сырого продукта вполне съедобное и вкусное блюдо. Это вам не подогреть сало на прутике и не запечь хлеб над костром до угольков. В то лето я всегда носил в кармане спичечный коробок с солью и спички. Копал на огороде картошку и бежал с друзьями в ближайший лесок её печь. Потом яркость этого открытия потускнела и забылась. На смену пришли новые открытия и откровения.
Но однажды я заболел. Заболел опасно и тяжело. Меня положили в больницу, кололи уколы, поили противными лекарствами, давали порошки и таблетки. Родителей в больницу не пускали. Чтобы я не скучал, мне передали несколько детских журналов. Но я ещё не умел читать, а картинки я просмотрел быстро. И чтобы себя чем-то занять, я просто водил пальцем по строчкам, делая вид, что читаю. Палата была на первом этаже, и через стекло окна можно было поговорить с родителями. Однажды они пришли, когда я лежал под капельницей. Я видел их за окном, видел, как машет мне рукой сестра, но не мог встать из-за этой капельницы. Было очень обидно. И когда из меня наконец-то выдернули иглу, я не пошёл к окну, а вышел в коридор и заплакал. Меня успокоила медсестра, и я всё же подошёл к окну. Чтобы как-то меня утешить, папа спросил, что мне принести в передачу. Что может попросить маленький мальчик? Игрушки? Конфеты? Печенье? Я попросил принести печеной картошки. И её действительно мне принесли. Я ел печёную на костре картошку и смотрел в окно. Была зима. Вокруг лежал, почти на метр высотой, снег. И я долго думал, как мой отец смог на снегу зажечь костёр и испечь картошку? Но ничего не придумал. А потом как-то и забыл спросить…
Кедры
Нашим соседом на посёлке Строителей оказался писатель. Хобби у него было такое. Он писал рассказы, стихи… Его печатали даже в Польше. У меня до сих пор хранятся его стихи, посвященные моему отцу. В этих стихах на четырёх страницах с восторгом описывается жизнь моего отца в определённый период. И я разделяю эти эмоции – мне тоже было интересно.
Зимой отец сделал из труб невиданные здесь «финские» сани. С двумя полозьями, на которых можно было стоять ногами, и ручкой, за которую нужно было держаться. Одной ногой ты стоял на полозе, другой отталкивался, набирая скорость. Вся улица была в потрясении. Купили коньки, и отец из шланга залил водой каток на огороде. Вы представляете? Свой личный ледяной каток на огороде!!! Для птиц делались всевозможные кормушки. Но самым интересным был кусок сала на нитке, подвешенный на ветке сливы. Синицы могли висеть на нём вверх ногами и раскачивать, как качели. И даже яркий дятел прилетал подкрепиться салом. После чего долго чистил клюв обо все садовые деревья.
Весной и летом были свои чудеса. Строились скворечники: не простые, а со съёмной крышей, чтобы можно было их периодически чистить. Домики для жаб приводили всех в шок. Это такие плоские сколоченные доски с узкой щелью над землёй, чтобы жабы могли прятаться от солнца. Можно вспоминать бесконечно. Но что окончательно добило воображение всех соседей, так это кедры.
Да, те самые гордые высокие деревья, на которых растут шишки с вкусными орешками. Отец решил привить кедры на сосны. Он заказал где-то в Сибири ветви кедра, и однажды почта принесла пахнущую хвоей посылку. Неделю отец ходил в лес, как на работу.
За годы на посёлке поменялись уже все жители. Я давно живу в городе, сестра – в Санкт-Петербурге. Но если вы в Беларуси вдруг случайно наткнётесь на кедры у маленького посёлка…
Да-да – это память о моём отце.
«Лапти»
Когда я хожу в гости, то всегда с подозрением смотрю на блюда, стоящие на столе. И решаюсь попробовать не более двух. Обычно салат или жареное мясо. Я не любил есть в детском саду, ничего не ел в школьной столовой, ресторанная еда тоже не вызывает у меня положительных эмоций.
Нет, никто на свете не готовит вкуснее моей мамы. Мне всегда нравилось смотреть, как она готовит. Вот пакет страшных куриных лап с торчащими во все стороны коготками. Неужели это можно будет есть? Вот сворачиваемый в рулон какой-то мохнатый желудок – вурдалак бы отвернулся от него в сторону. Но мама делает из него удивительное блюдо под названием рубец. Просто слюнки текут, пока пишу эти строки. Вот утка, набитая рисом, зашивается иглой с ниткой и отправляется в духовку. Вот истекают соком салаты из домашних помидоров и огурцов. Но больше всего мне нравились пироги. Были, конечно, и витушки с маком, и творожники, и булочки с изюмом. Но это всё пустяки по сравнению с «лаптями». Так назывались пироги с начинкой из яйца и риса. Чтобы не возиться с ними долго, мама делала их просто огромными, величиной… с лапоть, на всю тарелку длиной.
Я наедался одним – больше в меня уже ничего не влезало.
Нет, я никогда не ел ничего вкуснее того, что готовила моя мама.
Ни мне, ни вам уже не придётся попробовать её кухню.
Но я, хотя бы, могу вспомнить…
Калитка
Собаки… Сколько помню, они всегда жили в моей семье. От щенков до снисходительных взрослых. Они были моими товарищами по играм. С ними можно было побегать в догонялки, побросать палку, устроить перетягивание верёвки. Когда я получал царапину до крови, то бежал к ним. Собака зализывала рану, и она заживала на мне «как на собаке». Чтобы содержать собаку не на цепи, отец построил во дворе большой вольер из жердей, а в вольере будку с плоской крышей, чтобы собака могла запрыгнуть на неё и полежать. У каждой был свой характер и своя история. Есть весёлые – о них я ещё обязательно расскажу. Есть грустные – их не очень хочется вспоминать, такие как о Рексе, русско-пегой гончей. Он был очень горяч и всегда попадал в неприятности: то он влезет в мазутную яму, налитую тепловозами, и мы долго отмываем его бензином и выстригаем шерсть; то порежет о стёкла лапы и не может идти, истекая кровью; то просто, увлечённый охотой, потеряется в лесу. И мы оставляли открытой на ночь калитку во двор, чтобы он смог вернуться в свой вольер, где стояла миска с едой и вода. Это особенно запомнилось. Всем нам порою не хватает в жизни такой, открытой даже ночью, калитки, за которой нас ждут, за которой тепло, внимание и уют…
Скорость чтения
Денег у нас в семье никогда не хватало. Мои родители приехали в Беларусь строить электростанцию и город Светлогорск. И начинали хозяйство с нуля – ничего не было. И тем невероятнее сейчас вспоминаются десятки журналов и газет, которые мы выписывали. У отца были свои: «Цветоводство», «Фотография», «Наука и жизнь», «Химия и жизнь». Мама читала «Крестьянку», «Роман-газету» и «Вокруг света». У сестры был журнал «Техника молодёжи» и множество газет. «Комсомольскую правду» она даже сшивала в подшивку. Мне выписывали «Мурзилку», «Юный техник», «Пионер», «Костёр». Названия газет сейчас даже не перечислю – я их тогда не читал. Но читал я всегда много: всё, что мог найти дома, все книги и журналы, всё, что удавалось купить и достать. В наше время, когда в интернете можно найти любую информацию, я скачал себе целую электронную библиотеку книг: восемнадцать тысяч томов книг разных писателей. И когда я радостно хвастаюсь своей коллекцией, то говорю: «Мне теперь их и до смерти не перечитать». И все пугаются: «При чём тут смерть? Что у тебя за мысли?»
Ну, сами посчитайте. В месяц я успеваю прочесть 5 книг. Это 60 книг в год. За 50 лет я прочту только 3000 книг. Да мне и двух жизней не хватит всё прочесть. Ничего не поделаешь – скорость чтения такая невысокая. И жизнь тоже немножко коротковата…