- А ты... Ты сама чего хочешь? - тихо спросил Нойз.
Эм повернула к нему дождливое, плывущее по ветру лицо. Пронзительное. Казалось, вся она состоит из глаз, обращённых к нему.
Трепетали глаза. Дрожал-кривился рот.
Нойз, против своей воли примагниченный, заглянул в неё и пропал. Образы текли нескончаемой лентой из прошлого в будущее.
Разматывая витки вероятностей.
Младенцев из рассеченных животов паковали в переносные контейнеры. Передавали из рук на руки курьеры с напряжёнными тревожными лицами. Несли по небу квадрокоптеры. Вспыхивали цифровые табло. Лестницы закручивались лентами Мёбиуса. Яркий неоновый свет внезапно включался и пугал, разбегались комнаты. Конвейер из роботов вставал на страже. Мыли, кормили, укачивали.
Имитировали эмпатию, роботы.
Свет гас и зажигался снова. Гас и зажигался. Погас надолго. Зажегся. Полный измученный человек в форме военврача говорил речь и его потом многократно транслировали всюду. Свет погас совсем.
Поползли, подобно ручейкам, с высоты облаков совсем маленькие, медленно продвигались муравьиными дорожками. Муравьишки малюсенькие роботы, гружённые живым жалобно мяукающим грузом. Жертвовали собой, оберегали, изо всех сил пытались выжать из грязного больного мира вокруг хоть каплю полезной энергии. Шли в Энджой. Шли в Энджой.
Невыносимо, нестерпимо, невозможно для Эм - шли в Энджой.
Эм выбросила его из потока обратно на линию взгляда.
- Я хочу, чтобы они не дошли!
Хочу чтобы они не дожили, -
рос в ней безмолвный крик.
И раздражение, что он ничерта не понимает.
Слабый тупой болван, мальчишка. Видел всё, и раньше сам, и сейчас, через неё - видел! Но не понял ничего! Ничерта! Приходится объяснять!
Стоит болван и смотрит, как баран на новые ворота, голый дурак!
- Жизнь не имеет права быть такой унизительной, жалкой и ничтожной.
Как была моя.
Не имеет права! Такой быть -
жалкой и ничтожной!
Снова вдернула его как телёнка на верёвке вовнутрь. И затягивалась петля всё туже, её вжимали лицом в вонючее тряпье, избивали, насиловали, топтали ногами. Вливали алкоголь. И сама она в себя вливала. Ползла в грязи отравленная, молила о помощи, взывала о человечности, пожалуйста, а ее снова и снова с отвращением отшвыривали прочь.
Уходила - догоняли, швыряли в спину камни и собственное дерьмо, снова били, вырывали из рук продукты, которые она несла детям. Обзывали и стыдили, пихали в спину и гнали отовсюду как прокаженную...
Кастрюлька булькала супом на чистенькой кухне. Она замерла, услышав шаги. Знакомые шаги. Любимые шаги. Значит, уже скоро. Не осталось ни мыслей, ни чувств, только тихая радость.
Спускалась вниз. И любимый человек занёс скальпель над ее животом и по капле собирал ее память, укачивал, пока она уходила.
Думала насовсем, но нет!
Оказалось, что это ещё не конец...
- Иди сюда...
Нойз протягивал ей руки для объятий.
Но она не шла, мотала головой, упрямая, как маленькая.
Тогда он сам к ней шагнул, обнял и прижал к себе, и грел собой, мокрую и жалкую, грязную, дрожащую.
Всю пропитанную насквозь болью и грязной облачной водой прошлого. Хоть выжимай.
- Ты просто ничего не делай, отдохни, мы сами.
Сами, - Утешал он ее, -
Они не твоя забота, дойдут, не дойдут.
Ты же не бог. Как будет - так и будет.
- В том то и дело, что бог... - всхлипывала Эм. Как ты не понимаешь... Всё могу, но не знаю, не знаю, не умею! Как вы все не понимаете...
- Да ерунда это всё собачья, гладил её Нойз. Ты успокойся.
Ну есть они, а есть ты.
Для себя чего бы ты хотела?
- Я бы хотела...
Я бы хотела...
Не знаю! Убивать.
Чтобы их не было. Не было никаких больше людей. Злых глупых людей. Не было никаких больше детей. Чтобы никто детей никаких никогда не мучил. Ни этих, ни других. Чтобы никто из них не вырос. И не зачал новых. Никто и никогда. Остановить это хочу!
- А ты представь, что всё, их нет. Никого нет.
Нойз гладил её по голове, сам едва не плача. Иногда он и сам этого хотел. Он её понимал.
Но есть же всё равно работа - спасать их всех. Любых, какие бы ни были, -
Представь, что ты всех убила.
После этого чего бы ты хотела?
- Я не знаю..
Ничего. Покоя. Я очень устала.
- Вот и отдохни. Поспи.
- Хорошо. Только ты мне снись, не оставляй меня одну. И он тоже пусть снится. И все.
Чтобы я... Не была одна.
Нойз подгреб куски облака и они легли.
Печаль тихонько обтекала их. Стих ветер. И угасал свет.
- Поспи. Поспи, - всё повторял Нойз, и Эм прижимала к горячечному лбу его руки, благодарно целовала пальцы.
Уткнувшись ему в плечо, спала.
Но продолжала вздрагивать во сне.
Как обиженный ребенок, который уснул, наплакавшись до изнеможения.
Читать сначала:
Саунд:
(Кто ждёт реалити - будет ближе к ночи, забегайте)