Телефонные разговоры с мамой были испытанием. Ольга заранее знала, что после непременных вопросов о погоде, работе и питании, наступит пора вздохов и наставлений.
– А жених-то у тебя есть?
– Мама, – улыбалась девушка, изо всех сил стараясь не раздражаться, – ты же неделю назад меня об этом спрашивала. Думаешь, с тех пор что-то изменилось?
– Кто знает, – философски замечала мама. – Твой папа меня на новогоднем вечере увидел, сказал "женюсь", а через три дня мы уже заявление подали. Через месяц свадьба, и вот – до сих пор живем, двоих детей вырастили…
– Вам с папой просто повезло, – отвечала Ольга. Ей неприятно было каждый раз выслушивать эту замечательную историю. С годами ей начало казаться, что мать не то хвастается, не то пытается себя убедить, что дескать всё у неё хорошо.
Ольга прекрасно знала, что у отца в городе есть любовница, да и мама не просто так частенько отлучается "к подруге" в соседнее село. Но жить родители продолжали вместе, и до того истово изображали счастливую семейную пару, что девушка старалась пореже приезжать в гости.
– Замуж тебе, Олюшка, надо, – вздыхала мама. – Мужа и деток. А то живешь одна, как бобылка-одиночка, заботиться тебе не о ком.
– Ну почему? – Ольга все ещё надеялась свести разговор к шутке. – У меня котик есть. Черныш, я же тебе о нем рассказывала.
Но маму не так-то просто было сбить с волны нравоучений.
– Кот, ну что кот. Подумаешь, скотина бессловесная. Жалко мне, что никому-то ты не нужна. А чем ты хуже других, спрашивается? Эх, была бы я в городе, я бы быстро выдала тебя замуж! Оль, а у тебя соседи есть не женатые? Пригласила бы к себе на чаек…
– Не знаю, мам, – начинала нервничать девушка. – Я всё время на работе, с соседями не общаюсь…
– А ты узнай! И в гости пригласи. Надень платьице или юбку в конце концов, а то все джинсы да джинсы…
Маму было не остановить, и обычно на этапе советов отказаться от кошмарных джинсов в пользу волнующих мини, Ольга "вспоминала" о каком-нибудь важном деле, и спешила попрощаться. После она обычно испытывала легкое чувство вины за то, что пришлось обманывать маму.
Так было и на этот раз, но с некоторой поправкой: чувствовать себя виноватой не приходилось: Ольга действительно спешила на работу.
Сегодня ей предстояла вечерняя смена, а значит будет не скучно. По ночам в родильных домах почему-то всегда самая работа. Очень уж любят женщины рожать ночами…тишина, что ли, располагает?
Пробегая насквОзь скверик около роддома, девушка услышала странный звук. Больше всего он напоминал чьи-то мучительные, рваные вдохи.
Звук резонировал, отражаясь от деревьев, запутывал. Ольге показалось сначала, что она слышит дыхание совсем рядом, почти что за спиной. Но прислушавшись она поняла: нет, вдохи, а теперь к ним прибавились тихие стоны, доносились из-за кустов шиповника, недалеко от дороги.
Она быстро, не задумываясь, пошла на звук. Теперь она различала и голос.
– Люди! Кто-нибудь!
Человек явно хотел позвать на помощь, но получалось у него неважно. Голос обрывался и становился все тише с каждой секундой.
–Ты кто? – прохрипел раненый, глядя на девушку расширенными глазами. – Ты…
– Тихо! Будешь много болтать – сдохнешь от кровопотери, идиот!
В вечернем сумраке рану было не разглядеть. Девушка опустилась на колени, и осторожно ощупала лицо и шею мужчины. Кажется, шея.
– Тебя зовут…
– Ольга. Оля меня зовут. Не мешай.
Плотно завязанный шарф не поддавался, и девушка не сразу поняла, что дело не в тугом узле. Просто полотно пропиталось кровью и потому распутать его было так трудно.
Сколько же он уже потерял? Она в отчаянии дернула шарф, ослабляя петлю.
– Терпи, терпи, так надо.
Кровища хлестала фонтаном, и Оле потребовалось несколько секунд, чтобы сорвать с раненного шарф и добраться до сонной артерии.
Раненый попытался что-то сказать.
– Тихо, молчи, – скомандовала она, зажимая нужную точку. – Сейчас позвоню, скорая приедет.
– Стряслось чего? – спросил кто-то, и Оля, скосив глаза в сторону, уперлась взглядом в черные мужские кроссовки. Наверное, прохожий. Увидел мужика в луже крови и её на коленях.
– Помощь какая-то нужна?
– Скорую вызови! – отрывисто бросила она. – Скажешь – колотое ранение в шею, обильная кровопотеря.
Пальцы начало сводить судорогой. Ольга стиснула зубы и упрямо мотнула головой. Нельзя ослаблять нажим.
– Понял. Сейчас.
Мужчина устало прикрыл мутнеющие глаза.
– А ну, не спать!
Она выкрикнула эти слова резко, грубо, сопровождая их полновесной пощечиной. Он мгновенно очнулся и посмотрел на девушку удивленно и немного обиженно. Не до хороших манер сейчас.
Так надо, чтобы привести в чувство.
– Не спи! Говори со мной! Стихи помнишь какие-нибудь? Читай!
И не дожидаясь ответа, начала сама:
– Белеет парус одинокий…
– В тумане моря голубом, – чуть слышно подхватил мужчина.
– Давай, молодец! – обрадовалась она.
И уже вместе они продолжили:
– Что ищет он в стране далекой
Что кинул он в краю родном…
– Вон скорая едет, – снова услышала Оля голос незнакомца. Только сейчас она подняла голову и взглянула на него. Рыжий, лет тридцати-тридцати пяти. Лицо встревоженное, испуганное. И бледный от ужаса, вон как веснушки горят на белом, как бинт, лице. Хоть улицу ими освещай.
– Спасибо, что помогли, – сказала она негромко. – Спасибо.
– Да я просто…шел мимо, смотрю…ну и…
Он не договорил. Отошел, давая дорогу фургону скорой помощи.
Над раненным уже склонилась полная, пожилая врачиха.
– Эка его! – присвистнула она, и с одобрением взглянула на Ольгу. – Молодец, девица! Он, считай, тебе жизнью обязан. Молодец! Ну чего, болезный, – обратилась она к раненому, – сейчас лечиться поедем.
Оля тихо охнула, поднимаясь с колен. От неподвижности у неё затекла спина, да и колени тоже заныли.
– Удачи, – сказала она тихо.
Пальцы мужчины обвили её запястье.
– Я твой должник, – улыбнулся он. – Хоть и…
– Молчи, нашел время! – прикрикнула на него врачиха.
– Хоть и живу небогато, а все равно…в куртке найди. Справа.
Оля послушно сунула руку в карман его испачканной кровью куртки, и вынула картонный прямоугольник визитки.
– Все, все, некогда нам любезничать! – снова заторопила врачиха. – Ехать надо!
"Долин Сергей Анатольевич", — прочитала Оля вслух и посмотрела вдаль, на узкую, петляющую дорогу.
Карета скорой была уже далеко.
Казалось бы для медика вид крови – дело привычное, даже и говорить не о чем. Но одно дело – видеть кровь в больнице, где под рукой найдется всё необходимое для спасения жизни, и совсем другое – идти по дороге и вдруг увидеть истекающего кровью мужика. А из необходимого у тебя только собственные руки, да еще, пожалуй, рефлексы.
Оле тогда показалось, что внезапное происшествие не повредило её обычной собранности. Даже на работу удалось не опоздать. Вот только переодеваясь в больничную униформу, она увидела два кровавых пятна у себя на коленях, и тут с ней случилась истерика.
Она зажала себе рот рукой, и глубоко задышала, надеясь прогнать из мышц гнусную мелкую дрожь, но трясти почему-то начало ещё сильнее. Рыдания прорвались сквозь стиснутые зубы.
– Не могу, – еле выговорила она, – не могу, не могу, не могу…
За спиной она услышала чьи-то шаги, и тут же крепкие руки обняли её за плечи.
– Тихо, – услышала она знакомый голос. – Что на тебя нашло? Успокойся! Ну!
– На коленях стояла… пришлось, он же на земле лежал…– с трудом объясняла она подоспевшей на помочь санитарке Лидочке. – А т…там крови было…лужа…дж…джинсы пропитались…теперь все в крови…
Лидочка крепко обнимала ее, легонько поглаживая по голове.
– Ничего-ничего, Олюшка, – её голос звучал успокаивающим речитативом, – джинсы-фигня, отмоем. Ты вот что: давай их мне, давай, – она потянула за штанину, которую Ольга по прежнему стискивала в побелевших от напряжения, пальцах. – Вот умница, Олюшка, вот молодец. Сейчас мы нашей Олюшке чайку нальем, а я пока с этими пятнами разберусь…все, не плачь, моя хорошая, не надо плакать.
Она подтолкнула девушку к диванчику, сунула ей в руки чашку горячего чая и испарилась.
Завотделением заглянул к Ольге спустя десять минут.
– Лидочка рассказала? – мрачно спросила Оля.
– Лидочка, – не стал отрицать он. – А что?
Собственно говоря, Ольга могла бы и не задавать этот вопрос. Дело было даже не в Лидочке. Просто заведующий их отделением был человеком незаурядным. Например он обладал феноменальной памятью, и никогда не забывал, сколько детей родилось в роддоме в любой из минувших трехсот шестидесяти пяти дней. Юрий Николаевич всегда отвечал мгновенно и безошибочно, причем называл фамилии и имена рожениц и пол родившихся малышей. Но этим его сверхспособности не ограничивались. Заведующий ещё и каким-то образом постоянно был в курсе всего, что происходило в отделении. Он знал, когда санитарка Юлия выгнала из дома своего гуляку-мужа, был поставлен в известность о том, что старший сын акушерки Томы закончил четверть с двойкой по математике, и помнил о том, что Лида терпеть не может клубничное варенье, зато обожает облепиховое.
За глаза заведующего отделением давно уже называли суперменом. И теперь этот супермен как обычно узнал все, что требовалось. Как всегда одним из первых.
Юрий Николаевич сел напротив девушки и взял со стола упаковку пакетированного чая. Задумчиво покрутил в руках. На коробочке был изображен какой-то тропический пейзаж: несколько пальм и длинный караван на фоне заходящего солнца.
– Наверное, Индия, – сказала Ольга. – А может быть Цейлон.
Супермен хмыкнул и отложил коробку.
– Никогда такого не пробовал… Жена листовой любит, с жасмином что ли ….Вкусный чай-то? Угостишь?
Оля не пошевелилась. Сил почему-то совсем не было.
– Вы же не чаю попить сюда пришли? – спросила она устало.
Главврач притворно вздохнул.
– А тебя не проведешь, верно? Это даже хорошо. Соображаешь. Помяни мое слово, ты ещё мое место займешь. Со временем, разумеется.
– Не дай Бог, – буркнула девушка. – Мне и на моем месте ответственности хватает за глаза.
– Твоя правда, – согласился Юрий Николаевич, и ненадолго замолчал.
– Вы поговорить хотели?
Он кивнул.
– Не серчай на Лиду, она все правильно сделала. Ну куда тебе работать в таком состоянии, сама подумай. Давай-ка мы с тобой поступим так…сейчас домой собираешься, там дерни коньячку тридцать капель. Трясти перестанет. Потом падаешь в ванну, лучше с травами. Мята подойдет, или пустырник, если есть. Воду сделай теплую, чтоб лежать было приятно, но не горячую. И на полчаса. Лежишь, расслабляешься, можешь плеер включить. Что-нибудь успокаивающее. Вылезешь – ложись в постель и фильм посмотри…ну, какой-нибудь, какой нравится. За полчаса до сна – снотворное примешь. Зайдешь ко мне перед уходом, я тебе дам. Выспишься, а утром тебе полегчает. На работу не выходи, отдохни три…нет, лучше четыре дня. И в городе тоже не сиди, незачем. Поезжай в деревню, родителей проведай. Там тишина и воздух свежий…вернешься на работу как новенькая. А мамкины разговоры про замуж не слушай. Скажешь: отдыхать приехала, стресс. Она и отстанет.
– Не хочу отдыхать, – буркнула Ольга. От одной мысли о перспективе провести несколько дней под материнские нотации, ей стало дурно. – Мне на работе лучше, я быстрее очухаюсь.
– Ольга! – прикрикнул Юрий Николаевич. – Я тут с тобой не психотерапией занимаюсь! Ты ещё не забыла, где работаешь? Забыла? Ну так я тебе напомню! Здесь родильный дом! Мы людям помогаем в мир приходить. И истеричных акушерок с трясущимися ручками, мне тут не надо. Чтоб четыре дня здесь духу твоего не было, поняла? Тогда свободна.
Сейчас, возвращаясь в город в тряском автобусе, Ольга вспоминала этот разговор с улыбкой. Юрий Николаевич хоть и был с виду суровым дядькой, но душа у него была добрейшая. Правильно он выпроводил её отдыхать.
Дома, у родителей, кошмарные воспоминания потускнели, перестали пугать, и в конце концов Ольге стало казаться, что всё случившееся с ней – не более, чем случайно увиденная сцена из фильма ужасов. Эффектная, но не имеющая отношения к реальной жизни. Все эти дни девушка рано ложилась спать, отлично высыпалась, а днем бродила по лесу. Мама, конечно, не слишком этому радовалась. Ей бы хотелось, чтобы дочь заглянула в гости к соседям, тем более к ним из города приехал сын. Люди поговаривали, что он недавно развелся. Но Ольгу было не уговорить, и в конце концов мать оставила свои попытки.
Автобус мерно потряхивало на сельских ухабах. Оля смотрела в окно, машинально отсчитывая повороты. До города было ещё далеко.
Сумка с родительскими гостинцами стояла под сиденьем, и при каждом повороте не сильно стукала девушку по ногам. Мама, как всегда, надавала с собой столько еды, что хватило бы на роту голодных солдат. Удивительно! Когда Оля была ребенком, и из города приезжал старший брат, мама точно так же не отпускала его обратно без целого баула с пирожками, соленьями и компотами. Кроме того, мама умудрялась засунуть в сумку и пару кусков мяса, и картошки несколько килограмм. Но брат рано женился, а детей у него было шестеро, так что мамины гостинцы всегда были кстати.
А она, Ольга? Ей-то зачем столько маминых разносолов? Одна ведь живет…ну, почти одна. Ни мужа, ни детей. Нет, не то чтобы романов в её жизни не случалось. Случались, конечно. Но семьи ни с кем не сложилось. Хотя конечно, все ещё может быть. В конце концов, ей всего-то тридцать. Не возраст по нынешним временам. Девчонка! Девчонка, что бы там мама не говорила!
Ну а пока что она жила с котом Чернышом. Черныша, кстати, тоже могло и не быть. Ольга, как и большинство деревенских, считала, что зверью в доме не место.
Так что кот в жизни хозяйки появился случайно. Подбросили его в подъезд ещё недельным котенком. Крошка совсем был, тощий, пищащий, глазки ещё не открылись. Ну и как такого бросить одного? Не по-людски это.
Ольга надеялась выходить малыша, а потом подыскать ему хозяев, но как-то не сложилось. Никто из знакомых не хотел брать беспородного кота, а отдавать его незнакомцам девушка побоялась. Теперь он уже вырос, но брошенность в столь нежном возрасте все-таки наложила свой отпечаток. Кот, несмотря на неустанную Олину заботу, вырос каким-то облезлым: тощим, несмотря на отменный аппетит, и шерсть у него постоянно висела колтунами. Зеленые глаза имели совершенно бандитское выражение, и это начисто отбивало у гостей погладить котейку.
Черныш, впрочем, отплатил своей спасительнице самой горячей привязанностью: всегда ждал её с работы, и ночью всегда норовил подкрасться и промурлыкать на ушко нехитрую кошачью колыбельную. Под это ласковое "уррр" и засыпалось лучше.
Автобус снова тряхнуло, но на этот раз как-то очень основательно.
– Что там стряслось? – возмутился кто-то в салоне. – Сломались опять?
– Сломались, – недовольно заворчали остальные. – Это в который раз уже! Вот всегда они так, мошенники! Ездят на развалюхах, лишь бы денежки наши захапать, да ещё чтоб побольше! А то, что людям в город надо – это никого ж не волнует!
– Стоянка двадцать минут, – невозмутимо объявил водитель. – Если кому-то нужно в туалет или покурить – пользуйтесь возможностью.
Хор недовольных голос тут же стих.
– А если мне ничего не нужно? – прошамкала возмущенная бабушка с галерки. Старушке все ещё не терпелось поругаться, и водитель прекрасно это понимал.
– Тогда к вашим услугам стихийный рынок у обочины, – улыбнулся он. – Можно недорого затариться вкусностями, или просто интересно пообщаться.
Ольга невольно, вдруг засмеялась, уж больно он был уверенным и доброжелательным – этот очаровательный маршрутчик. Всё ещё продолжая улыбаться, она поднялась со своего места и двинулась к выходу.
Вдоль обочины стояло несколько древних старушек и один пожилой, лет шестидесяти, мужчина. Вместо прилавков перед торговцами красовались обычные деревянные ящики, на которых и располагался весь небогатый ассортимент. Мужчина торговал грибами и кедровыми шишками. У бабушек прилавки были уставлены баночками с вареньем и засолками.
– Грибы бери, мужу с картохой нажаришь! – бодрым голосом предложил торговец.
– Нет у меня мужа, – рассмеялась девушка. – Только кот.
– А ты нажарь, и муж появится! – не растерялся мужчина. – Аромат от жарехи пойдет – любой мужик через три двери учует! Ты глянь, глянь сюда, товар-то какой, а! – он схватил первый попавшийся гриб и протянул ей. – Да ты нюхни только! Лесом же пахнет, чащей лесной, волей!
– Опять напился… – неодобрительно пробормотала стоящая рядом старушка, одарив торговца суровым взглядом. – Он всегда, как напьется, – обратилась она к девушке, – про волю песню заводит. Его жена пьяного гоняет, вот он по чащам-то от неё и таится.
– Цыц, старая! – беззлобно отмахнулся мужчина. – Это она от дряхлости своей сама не знает, чего несет, – доверительно сообщил он девушке. – Не слушай. Умишко-то у неё старенькой, прохудился давно…Дождесси ты у меня, Серафимовна…ох, дождесси!
– Не боюсь я тебе, стерьво одноглазое! – бесстрашно обернулась к нему старуха, замахиваясь на врага кабачком.
– Чего?! – мужик от удивления захлопал глазами. – Это кто ж это одноглазое? Я?!
Теперь уже оба забыли о девушке, и увлеклись выяснением своих личных взаимоотношений. Судя по всему, это у них было далеко не в первый раз. И уж точно не в последний.
Ольга рассеянно переходила от одного импровизированного прилавочка к другому. Глупо, конечно, было покупать что-то, когда у тебя с собой целая сумка деревенских гостинцев.
– Возьми огурчиков, доченька, – обратилась к ней одна из старушек. – Они у меня вкусные, ароматные. И хрустят и горчинка хорошая. Смородиновый лист добавляю.
Бабушка, как успела заметить Ольга, была одета очень опрятно, но бедненько. Свитерку, аккуратно заштопанному на локтях, было лет двадцать пять, а то и все тридцать. Да и ботиночки, хоть и тщательно начищенные, наверняка не раз побывали в руках сапожника, и пережили кучу починок.
– Вкусные, значит, огурчики? – улыбнулась она. – А за сколько банку отдадите? Вот эту, побольше.
Бабушка вздохнула и развела руками.
– Дай сколько не жалко, дочка. Не знаю, сколько просить.
– Но вы же продаете! – нахмурилась девушка. – Как же не знаете…
Старушка опустила глаза.
– И не продавала бы я, кабы нужда не заставила, – глухо ответила она. – Пенсия маленькая, или крутись-вертись как хочешь, или пропадай. Вот и распродаю из подпола, что осталось.
– А дети ваши, а внуки? Они что, бросили вас?
Ольга сама не понимала, почему продолжает этот разговор. Но бабушка была такая милая, и такая одинокая, что не поговорить с ней казалось сущим свинством.
– Дети…Дочь в город уехала двадцать пять лет назад, и поминай как звали…
Вот как, значит. Дочь забыла, глаз не кажет, а старушка-мать стоит под октябрьским ветром и старается наторговать себе на жизнь. Бедная бабушка…а хотя, бедная ли? Кто ж её разберет, какой матерью она была. Может дочка сбежала при первой возможности, и забыла своё детство как страшный сон.
– Стартуем через пять минут! – громко крикнул от автобуса водитель. – Кто не успеет – тот не успеет, семеро одного не ждут.
– Возьмите!
Ольга протянула старушке сложенную пополам, бумажную купюру.
– Пятьсот?! – Бабушка потрясенно смотрела на деньги. – Много даешь, доченька!
– Нормально!
Ольга махнула рукой, схватила банку и побежала к автобусу. Взлетев на подножку, она помахала старушке ещё раз.
Водитель, наблюдавший всю сцену, усмехнулся в усы.
– Зря ты так, – негромко заметил он, когда девушка входила в салон. – Этот народец, ой какой ушлый, у них для каждого жалостливая история придумана. А люди слушают да платят.
Ольга пожала плечами. Отвечать не хотелось.
На работе её встретили дружным "ура!" и целым ворохом веселых подколок.
– Ишь, какая вернулась! Ты смотри, чего жизнь на природе с людьми-то делает! – смеялась Лидочка, обходя Ольгу кругом. – Посвежела как! Щечки кругленькие, румяные, сама – кровь с молоком! Никак влюбилась? Нашла себе пастушка, да сманила на сеновал? Признавайся, Ольгуня!
– Сманила, сманила, а как же, – поддакнула Ольга.
– Замуж тебе пора, девка! Вон созрела уже, как яблочко медовое!
– Любовь – лучшая косметика! – с ученым видом изрекла Тамара. – На авторство не претендую, это кто-то великий сказал, а я только повторила. Жениха-то привезла из деревни, Оль? Пора бы уже и о семье подумать, а ты все в облаках витаешь.
– Девочки, – улыбнулась Ольга, – я вам вкусненького принесла. Давайте поедим.
Она выложила на стол банки с мамиными солеными белыми грибами, рассыпчатую вареную картошку, хороший кусок копченого мяса и купленную на стоянке баночку соленых огурцов.
– А вы говорите, пиццу закажем..., – подмигнула девушка онемевшим от восторга, подругам.
На дружеские подначки она сердилась. Что уж тут поделать, все её приятельницы были давно и надежно замужем, потому и подкалывали Ольгу её бессемейным положением.
– Как вкусно! – захлопала в ладоши Лидочка, любуясь накрытым столом. – Грибочки-то какие! Беленькие, да, Оль? Так, где у нас тарелки…
– Беленькие, – кивнула Ольга. – Папа сам в лес ходит, собирает. И ещё не всякий гриб возьмет, только самые лучшие. Угощайтесь на здоровье!
– Здравствуйте, – донеслось от двери.
Ольга оглянулась на голос. На пороге смущенно топталась Наташа. Эту беременную сиротку отправили сюда ждать родов, и весь персонал дружно проникся жалостью к бедной девчонке. Ей, бедняжке, не повезло дважды. Мало того, что детдомовская, так ещё и жених её – подлец-мажорчик, сбежал, как только узнал о беременности.
– Я на аборт по срокам не успела, – призналась Наташа Ольге. – Шла из консультации и думала: вот сейчас до моста дойду и сразу утоплюсь.
А пока шла, поняла, что очень хочу родить. Может быть дочка будет, помощница моя…
Ольга погладила девчонку по бледной, худенькой руке. Анемия у неё была знатная, без всяких анализов видно. Да и могло ли быть по-другому на скудном больничном рационе? Здесь ведь как? С голоду помереть не дадут, но и на разнообразие нечего рассчитывать. Утром каша и кусочек хлеба с маслом, в обед жидкий супчик. На второе – немного тушеных овощей и вареная рыба. Ужин был самой вкусной трапезой: тут случались и сырники со сметаной, и запеканка…Только все равно вся полезность была пресноватой и ещё катастрофически не хватало свежих овощей и фруктов…Наташа никогда не жаловалась.
К другим приходили заботливые мамы и свекрови с домашней выпечкой, мужья присылали им огромные пакеты, набитые фруктами и шоколадными конфетами. Одна только Наташа обходилась овсянкой и постными супчиками в роддомовской столовой, а вареный минтай почитала за роскошное лакомство.
– Здравствуй, Наташенька! Как самочувствие? Не собралась еще? – подмигнула Ольга. – Ну значит скоро уже. Давай-ка я тебе огурчиков дам вкусных? Ты не стой на пороге, проходи-проходи, садись, покушай с нами, не стесняйся. Хочешь солененького? И бутерброд тебе сделаю, смотри какое мясцо…от одного запаха с ума сойти можно.
Банка с огурцами открывалась туго. Видно много времени провела в бабушкином погребе. Зато когда крышку наконец удалось снять, аромат пряного посола мгновенно разлился в воздухе.
– Сейчас, Наташенька, подожди…
Ольга поискала глазами вилку. – Вот сейчас мы огурчик подцепим, и…Ой…а это-то что такое?
Вилка наткнулась на что-то твердое, и через миг Ольга вытащила из банки маленький полиэтиленовый пакетик, сложенный в несколько раз, и для надежности обмотанный скотчем и перевязанный шерстяной ниткой.
– Смотрите-ка, девочки, мы клад, похоже, нашли, – весело крикнула она, разворачивая свою неожиданную находку.
Внутри обнаружился небольшой серебряный кулончик - пятилистник каштана.
– Ух, красотища-то какая! – тут же громко восхитилась вездесущая Лидочка. – Почаще б находить такое, и можно было бы не работать.
– Надо же его как-то вернуть, – растерянно проговорила Ольга, держа на ладони тонкий серебряный листик.
– Ой… – подала голос, сидевшая до этого молча, Наташа. – Вот это странность…У меня, – она коснулась простенького черного шнурка на шее, – точно такой же кулончик есть. Вот, – она потянула за шнурок, и из выреза больничной ночнушки показался похожий пятилистник. – Видите? Они одинаковые. Только я не помню, откуда мой взялся. Он у меня с детства. Воспитатели говорили, меня новорожденной к порогу подкинули, и вот кулон этот был на мне. Его, конечно, забрали. Отдали, когда я подросла.
– Я завтра опять туда съезжу, – решила Ольга. – Выходной же, чего время зря терять.
Погода и на этот раз не порадовала. Отвратительно-холодный ветер пронизывал, казалось, до самых костей, хлестал дождевыми брызгами. Осень…
Ольга никогда её не любила. Сырость, ранняя темнота и холод, холод аж до далекой ещё весны.
Уличных торговцев сегодня поубавилось. Мужчина с грибами, должно быть, решил не рисковать здоровьем в этакую непогоду, да и старушек стало поменьше.
Впрочем та самая бабушка с соленьями была на своем посту.
Увидев Ольгу, она кротко улыбнулась.
– Здравствуй, доченька. Огурчики понравились? У меня и ещё есть. Только ты так возьми, денег мне от тебя не надо. Сколько ты в прошлый раз мне дала! Это же мне на целых два дня…
– Нет-нет, бабулечка, я не за этим пришла, – перебила поток благодарностей Ольга. – Я когда вашу банку вчера открыла, то нашла в ней, – она вытащила из кармана серебряный кулон, – вот это.
Бабушка прищурила подслеповатые глаза, присмотрелась внимательнее.
– Ох, доченька! – всплеснула она руками. – Спасибо тебе, соколушка ты моя, миленькая! Ведь это я ж сама, старая…Я же сама в банку спрятала от воров. Ворье по деревне прошлось, что ни день – так кого-нибудь да ограбят! Да вот сама спрятала, сама же и забыла…Годов-то мне уж сколько… – старуха бережно держала кулон на ладони, то и дело поглаживая его пальцем. – Правду люди говорят: старость – не радость. Глаза не видят, памяти нет совсем…
– Бабушка, – решилась Ольга, – а вот этот кулончик вы сами себе покупали? Или вам, может быть, его подарил кто? Вы простите, что я спрашиваю, просто тут такое дело…
– Это дочерин подарок, – печально сказала старушка и голос у неё дрогнул. – Она один раз из города приехала…давно уже. Подарила мне побрякушку эту. И себе купила такую же. Двадцать пять лет прошло. С тех пор я её и не видала. Раньше хоть деньги матери присылала, а тут – как в воду канула.
– Понятно…А вы не знаете…
– А ты почему спросила, дочка? – бабушка будто очнулась от воспоминаний и взгляд её стал острым, испытующим. – Может ты видала ее, Дуську-то мою?
Теперь важно было найти правильные слова. Не обнадежить сверх меры, но и не отпугнуть.
– Я.., – нерешительно сказала Ольга, – не могу ничего обещать. Но попробую разузнать что-нибудь о вашей дочери. Ее, выходит, Дусей зовут? А полностью как? Евдокия?
– Авдотья она, – с готовностью отозвалась старуха. – Авдотья Михайловна.
– А фамилия?
– СажнЁва…Только, не найдешь ты её, дочка. Я ведь пробовала уже. И в милицию ходила, и знакомых просила разузнать.
– И ничего, как я понимаю, не вышло?
– Вышло-не вышло… – улыбнулась старушка, – было, да быльем поросло. Нечего старое ворошить. У Дуськи всё хорошо, наверное. Она пробивная девка была.
Назад Ольга возвращалась, не замечая времени. Чем больше она размышляла о двух серебряных кулончиках-близнецах, тем сильнее становилась её уверенность, что сиротка-Наташа – внучка бабушки-торговки. Это было бы здорово! Старушка обрела бы родного человека, а там и правнук родится скоро. Или правнучка. Да и Наташе было бы такой радостью узнать, что не одна она на свете. Приезжала бы к бабушке, а может и насовсем бы переселилась в село.
Ольга представила себе дом старушки. Наверняка там тепло и всегда прибрано, чисто выметены полы, и на окнах висят уютные занавески в цветочек. Небось и перины сохранились и теплые пуховые одеяла. Наташке бы там пригреться…а утром проснуться от запаха пирогов.
Картинки, нарисованные воображением были до того милыми, идиллическими, что возвращаться в реальность не хотелось.
Но приходится ведь. Как минимум потому, что между старушкой и её предполагаемой внучкой должно быть ещё одно промежуточное звено по имени Авдотья Михайловна СажнЁва. А где её разыскать?
Дома, под убаюкивающее мурлыканье Черныша, Ольга попыталась составить хотя бы приблизительный план действий.
Делать запрос в детский дом, где воспитывалась Наташа, было бессмысленно. Девчонка как-то уже обмолвилась, что её подкинули на крыльцо роддома, да так и оставили. Как котёнка, в плетеной корзине.
Выходит, там ничего не узнаешь…и как же, в таком случае, быть? Можно, конечно, попробовать пошерстить родильные дома и женские консультации: Авдотья до рождения дочери должна была где-то наблюдаться. Но во-первых, вряд ли эту информацию предоставят. Во-вторых, даже если предоставят, то кто сказал, что Авдотья рожала дочь в этом городе, а не, скажем, в соседнем? И наконец, кто сказал, что она вообще не родила у себя дома, на кухне? Нет, так круг поиска только расширяется, а надо бы наоборот.
Ольга помассировала пальцами лоб.
Ну почему всё так запутано?
Она вдруг заметила, что Черныш давно уже не мурлычет, а сидит на полу, увлеченно гоняя по половику какую-то шуршащую бумажку.
– Ну что ты там нашел? – спросила девушка, наклоняясь к коту.
Черныш мигнул зелеными глазами и мяукнул хрипло, коротко и требовательно.
Ольга подобрала изрядно помятую бумажку, которой забавлялся кот.
"Долин Сергей Анатольевич", прочитала она. Ну да, тот самый мужик, которого она спасла, а потом четыре дня в себя приходила.
"Я твой должник", так он сказал тогда. Хотя какой ещё должник? Что ей было, бросить его там одного? Глупости.
Сергей Анатольевич жил одиноко, и потому визиту Ольги даже обрадовался.
– Ты на кухню проходи, – пригласил он. – Сейчас мы с тобой чаю попьем…или ты кофе хочешь?
– Спасибо. Чай подойдет.
Девушка оглядела кухоньку: маленькую, но удивительно уютную. Стены были расписаны вручную, а разделочные доски какие! Необычные штампованные дощечки, а настоящие произведения искусства! Такие и делаются подолгу, вырезаются по одной, и смотрятся до того красиво, что жалко их использовать по назначению.
– Моя жена была художницей, – объяснил Сергей Анатольевич. – Стены она расписала. Говорила, что так представляет себе рай. Ну это по ее. Мой рай в гараже, я с машинами возиться люблю. Но и закрашивать такое жалко… Нравится?
– Очень нравится, – честно ответила Ольга. – Ваша жена…она уже…
– Нет, – усмехнулся мужчина, – она жива, здорова и процветает. Просто влюбилась в другого. Сейчас с ним живет.
Рассказывая об этом он почему-то коснулся повязки на шее.
– Это он вас тогда? – спросила девушка. – Это из-за него?
– Дело прошлое, – отрывисто бросил хозяин. – Скажи лучше, зачем увидеться хотела? Помощь нужна?
– А…да, не помешала бы, – смущенно забормотала Ольга. – Понимаете, я на днях купила у одной бабушки банку соленых огурцов, и когда открывала, нашла в ней серебряный кулончик. Такой, знаете, недорогой с виду, ну это неважно. Бабушке я кулон вернула, а она рассказала мне, что это подарок дочери, которая исчезла двадцать пять лет назад. И главное, Сергей Анатольевич! Кулонов было два! Два, понимаете? Второй дочь оставила себе. Ну скажите, разве может человек вот так бесследно раствориться?
– Может, – усмехнулся Сергей Анатольевич, – это не такой уж фокус, если хочешь знать. Но ты ведь ещё что-то знаешь?
– Знаю! – подтвердила девушка. – Я случайно ещё кое-что выяснила, важное И вот в чем дело: я знаю одну девушку, она сиротка, в детстве…да нет, даже в младенчестве её подкинули к детскому дому, там она и выросла. И вот у неё такой же кулончик с рождения. Конечно, она не может быть дочерью той бабки, но может быть…
– Внучка? – предположил мужчина. – Это, конечно…возможно. А как зовут дочь, ты знаешь?
– Конечно!
– А вот!
Ольга достала из кармана клочок бумаги с записанным на нем именем женщины.
– СажнЁва Авдотья Михайловна, родилась двадцать третьего сентября семьдесят второго года. Сейчас ей, то есть, должно быть где-то к пятидесяти. Если бы вы могли помочь мне как-то её разыскать…
– А зачем?
Этот вопрос застал девушку врасплох. А действительно…зачем? До сих пор она не спрашивала себя об этом, действуя больше из любопытства, как детектив, который раскручивает интересную историю. Но теперь…
Сергей Анатольевич понимающе кивнул.
– Послушай-ка, что я тебе скажу. Я уже немолодой человек, да ещё и долго работал в…не важно, где. Так вот, я точно знаю, что в чужие тайны лучше не соваться. Ты думаешь, что в середине этой матрешки горшочек с золотом, а там вполне может оказаться лужа липкой грязи. И больше того, именно так оно и оказывается чаще всего. Ну предположим, найдешь ты ее, эту…Авдотью. И что ей скажешь? "Здравствуйте, я купила у вашей матери соленые огурцы?". И что? Ты-то знаешь, почему она не желает навестить мать? А что если у неё есть серьезные причины? Или возьмем самый мрачный вариант: женщина погибла…по любой причине. Ты расскажешь об этом старухе?
– Не знаю…но ведь есть ещё внучка, и она…
– И ты уверена, что она нужна своей бабке? Ты вообще хоть что-нибудь об этой старушке знаешь, или просто пожалела ее? Знаешь, что она за человек, если родная дочь от неё сбежала.
Ольга потрясенно молчала. Приходилось признать: хозяин был прав.
Или Авдотья жива, и всё у неё в порядке. Ты что надеешься вызвать у неё сочувствие к дочери? – продолжил Сергей Анатольевич. – К той самой дочери, которую твоя Авдотья к детдому подкинула? Думаешь, она обрадуется и помчится покупать дочке сережки к кулончику?
– Я… – беспомощно проговорила девушка, – я не думала об этом. А сейчас вы говорите…и я даже думаю, что наверное вы правы. Но почему-то и бросить это дело я не могу. Я ведь уже впуталась…Хотя это, похоже, и нужно только мне одной. Что мне теперь делать? – совсем по-детски растерянно спросила она.
– Что делать…Если можешь, брось это все. Забудь. Это не твои секреты и тебе они не нужны. Но если бросить не можешь, то тогда – так и быть, попробую помочь.
– Так вы найдете Сажневу? – обрадовалась Ольга.
– Лично я – нет, – ответил мужчина. – Но у меня есть родственник-пенсионер. Был когда-то следователем, сейчас вот частным сыском подрабатывает. Попробую через него что-нибудь выяснить.
В родильном зале было прохладно и светло. Негромко играла мягкая, успокаивающая музыка, а стены были выкрашены в приятный розовый цвет. Но ни молодая роженица, ни акушерка, не замечали уютной обстановки.
– Давай лобик оботрем, – ласково сказала Ольга, и промокнула испарину на Наташином лбу. – Уже скоро, моя хорошая. Совсем скоро все кончится. А потом вся боль забудется. Держись.
– Не могу… – Наташа подняла на акушерку измученные глаза. – На схватку спину как будто ломает…больно – ужас.
– Это малыш лежит затылочком к твоей спине, – сочувственно проговорила Ольга, – вот ты и чувствуешь давление. Тут ничего не поделаешь, надо потерпеть, Наташенька.
– Устала…
Ольга посмотрела на часы. Первые схватки начались ещё ночью, а сейчас уже четыре часа дня. Бедная девчонка, измучилась.
– Может обезболить её? – предложила, заглянувшая в родзал, Тамара.
– Да куда там обезболивать, поздно уже. Раскрытие полное, она родит с минуты на минуту, никакая анестезия подействовать не успеет. Дыши, Наташа, дыши!
Наташа, до крови закусив губу, вцепилась в каталку.
– Давай на кресло! – крикнула Ольга. – Живо! Тома, не спи, помогай!
Тамара тут же ухватила каталку у изголовья. Вместе с Ольгой они подкатили её к самому родильному креслу.
– Наташик, схватка сейчас кончится, тогда давай на четвереньки и переползай на кресло. Вот, вот так, молодец. Тамара, подними…
Тамара уже регулировала спинку, переводя Наташу в полусидячее положение.
– Хорошо, хорошо, так тебе будет удобнее, – подбодрила роженицу Ольга. – Теперь как начнется – прижми подбородок к груди и тужься изо всех сил. Поняла меня? Всё, давай!
– А я не умру? – вдруг совершенно отчетливо спросила девушка, – а то, знаешь, такое иногда говорят…
– Глупости говорят, – отрезала Ольга. – Не слушай ерунду, меня слушай! Все, схватка пошла! Тужимся!
От натуги девушка зарычала сквозь сжатые зубы.
– Давай-давай, хорошо, девочка…стоп! Стоп! Стоп, Наташа, остановись!
– Не могу! – простонала Наташа. – Остановиться не могу.
– Ладно, пусть…еще тогда, еще…
Крик новорожденного заполонил собой все пространство.
– Ну молодец, мамочка! – поздравила Ольга, выкладывая малышку на живот матери. – А какая красавица у нас родилась необыкновенная! А голосистая-то!
Наташа улыбнулась бледными искусанными губами.
– Может певицей будет, – прошептала она.
Девочка у неё на животе отчаянно кричала.
– Шшш, тихо-тихо, – молодая мать нежно погладила свою крикушу по теплой спинке.
– Разрывы у тебя серьезные, – сказала гинеколог после очередного осмотра. – Придется тебе, Наташенька, пока у нас задержаться.
Наташа посмотрела на уснувшую у груди дочку.
– Это обязательно? Я уже две недели здесь. Дома всё-таки лучше…
– Ну перестань, – улыбнулась Ольга. – Дома-то оно дома, но ты ведь и десяти шагов пройти пока не можешь. Ну так отлежись по-человечески, вечно ведь тебя здесь никто не будет удерживать.
Наташа пожала плечами.
– Так это ведь потом только труднее будет. Здесь обо мне заботятся, кормят-поят, за дочкой присмотрят. Я уже и привыкла. А домой приеду, и все сама.
– И дома привыкнешь, – постаралась утешить девушку Ольга. – Все привыкают, а ты чем хуже?
Наташу, кажется, эти слова не особенно вдохновили.
Ольга с тревогой посмотрела на неё. От Сергея Анатольевича вестей никаких не было, и день за днем надежда отыскать мать Наташи, таяла. К тому же появились сомнения: с чего она вообще взяла, что Авдотья – мать этой сиротки? Серебряный кулон сам по себе ещё ничего не значил. В конце концов, он ведь явно дешевый, а значит таких штамповок по всей стране могут оказаться тысячи! Всё-таки зря она полезла в это дело. Ох, зря! Чего хотела добиться, интересно? Осчастливить старушку? Сиротку Наташу? А сама и не удосужилась спросить у них, нужно ли им такое счастье. Правду искала? И не подумала ни разу, что с этой правдой делать.
Телефон коротко пропищал новым сообщением. Девушка мельком взглянула на экран. Писал Сергей Анатольевич.
"Ольга, надо встретиться. Кое-что удалось узнать".
Авдотья Сажнева жила в элитном жилом комплексе на берегу реки.
Ольга припомнила, что ещё пару лет назад здесь был огромный пустырь, и студенты устраивали тут свои попойки. Тогда берег был усеян мусором. Были здесь пустые бутылки из под дешевого пива, горы окурков…но это в лучшем случае. Попадались предметы и более интимного свойства.
Быстро же отстроились.
Дверь ей открыл симпатичный высокий блондин.
– Здравствуйте. Вы Ольга?
Девушка кивнула.
– Я пришла к Авдотье Михайловне. Я ей звонила.
– Я знаю, – улыбнулся парень. – Мама вас ждет. Меня зовут Григорий. Вы проходите пожалуйста, не стесняйтесь.
Авдотья Сажнева оказалась полноватой улыбчивой дамой. Выглядела она значительно моложе своих лет. Она сидела в уютном кресле, обитом светлой тканью с цветочным узором. Прямо перед ней красовался изящный чайный столик, а пол украшал бежевый, даже на вид мягкий и пушистый ковер.
"Прованс!", – вспомнила Ольга. Именно так назывался этот стиль в модных журналах. Светлая мебель, цветочные орнаменты, изящные композиции из сухоцветов в изысканно-лаконичных вазах.
Хозяйка не встала навстречу гостье, но смотрела на неё выжидательно, с любезной улыбкой на губах. Ольга отметила, что руки у неё ухоженные, с такой гладкой, почти девичьей, кожей, что сразу становится понятно: физическим трудом эта особа не занималась.
Господи…Вдруг всё это – и имя, и дата рождения, – просто чудовищное совпадение? Ну не похожа эта элегантная леди на человека, способного забыть мать и выбросить на улицу дочку!
– Присаживайтесь, Ольга, – Сажнева указала на кресло напротив собственного.
– Вы хотели о чем-то мне сообщить?
Ольга не двинулась с места.
– Садитесь же! Хотите чаю?
– Я, – в горле у девушки пересохло, и говорить пришлось чужим хрипловатым голосом, – хотела вам рассказать о…у вас был кулон. Серебряный пятилистник. Ведь был же?
– Допустим, – на красивом лице Сажневой не отображалось ровно ничего, кроме вежливой заинтересованности. – Но почему вас это интересует?
– А второй, – продолжила Ольга, – точно такой же, вы когда-то подарили своей матери?
Вопрос явно попал в цель. Куда только делась вся мягкость и любезность! Хозяйка прищурилась и плотно сжала губы. Черты её лица мгновенно заострились, став неприятными. Ольга вдруг подумала, что так заметнее, сколько ей лет на самом деле.
– Я много лет не общаюсь со своей матерью, – голос Сажневой тоже изменился. Тембр остался прежним, но теперь в нем отчетливо зазвучали металлические ноты. – У нас всегда были непростые отношения…я ничего не знаю о ней. Ей что, нужна помощь?
– Она сильно нуждается в деньгах, – пожала плечами девушка. – Вы же знаете, какие сейчас пенсии, и…
– Так она подослала вас, чтоб попросить у меня денег? – удивленно спросила Сажнева. – Какие бессмысленные сложности! Могла бы и сама…Ну ладно, сколько ей нужно?
– Нет-нет, – перебила Ольга. – Она ничего не просила, и даже не знает, что я здесь. Я ведь ещё не все вам рассказала. Второй кулон оказался у девушки, которая выросла в детском доме. Мы познакомились случайно, она…я работаю акушеркой, и девушка… Совсем недавно она родила прекрасную дочь, и я подумала…подумала, что вы могли бы быть её матерью. Я…ошиблась?
Сажнева раздраженно дернула округлым плечом.
– Вы хотите поднять шум? – спросила она. – Не советую вам обращаться к журналистам. Доказать все равно будет невозможно, а вот ваше имя попадет в новости, причем скорее всего, вас заклеймят аферисткой. К тому же, неудачливой, а это, пожалуй, обиднее всего. Зато моей деловой репутации вся эта история вряд ли повредит. Стоит ли начинать?
Ольга покачала головой.
– Вы не так меня поняли, – сказала она тихо. – Я просто подумала, что может быть вам захочется…захочется повидаться с дочерью, с внучкой…навестить мать.
Ведь я же нашла вашу дочь. А вы сами… стали бабушкой. На днях, ваша дочь родила прекрасную девочку.
– Мою внучку?!
Не показалось ли ей, что в глазах женщины блеснули слезы? Но не разглядеть, она слишком быстро отвела взгляд.
– Авдотья Михайловна, – Ольга постаралась говорить как можно мягче, ласковее. – Ведь вы же не бесчувственная, я вижу…
– Моя мать, – сухо перебила Сажнева, – а впрочем, это неважно. Она никогда не приняла бы меня с ребенком, никогда. Все, чего ей хотелось – это чтобы я снабжала её деньгами, бесперебойно и все возрастающими суммами. О да, аппетиты у неё были весьма и весьма…впечатляющими. Я старалась угодить ей, и какое-то время мне это даже удавалось. А когда деньги кончились…я оказалась неблагодарной, бессовестной дочерью, тунеядкой, и Бог знает кем еще. Моей матушке не было дела до того, что на работе я попала под сокращение, а хозяйка квартиры буквально вышвырнула меня на улицу…глупо, наверное, но мне до сих пор стыдно, что я не вижусь с ней. Хотя и понимаю, что моя мать сама сделала для этого все. Своими собственными руками.
– Она за все расплатилась сполна, – мягко сказала Ольга. – Оттолкнула вас, а себя обрекла на нищую и одинокую старость. Это ли не расплата за жадность и бесчувственность, которые она проявляла к вам? Подумайте, это ведь страшно – оказаться в старости никому не нужным! Если бы видели тот стихийный рынок у обочины! Мимо носятся машины, торговцы ругаются…И ваша мать в любую погоду приходит туда, чтобы продать какие-то свои домашние засолки. Неужели она об этом мечтала? О такой старости?
– Каждый имеет то, что заслужил!
Сажнева закурила. Сигарета была длинной, тонкой и почему-то пахла клубникой. – Не поверите, как часто мне хотелось её домашних засолок. Особенно когда пришлось ночевать в чужих подъездах, а из еды было только то, чем угощали добрые люди…А они встречались мне не каждый день. Да, тогда я часто вспоминала о маминых вкусняшках. Но почему-то мне не перепало ни одной баночки, даже самой маленькой. Будете теперь говорить, что я должна забыть об этом? Или посчитать это воспитательным финтом, который должен был научить меня чему-нибудь хорошему?
– Нет, такого я не скажу…Ваша мать была жестока с вами. И вы можете простить ее…или не прощать. Но не совершите ту же ошибку сами. У вас есть дочь и внучка. Не отталкивайте их.
– Дочь… – печально покачала головой Сажнева. – Она никогда меня не простит. Я бы не простила. её отец не был моим мужем. Да и человеком его было трудно назвать. Я забеременела, и боялась сказать ему. Он был…считал себя художником. На самом деле это было только удобным оправданием его вечному безделью и пьянству. Я работала, а он пропивал все деньги. Однажды я решила что больше не дам ему ни копейки. Тогда эта мятущаяся творческая натура избила меня так, что у меня оказалось сломано три ребра…вам когда-нибудь ребра ломали? Нет?
Ольга покачала головой.
– Тогда, – с жесткой усмешкой сказала Сажнева, – вам повезло. Знаете, со сломанными ребрами очень больно дышать. Но я приспособилась. Даже на работу продолжала ходить…да.
Беременность потом стала заметна, и тогда-то я и поняла, что вся моя прежняя жизнь была раем. Художник чуть не спятил от осознания того, что теперь ему нужно кормить меня и ребенка. Неделю не просыхал, а потом пропал куда-то. Я ещё любила его. Сидела в пустой квартире и ждала. Через пару дней его нашли где-то в лесополосе. Черт его знает, кто его…знаете, это мог быть кто угодно из тех, с кем он водил компанию. Но квартира была его, и мне нельзя было там остаться. Сразу объявились какие-то родственники…На работе декретницы тоже оказались не нужны, так что меня аккуратно уволили. Идти-то куда? Я смогла снять крохотную комнатку, и прожила там пару месяцев, пока не кончились деньги. Потом меня и оттуда выкинули…
Я помню, ливень был страшный, холодный, а я со схватками шла в роддом. Рожала дочь и радовалась, что тепло.
Когда я родила…даже вспоминать страшно, где мы жили и как. Но мне повезло, я встретила Гришиного отца. Он был богатым человеком, со своим бизнесом, со связями. Не знаю, что он во мне разглядел. Я ведь тогда все время была грязная, голодная…глаза ввалились, волосы лезли. Но чем-то я его зацепила. Можно сказать, что он меня полюбил даже. Ну так как он мог.
И готов был жениться на мне. Но с условием: я должна была избавиться от дочери. Ему не нужен был чужой ребенок, тем более с генами папаши-художника. Тогда я отнесла дочь к порогу детского дома. Надела на её свой кулон, потому что думала, что смогу со временем уговорить мужа забрать девочку. Но ничего не вышло. Муж и слышать не хотел о моей дочери. Потом родился Гриша, и я как-то успокоилась. Муж радовался этому. Он считал, что теперь-то у нас наконец нормальная семья.
А через несколько лет он разбился в аварии. И вот я руковожу бизнесом, вырастила сына…и кажется, у меня есть все. Кроме спокойствия и мира в душе.
Тайны. Не надо лезть в чужие тайны. Сергей Анатольевич знал, что говорил, и совет дал правильный. А маленькая глупая Оля его не послушалась, и теперь не знает, что делать со всей этой, рухнувшей на нее, правдой.
О чем она только думала, когда взялась распутывать эту историю? Думала, что правда похожа на сказку? А оказалось все куда прозаичнее.
– Простите, – Сажнева встала со своего места, давая Ольге понять, что их разговор подошел к концу. – Мне пора на работу.
До дверей её провожал Григорий.
– Не огорчайтесь вы так, – посоветовал он. – Вы хорошая девушка, вот вам от собственной доброты и показалось, что вы как фея крылышками помашете, и все наладится. Но так не всегда бывает.
– Вы слышали наш разговор?
– Это сильно сказано. Скорее подслушивал. – Губы парня тронула нагловатая усмешка. – Ну да, да, подслушивать нехорошо, я знаю. Но я ведь уже взрослый мальчик, меня перевоспитывать поздно. Согласны?
Ольга вдруг почувствовала, как ужасно она устала сегодня.
– Да плевать мне, – безразлично сказала она. – Вашим воспитанием не я должна была заниматься. Скажите лучше, можно вызвать такси с вашего телефона? Мой разрядился.
– Можно, – улыбнулся Григорий. – Только незачем. Лучше давайте я вас отвезу?
– Не надо…Я очень…
– Устали от нашего семейства? Знаю. Будем считать это маленькой моральной компенсацией.
Он накинул куртку и распахнул дверь перед девушкой.
– Едем.
И неожиданно для себя Ольга рассмеялась. Все-таки было в этом брюнете что-то манкое. Может быть его очаровательное нахальство, как у дворового мальчишки.
– Ну поехали, что с вами сделаешь, – сказала она.
Григорий решительно взял её за руку и повел к лифту. Это тоже было по-своему привлекательно: он не спрашивал разрешения, не старался понравиться, не ждал.
– У меня чесотка, – на всякий случай съязвила Ольга. – А вы взяли меня за руку. Теперь заразитесь.
– А, чесотка – это ерунда! – невозмутимо отреагировал парень. – Я ей уже сто раз болел, разом больше – разом меньше. Кстати, знаю одну крутую мазь от этой напасти. Хотите, принесу вам?
– Интересно… Она уже почти не притворялась. – Откуда это вы все время цепляете заразу?
– А я кинолог, – объяснил Григорий. – В свободное от работы время волонтерствую в собачьем приюте, а там, знаете, и чесотка и лишай, и вообще обширный выбор болячек. Так что если вы подцепите какую-нибудь ерунду от питомца – обращайтесь ко мне. Расскажу чем вылечить. Договорились?
Он остановился у машины, и вдруг посмотрел Ольге прямо в глаза. Девушка вздрогнула от неожиданности. Взгляд у парня был чудесный: сапфирово-синий, с искорками-смешинками в самой глубине.
– Какие у вас глаза, – прошептала Ольга потерянно. – Синие…
Григорий пожал плечами и подмигнул.
– Не доверяйтесь первому впечатлению. Это линзы. Ну что, едем пить кофе?
Нет, он определенно был способен заморочить голову кому угодно! Но до чего же мастерски!
– Не хочу кофе, – сказала она с очаровательной улыбкой. – Я его вообще не люблю.
Он уже садился в машину.
– А я обожаю. Садитесь. Я хочу выпить кофе, а вы хотите чашечку чаю. Такой расклад вас устроит? Устроит. Так чего мы ждем? Ваш муж наверняка не станет ревновать к такой мелочи.
– Нет у меня никакого мужа! – рассердилась Ольга. – Почему всех так интересует моя отсутствующая личная жизнь?
– Нет? Тем лучше! Садитесь.
В салоне авто пахло чем-то сладким.
– Вы что, сладости здесь трескаете втихаря от мамы? – шутя спросила девушка. – Всё пропитано ванилью.
– Нет, – серьезно сказал он. – Во-первых, я давно уже живу отдельно от мамы, так что прятаться мне не к чему…
– Вот как?
– Да. Я просто заезжаю её навестить.
– И привозите ванильные конфеты? – прищурилась Ольга.
– Опять мимо. Мама предпочитает ромовые. А запах ванили…просто я курю в машине. Вот.
Григорий вытащил из бардачка помятую пачку.
– Сигариллы такие. С ванильной пропиткой. Хотите попробовать?
– Я не курю! – высокомерно заявила девушка, но в глазах у неё плескался смех.
Григорий оценил это.
– Тогда я тоже брошу!
Пачка полетела на заднее сиденье.
– Доберемся до какой-нибудь урны, там и выбросим, – он вырулил с парковки. – А насчет мамы вы не волнуйтесь. Думаю, я смогу её уговорить.
– Уверены? – грустно спросила Ольга.
Ну зачем он снова начал этот разговор? Ведь она уже почти успокоилась!
– Уверен, – сказал Григорий после минутного раздумья.
И почему-то Ольге сразу захотелось ему поверить.
Дом был старым, неухоженным. Балконы жильцы использовали как склад для того особенного вида хлама, который уже ни на что не годен, но выбросить его почему-то жалко.
И вот в этом доме жила Наташа со своей крошкой.
– Это здесь, – сказала Ольга. – Хотите, чтобы мы пошли с вами?
Авдотья Михайловна посмотрела вверх, туда где на четвертом этаже светились Наташины окна.
– Я …нет. Наверное, я лучше сама. Вы посидите здесь, подождите.
Она вышла из машины и направилась к подъезду.
– Как ты думаешь, Наташа простит ее? – с тревогой спросила Ольга.
Григорий взял её руку, крепко сжал в своей. От этого ласкового прикосновения девушке стало немного спокойнее.
– Я не знаю, Оля, – ответил он. – Но теперь у неё по крайней мере появится шанс простить. А у мамы – получить прощение. Это нужно им обеим.
Авдотья Сажнева остановилась перед обшарпанной, старой дверью. Никакого металла, никакого дерева. Типовая рухлядь, обитая клеенкой. На такую только налечь плечом, и выдавишь. Господи…как живет её дочь!
Сажнева позвонила.
Наташа открыла сразу. Так, словно стояла за дверью в ожидании звонка. А может быть, так оно и было? Наверняка Ольга и Гришей постарались её подготовить.
– Здравствуйте, – без улыбки сказала хозяйка. – Можете не представляться, мне Оля говорила насчет вас. И сын у вас хороший, поздравляю.
– Твой брат, – уточнила женщина. – Мой сын – твой младший брат.
– А вот это, – Наташа скрестила руки на груди, – большой вопрос. Отцы у нас разные, а вы…ему вы были матерью, а меня к детдому подбросили. Выходит, мне вы тетка чужая.
Из квартиры раздался детский плач.
– Я не могу говорить, дочка расплакалась.
– Можно посмотреть на неё? – спросила Сажнева.
Наташа раздраженно махнула рукой.
– Да делайте, что хотите. Не до вас.
Войдя в тесную квартиру Наташи, женщина невольно поежилась: слишком уж сильно все здесь походило на комнату, которую она, Авдотья Сажнева, снимала когда-то. Один в один.
Наташа достала дочку из коляски и уложила на диван.
– А мы оказывается мокрые девочки, – заворковала она, снимая с малышки ползунки. – Мама сейчас переоденет свою красавицу.
Авдотья Михайловна опустилась на колени рядом с диваном. Малышка с любопытством посмотрела на нее, и сердце женщины сжалось коротко и болезненно.
– Как она похожа на тебя, Наташа! Ты совсем такая же была…подожди. – она мягко отстранила девушку. – Дай я её переодену.
Малышка совсем не боялась чужих рук с незнакомым запахом. Даже наоборот, засмеялась, когда Сажнева легонько потрепала её по животику.
– Ну вот, – Авдотья Михайловна застегнула последнюю кнопку на ползунках, и бережно подняла на руки девочку. – А теперь иди к маме.
Наташа приложила дочку к груди, и снова посмотрела на мать, но уже без прежней холодности.
– Прости меня, девочка, – не вставая с колен, проговорила женщина. – Я так перед тобой виновата! Век от стыда не отмыться. – Она уткнулась лицом в ладони, и голос её зазвучал глухо. – Я не знаю, чем оправдаться, потому что оправданий нет. И что делать теперь – тоже не знаю.
Наташина рука коснулась её волос.
– Не плачь, мамочка. Чего о прошлом думать, когда будущее есть. Смотри, внучка у тебя какая родилась.
В деревенском домишке было жарко натоплено. А может быть это просто воздух прогрелся от людского дыхания.
Авдотья Михайловна, сидела рядом со старенькой матерью, а с другой стороны стола смотрела на старушку Наташа со спящей дочкой на руках.
– Я думала, – сказала Сажнева, – тебе только деньги нужны от меня.
Старушка ответила ей суровым, хотя и затуманенном слезами, взглядом.
– Дуська, Дуська…Я ж с твоих денежек и грошика не тронула. Все до копеечки на книжку складывала. Думала, ты молодая, всяко жизнь повернуться может. А вдруг деньги будут нужны? Я бы их тебе тут же и дала. Они и сейчас все целы…на книжку положила, там и лежат.
И Сажнева, громко разрыдалась в материнское плечо.
– Ну не реви, не реви, – проворчала старушка. – Придумала тоже – реветь! Нам теперь только радоваться!
– Вы оказались правы, Сергей Анатольевич, – сказала Ольга. Она сидела в его квартире, на кухне, стены которой были расписаны райскими мотивами, пила ароматный чай, и рассказывала обо всем, что случилось с момента их последней встречи.
– Когда я всю их историю распутала…там было много такого, что лучше и не знать наверное.
– Вот как? А я предупреждал, – наставительно сказал мужчина. – Ну, чего уж теперь. Выброси из головы.
– Не получится, – виновато вздохнула Ольга, и тут же улыбнулась. – Я ведь за сына Авдотьи Михайловны замуж выхожу.
– Ну?! – изумился Сергей Анатольевич. – За Гришку?! Вот это номер, Ольга! Ну, дай вам Бог всего наилучшего. По-моему он неплохой парень.
– Придете на свадьбу? – лукаво прищурилась Ольга. – Я вам приглашение принесла. Мы с Григорием будем вас ждать. Если бы не вы, то может мы и не встретились бы никогда, правда? Приходите!
– Я-то приду…а Авдотья как? Её мать, дочь, внучка…О них ты ничего не рассказала. Вот они все встретились хотя бы? Что сказали друг другу?
Девушка задумалась.
– Им всем нужно время. Авдотья Михайловна помогает деньгами матери. С дочкой и внучкой видится. Сначала оно у них так как-то было…настороженно, что ли.
А теперь оттаяли все. Авдотья Михайловна дом купила, огромный! На той неделе маму к себе забирает, а Наташа с ребенком сегодня уже переехали.
И Гриша со всеми ладит. Он ведь такой, умеет с людьми.
– Время…, – повторил мужчина. – Чтож…поживем-увидим, а увидим мы теперь только хорошее.