Перетаскав добытое в амбар, Валера с энтузиазмом принялся ходить в поисках лосиных следов. Ходил широко, в избу возвращался поздно.
Что ни день, группами выходили охотники, ночуя на базе. Предвкушая выход и, утомившись на максимальных переходах, они были плохими собеседниками. Далее трогались они задолго до рассвета. Поскольку светлого дня имелось часа четыре, в темноте лучше начинать ход, чем заканчивать.
Все, как один, они утверждали, что соболь шел слабо, что оленя как будто нет. И что лось не спустился в поймы. Следов оттого встречалось мало. Редко подсекались следы на переходах из долины в долину. Кратко кормился лось по берегам. Но на реках не задерживался.
Последним вышел Прокопий. Причину отсутствия лося он объяснил просто, мол, прогнали его многолетней охотой. Беда доступных участков. А в группы не сбился по причине мелкого снега. К весне такие группы соберут десятки лосей. Но мелкий снег, мол, благо, хоть отдохнет лось, да не было бы волка еще.
С оленем та же история. Дикарей разредили и выдрессировали карабины, которые попадают, и снегоход, который ездит быстрее них. Техника, мол, природе не друг, имеющему друг, и плану большой помощник.
- Если бы еще сезон продлили до отёла бы… - с сарказмом, пополам с горечью, предположил Прокопий «выход» из ситуации с сокращением добычи копытных.
- Магическая сила – добавил, перекрестясь, после того, как отдал должное густому супу, сдобренному беседою - но ты с голода не пропадешь.
Скорее всего, это означало «спасибо». Валера хохотнул, памятуя заезд, он ожидал подобных конструкций.
Валере стремиться в деревню было незачем. Обещание же поискать лося было уловкой. И связав себя обещанием, Валера схитрил. Желал остаться. Такова беда неофитов – есть большой ложкой.
Формальным поводом было ожидание вывозки. Плюсом к надежде на то, что сезон продлят на пару недель. Как бы ни было, срок охоты на копытных совпадал с активным соболиным ловом. И неудобно заканчивался вместе с годом. Что ставило промышленника перед тройным выбором. Либо превращало добычу лося в случайность.
Выход из ситуации напрашивался, но противоречил правилам.
"В местах невысоких снегов, и в сезоны мелкого снега не плохо было бы сезон заканчивать исходя из глубины снега - фантазировал Валера - в дополнение к наличию зверя. Пока же, ориентируясь на удобство вывозки, надёжи две – на лошадку по мелким снегам – это близ конных дорог. И наст. Последний открывает пути вывозки по рекам. Но кто-то мудрый разглядывая московские речушки, поди, велел на вывозку давать неделю. Мол, народишко хитрый достался, и выбьет всё. Если не запретить ему."
Но это Валера предполагал. Считая, что амбары в ключевых местах добычи позволят избежать героических усилий по вывозке и сохранить ее. Завершив вывозку по насту. И специальные бригады, пожалуй, тоже плану помощник.
Проводив Прокопия, Валера продолжил широко ходить, что было не утомительно – готовые лыжницы облегчали возвращение. Он проверил все более-менее доступные притоки.
Со следами не везло. Постепенно энтузиазм закончился. Невозможно бесконечно бегать краткими днями в ожидании следов, а к ним ветров. Лишь удача вдохновению помощник. Тогда то и сложилось у охотника ощущение тесноты равнинной тайги. Не говорила она ему в ответ.
Путики за неделю тоже принесли всего ничего. Белку и двух соболей. Белка, судя по покопкам, перешла на шишку с пола. А в капкан, весь обвешанный приманкой попалась взрослая самка соболя. Предварительно сбив и разобрав почти все ловчие куски. Другая залетела в капкан на участке, где регулярно встречались следы.
Что могло говорить об отсутствии перемещений шустрых котов и голодных сеголетков. Но с другой стороны, и о дефиците мыша, что могло быть хорошим знаком. Да кабы догадаться, когда соболь пойдет.
На другой день после отлова самок Валера закрыл оба путика. И начал готовится к выходу.
А вообще глухозимье тоже хорошо, как и иные периоды таежной жизни. Даже с короткими днями. Когда серый полдень показывал мутное солнце и сразу прятал его. Для разнообразия солнце иногда казалось расплавленным.
По ночам усиливался мороз, сопровождаемый космической тишиной, бездонными небесами, замороженными звездами и морозной луной. Время от времени безмолвие нарушалось стрельбой дерев и, реже, льда, это наледь удобнее устраивалась поверх него.
Но жизнь не покинула тайгу. Напротив базы лунными ночами стал ухать филин. Утро треском встречали кедровки. Крепкими клювами долбили тушки соболя, которые Валера вешал подальше и повыше. Эта птица умела создавать звон и гам на весь лес.
Привыкнув к ночной тишине, Валеру разбудили звуки из-за стены. Валера накинул суконку, вышел. Кобель напряженно вслушивался в сторону реки издавая нечто, похожее на рычание. Валера снял со стены мелкашку, патрончики висели тут же в грубом мешочке.
Пошел на урез берега. Снег хрустел, тени от луны обманывали зрение. Но волка, неподвижно стоящего посреди реки Валера угадал. Пожалел, что не пристрелялся на пару сотен метров, которые были до зверя. Подвинул целик. Аккуратно прицелился и выстрелил. Волк от хлопка присел. И размеренно, прыжками ушел за поворот.
Валера вернулся, запустил кобеля в избу. Печь затапливать не стал, залез в спальник, знал, что кобель станет мерзнуть, раз заночевав в тепле.
Утром, по первому свету, сходил на след. Ни шерсти, ни крови. Пулька прочертила короткий след позади следов. От которых волк отпрыгнул. Занизил. Или по тени выцелил. Иного не ожидал.
Испив чаю, оставив кобеля в пристрое, он пошел нартником. И сразу вышел на след волка. Уже другого. А затем, следуя ему, на группу лежек стаи, которая ожидала на спуске, под коренным берегом, метрах в трехстах от базы. Валера сделал широкий круг на реку. Стая спустилась на нее с набитого нартника. К избе же на две и сотню метров подходили оба матерых, с двух сторон – кобель по льду, волчица по нартнику. Затем стая вновь соединилась, наследила некий круг, и ушла вниз по притоку. И далее в верховья реки.
