(Продолжение)
Разговор с Ниной долго не выходил из головы Марины. В голосе подруги звучала подозрительная нотка радости относительно всей этой ситуации с Антоном. Женщину одолевало предположение, от которого она старательно пыталась отделаться, – не хотелось потерять еще и лучшую подругу. Но навязчивые мысли все сильнее давили на нее и толкали на немедленное выяснение данного вопроса.
Ближе к вечеру, когда Антон был дома, Марина дерзновенно позвонила в дверь его комнаты. После нескольких ее настойчивых нажатий на кнопку звонка Антон открыл дверь и спросил:
– Чего хотела?
– Антон, кто она? С кем ты? – переминаясь с ноги на ногу, спросила Марина.
– Тебе какое дело?! Мы с тобой уже не муж и жена. Мы просто соседи.
– Просто соседи?! Как же так?.. Антон, прости меня. Вернись. Прошу. Давай как раньше, все у нас наладится.
– Марина, отвали, иди, а! Я занят.
На этих словах Антон поднял правую руку вверх, перехватываясь выше по косяку, и Марине на миг открылся небольшой фрагмент комнаты, в котором виднелись край кровати и торчавшая по щиколотку из-под одеяла женская нога. Она была мертвецки бледной, а ногти – красными и блестящими от лака. От увиденного Марину пронзило копьем – такой педикюр неизменно любила Нина! Марина хотела было ворваться в комнату, но Антон вытолкнул ее и захлопнул дверь.
Стоя на балконе с уныло опущенной головой, Марина вглядывалась в темноту. По мере привыкания глаза начинали различать объекты, вмонтированные в твердую приобщаговскую почву: металлический остов бывшей скамейки, бетонную клумбу, наполненную осколками пивных бутылок и пачками из-под сигарет, проржавевшую дырявую урну в виде цыпленка с открытым клювом, вкопанные наполовину в землю шины, нелепо ограждающие тротуар от зеленой зоны… Все это порождало мешанину из разных мыслей. Но сознание женщины будто магнитом вытягивало те, которые толкали ее на убийство, уничтожение той, которая нарушила их с Антоном идиллию, ворвавшись в их хрупкий трехкомнатный мир, –той, которой Марина доверяла самые сокровенные тайны и которая настойчиво советовала ей побыстрее забыть Антона.
Из подъезда быстрыми шагами вышел знакомый мужчина – Антон спешил на ночную смену. Марина не стала терзаться мыслями о том, осталась ли Нина в комнате или ушла. В любом случае они увидятся во вторник, и тогда… нет…, она не сможет. Но как принять такое?
Справа моргнул свет. Марина обернулась. Окно вновь осветилось на секунду. Потом еще раз – женский силуэт четкими контурами вырисовался на шторах. Несколько секунд Марина изучающе осматривала однотонную неподвижную фигуру. Средний рост, длинные волосы, короткая шея. «Это она, это она, она..!» – заключила Марина и поспешила к Антоновой двери. По пути присела на диван и на мгновение задумалась о том, с чего начать разговор с лучшей подругой.
– Открывай! Я знаю, ты здесь. Открывай, поговорим!… – Марина отчаянно била кулаком по железному дверному полотну, но с той стороны ответа не было. Стук эхом загремел по общежитию, заставив выйти из своей комнаты дядю Колю, который когда-то ухаживал за овдовевшей Марининой мамой. Шаркая затертыми тапочками, он двинулся из соседнего ответвления в знакомом направлении. Через дыры в подошвах его ноги обжигало холодом бетонного пола, к стопам прилипала нанесенная с улицы грязь. Неуверенно держась за стену, он подошел к Марине. Она обернулась и увидела потрепанного жизнью мужчину. Он выглядел весьма жалко. Казалось, вот-вот развалится на несколько частей под тяжестью прожитых лет. От него несло перегаром, Марина даже поморщилась.
– Вы чего, дядь Коля?
– Марин, у тебя случилось чо? – громко, будто находясь в три раза дальше от Марины, спросил он. – Ты говори, если что, я Антохе спуску не дам.
– Да разошлись мы уже… Идите-ка спать, а то разбудите всю общагу… Все нормально.
Дядя Коля, махнув рукой, не спеша развернулся и пошел обратно с чувством выполненного долга. Он пропил все, что было связано с совестью и честью, но последние слова любимой женщины помнил и лелеял в своей памяти: «Пригляди за моей доченькой, она совсем еще…» (Люся, не договорив, умерла). Николай вышел тогда от нее, бездыханной, подавленным и уже настроенным на самоуничтожение, но твердо пообещал себе самому до последнего помнить и выполнять предсмертную волю так и не ответившей на его ухаживания женщины.
Спертый сырой воздух коридора не располагал к продолжительному в нем нахождению – внутренняя дрожь потихоньку вела Марину к своей комнате. Мысли путались. Сердце аритмично колыхалось от холода, непонимания, обиды. Бессилие одолевало несчастную женщину. Тем пронзительнее для нее оказался щелчок дверной ручки – скрипнув за спиной, дверь приоткрылась. Не смотря на то что пару минут назад Марина больше всего желала именно этого, сейчас все ее нутро запротестовало тревожным предчувствием – от происходившего веяло нечеловеческим. Короткий дверной скрип утвердил после себя могильную тишину. Марина сделала шаг в темноту, нога через тапочек почувствовала знакомые шипы придверного коврика. Левой рукой она дотянулась до выключателя и с опаской включила свет. Лампочка осветила прихожую, которая от остальной части комнаты отделялась гипсокартонной перегородкой. Здесь все было как прежде: два крючка для одежды, полка для обуви, затертая до дыр банкетка, в противоположном углу – небольшой кухонный гарнитур с двухконфорочной электроплитой.
– Нина, ты здесь? – Маринин вопрос мгновенно растворился в гробовой тишине маленького жилища. – Давай спокойно поговорим… Скажи хоть что-нибудь. – Безответные вопрошания Марины тревожно повторялись в мыслях.
На ум приходило только два предположения: либо Нина крепко спит, либо она без сознания. Или третье – где-то затаившись, упорно молчит, что противоречило самому существу болтливой подруги. Марина неуверенно прошла к проему во вторую половину комнаты, включила свет. В комнате никого не оказалось. Кровать была аккуратно заправлена, что совсем не походило на Антона. Женщина покрутилась на месте, мысленно расширяя пространство – ей не верилось, что здесь никого нет. Или есть? Она стала ощущать себя участником детской игры в прятки, на которую согласия не давала. Но, чувствуя некоторую неотвратимость ситуации, решила включиться, тем более, что им обеим игра была знакома с детства. По правилам надо было осмотреть каждый закуток, в котором, возможно, затаился второй участник. И Марина на полном серьезе принялась за дело.
Сначала она открыла шкаф: резкий запах пахучего порошка ударил в нос, засвидетельствовав наличие выстиранных рубашек. С чувством угасавшей надежды заглянула под кровать – и там только нетронутая пыль добавила порцию нараставшего недетского волнения в душе Марины. Оставалось одно место, где могла так стойко прятаться Нина, по крайней мере, сама Марина точно бы туда спряталась – это пространство между окном и шторой.
– Ну все, Нин, хватит. Я знаю, ты за шторой, выходи! – Чувствуя всю нелепость происходящего, Марина сохраняла серьезность и до последнего не выдавала внешне комом нараставшей тревоги. Она была уверена: Нина сейчас выйдет из-за шторы и вся эта глупость закончится.
Шторы волнообразно заколыхались, но никто оттуда не вышел. Усилившаяся тишина подтолкнула Марину к окну. За шторами никого не оказалось, только поток холодного воздуха, лившийся из открытой форточки, лизнул Маринин слегка вспотевший лоб. Женщину зазнобило. Она резко обернулась. Осмотрелась. Теперь стало окончательно ясно – здесь, кроме нее, никого нет. Пугающая тишь издевательски это подтвердила, охладив душу иррациональностью данного факта. Марина не спеша пошла к выходу, пробегая еще раз глазами объем комнаты, пытаясь тем самым отвлечь внимание от цеплявшегося за пятки животного страха.
– Нина-а-а-а, что случилось? – обращаясь в пустоту, сказала Марина. Несуразность вопроса ввела в ступор – она обращалась к отсутствовавшему здесь человеку. Подсознание Марины не хотело принимать не соединявшиеся в логическую цепочку события.
Выйдя на балкон, Марина дрожавшими руками зажгла сигарету. Все ее тело сотрясалось от холода, пожиравшего ее изнутри. Ни теплый летний вечерний воздух, ни воспоминания о счастливом детстве не могли согреть женщину. В очередной раз разгоняя возвращаемый ветром дым, Марина вспомнила, что забыла выключить свет у Антона. Идти туда снова не было никакого желания. Отчетливый силуэт на шторах, открытая кем-то изнутри дверь и пустая комната тугим узлом неразрешимости завязались меж собой, доставляя дискомфорт, как чужеродный предмет, застрявший в организме. Узел становился все туже, заставляя Марину учащать затяжки и судорожно искать в уголках сознания объяснение этим странным, противоречившим друг другу событиям.
Может, не было никакого силуэта, просто забавная игра теней на шторах? Может, дверь уже была приоткрыта? Нет. Марина несколько раз дергала за ручку. Может, она не во все углы заглянула, ища Нину? Точно, она не посмотрела за дверцей под кухонной мойкой!.. Да нет же – туда едва помещается мусорное ведро. Марина сделала шаг от перил и увидела окно Антоновой комнаты абсолютно темным. Что-то заставило ее внимательнее, с прищуром, через толщу черного воздуха всмотреться в него – внезапный поток лунного света, освободившийся от облака, высветил лицо незнакомой женщины, прислонившейся к стеклу. Марину охватил ужас: злобная клоунская улыбка усиливала и без того зловещий взгляд. В этих глазах не было жизни, но исходившая от них жуть не отталкивала, а безжалостно притягивала к себе. Через полминуты голова женщины пришла в движение, она развернулась затылком и какой-то странной поступью, будто прихрамывая на две ноги, скрылась в глубине комнаты.
Может, она скрылась за окном, повиснув на карнизе, или в комнате Антона есть потаенный закуток? Подобными предположениями Марина отгоняла от себя мистическую версию. От мысли, что это мог быть призрак или демон в образе женщины, Марина, лёжа в постели, сжималась в клубок, тем самым стремясь уйти в себя, внутренне сосредоточиться. Всеми силами она сопротивляясь рассеянию сознания по углам комнаты, а то и за ее пределы.
Страх перед неведомым имеет свойство расщеплять целостность личности, он не дает человеку возможности зацепиться вниманием за понятное, познанное, любимое. Образ, вызывающий страх, запечатлевается в душе своей загадочной непредсказуемостью и ждет, когда человек потеряет рассудок, не найдя ни в видимом, ни в воспоминаемом, ни в воображаемом какой-либо зацепки для преодоления обуявшего его страха.
Марина не дерзала поднять голову от прижатых к груди колен, боясь предстояния в непосредственной близости зловещего лица Антоновой сожительницы. Этот образ беспокоил Марину через мглу закрытых глаз, он выходил из бездны ее страхов. Она пыталась переключиться на другие свои страхи, на те, от которых давно научилась оправляться определенными витиеватыми измышлениями. Но тщетно. Нервное перенапряжение к утру сломило женщину, и она уснула, так и не отпустив колен.
Темный шероховатый потолок каждой своей деталью говорил Марине, что она проснулась в своей комнате ровно в том месте и том положении, как и обычно. Разложенный диван годами стоял у стены с соседней пустой комнатой. И глаза Марины из года в год после пробуждения от сна видели одни и те же разводы краски, оставленные малярной кистью несколько лет назад, после маминой смерти. Марина не сразу осознала, что проспала почти целые сутки. Зловещий образ наклейкой прилип к памяти, но всплывал в какой-то туманной пелене, словно был частью неприятного сновидения, и поэтому уже не вызывал чувства острого страха. Это обстоятельство заставило подумать, что она просто провалилась в глубокий сон на несколько минут, и разыгравшееся воображение смастерило этот холодящий душу лик в окне Антоновой комнаты. Мозг Марины причудливым образом соединил странные впечатления последних дней: клоунская улыбка Антона, его чужеродная походка, женские ноги с красными ногтями, силуэт на шторах с очертаниями Нинкиной фигуры – и аккумулировал все это в один безобразный образ демонической сожительницы. Организм Марины устал от стресса из-за нелепых попыток вернуть Антона и защитил себя страхом, воспользовавшись впечатлительной натурой женщины.
Подобные рациональные рассуждения облегчили ее состояние. На губах забрезжила легкая улыбка. Родной потолок поддакивал смене настроения. Цикады за окном напоминали о времени променада по полутораметровому балкону, пачка сигарет на тумбочке – о необходимости опустошить ее хотя бы на одну единицу содержимого. Все эти знаки своими невидимыми руками бережно подняли Марину с мягкого ложа и подобострастными движениями вывели ее на балкон. Сумерки сгущались быстрее обычного – небо хмурилось. Лунный свет, расщепленный серым телом туч, слабо отражался серой общагой. Марина облегченно выдохнула клубы дыма и тихо запела: «Мамочка милая, мамочка родная».
– Коробка… там была коробка..! – прошептала Марина, оборвав строки из любимой песни. – Это был не сон?! Нет, только не это, нет.
Чей-то взгляд сверлил спину, Марина почувствовала это и невольно повернулась. Глаза ее чуть не вылезли из орбит. Темные волосы свисали параллельно оконным рамам, подчеркивая острые черты лица мистической женщины. Ту слегка покачивало. Из темной глубины комнаты появилась мужская рука, которая схватила женщину за волосы на макушке головы и потянула на себя, подбородок слегка задрался кверху, колебания ее тела участились. Марина поняла: Антон трахал ее в анал. Но на лице его сожительницы эмоции не менялись – она продолжала зловеще смотреть на Марину и широко улыбаться, не меняя положения губ. Отчаяние, злоба, ненависть настолько переполнили бывшую жену Антона, что она и не заметила, как под их грузом присела на корточки. Обливаясь слезами, зашла в комнату и легла на диван, уткнувшись носом в стенку.
Ночная тишина тонкой струной натянулась в пространстве. Как никогда, Марина слышала любое, даже самое незначительное колебание этой струны, производимое малейшим движением сущностей окружающего общежитского мира. Одинокий комар бился об угол комнаты, легкий порыв ветра с глухим скрежетом сдул с карниза засохший кленовый лист, туалетная дверь время от времени поскрипывала от гулявших сквозняков, с другого конца коридора доносился громоздкий храп (видимо, из шестой комнаты, Сан Саныч имел привычку спать с приоткрытой дверью), собственное дыхание Марины чуждым сопением наполняло мрачное жилище.
– Мх… Мх... Мх… – глухо стелилось по полу со стороны Антоновой комнаты. – Мх... Мх... Мх… – монотонно продолжалось за стеной. Голос женский, но какой-то линейный, словно записанный.
– Нет, не надо, – расслабленно пробасил мужской голос. – Пожалуйста, не надо, – умоляющим тоном проговорил все тот же голос. – А-а-а-а-а-а! – раздался крик и тут же резко прервался – кто-то закрыл рот мужчине.
Марина вскочила с дивана и стала вслушиваться в повисшую тишину. Но больше ничего не подавало признаков жизни со стороны комнаты Антона. Марину изнутри обдало холодом. Любопытство, смешанное со страхом, повело женщину к возлюбленному соседу. Она не стала ни звонить, ни стучать – откуда-то была уверенность, что дверь не заперта. Из комнаты, окрашенной в черноту, лавиной вывалился студеный воздух. Марина сделала шаг назад. Все нутро скомкалось под сердцем. Зачем она открыла дверь, зачем хочет туда войти? Все клеточки организма, все струнки души взывали к разуму хозяйки: не надо – там смерть. Но любовь к Антону, а может, оскорбленное эго, толкали к точке невозврата. Шаг – пальцы ног, торчавшие из тапочек, нащупали порог комнаты. Марина выдохнула медленно и тяжело. Это был последний выдох женщины, жительницы типичной общаги небольшого городка, бывшей жены Антона.
Длинные жесткие пальцы обвили шею Марины и будто ремнем крепко стянули ее. Женщина рефлекторно схватилась за державшую ее руку, та наощупь оказалась гладкой и твердой. Как ни пыталась Марина оторвать ее от себя, рука ни на йоту не поменяла положения. Резким движением Марина была заведена в комнату. Лунный свет, вырвавшийся из-за отступившего облака, снял темную завесу с существа, лишавшего ее жизни – жуткие глаза и улыбка, широкая, застывшая в своем довольстве. Это лицо не имело мимики, оно, по-видимому, больше ничего не могло выражать. Оно застыло, заиндевело, превратилось в маску, которую наживили на чье-то, другое, чужое лицо. Марине отчаянно захотелось вернуться на свой балкон и никогда не оборачиваться на соседское окно. Это было последним ее желанием. И это безобразное лицо оказалось последним, что увидели Маринины глаза, навсегда провалившиеся в темную неведомую бездну. Пальцы как веревки со скользкой поверхности сползли с руки убийцы и свободно повисли вдоль туловища. Теперь в руке демонической женщины болталась кукла. Холодная рука-удавка отпустила еще теплую шею, и труп Марины распластался на деревянном полу.
В наступивший вторник Нина не смогла дозвониться до Марины. Она хотела предупредить, что не сможет прийти на сеанс массажа. И в последующие дни Маринин телефон отзывался только длинными гудками. Каждый день по дороге на работу Нина проходила мимо общежития, но что-то мешало ей зайти и поинтересоваться делами лучшей подруги. Субботним утром Нина, движимая тревогой за Марину и любопытством, пошла в общагу по улице Матросова 53. Зайдя в тупиковое ответвление на пятом этаже, Нина зажала нос от повисшего в воздухе запаха тления. Тщетно постучав в Маринину дверь, Нина стала тарабанить в Антонову. Запах у его двери был резче и невыносимее. Нина выбежала на улицу и позвонила по номерам 02 и 03.
Дверь, запертую изнутри на щеколду, вскрыли с помощью болгарки. Взору следователя предстали два трупа на полу: голый мужчина и женщина в ночной сорочке. Смерть их, как констатировали врачи, наступила в результате асфиксии, вызванной удушением.
– Хм?! А это кто?.. или что?
– Так это ж последнее утешение холостяков, Павел Петрович! – несколько восторженно, с чувством информационного превосходства ответил помощник следователя. – Женщина-робот, постепенно набирающий популярность агрегат, для, так сказать, сексуальных утех. Пользуется спросом у неженатых, да и у женатых тоже… Павел Петрович, она даже может…
– Ладно, заканчивай. Может, не может. Ты лучше подумай, как дверь могла оказаться запертой изнутри? Убийца что, через окно ушел? Дак оно вроде закрыто, – следователь спешно, будто сомневаясь в собственных словах, подошел к окну. – Ну да, закрыто… Так, а это что за коробка?
В углу за шторами стояла продолговатая, высотой в средний человеческий рост коробка. Оторвав от нее этикетку с изображением женщины-робота, следователь прочитал: «Познай все грани удовольствия». Одна незначительная деталь смутила его. На картинке лицо женщины было обычным, без каких-либо эмоций. А у лежавшей на кровати на лице зияла широкая улыбка. Павел Петрович зацепился взглядом за глаза женщины-робота. Она ответила взаимностью.