Вскоре после рождения Димы в семье появилась няня. Она взяла на себя бОльшую часть домашнего хозяйства.
Няню звали Марией Денисовной. Она была Фросиной землячкой, однофамилицей и, говорят, дальней роднёй. Когда-то у няни была семья: муж и дети. Муж пил и бил, потом попал под машину, дети умерли от дифтерии, она осталась совсем одна. И с радостью откликнулась на Фросино предложение подработать.
Была няня высокая, худая и костистая, с неизменной доброй улыбкой и всегда в платочке: летом в белом, зимой - в тёмном. Папа не помнит няню без платочка.
Говорила няня на суржике, учила Диму:
- А ну скажи: понедилок, пьятница! - и веселилась, слушая его лепет.
Когда няня расстраивалась, она вздыхала:
- Эх, лиха година! - с мягким“х” вместо “г”.
Её речь перемежалась словечками собственного изобретения: “здря” вместо “зря” или “свискультура” взамен “физкультуры”.
Няня всегда потакала Диме, никогда не ругалась, с удовольствием водила его в кино, читала по складам стихи, рассказывала всегда одну и ту же сказку и потешку об индюках на разные голоса:
- Идёт стая индюков. Индюшки ноют… - тут няня затягивала тоненько и протяжно: “И усё-то мы босы ходим, усё-то мы босы ходим!” А индюк им отвечает… - и няня принималась ботать быстро, ворчливо и низко: “А где я вам наберусь?! А где я вам наберусь?!”
Так они и жили одной семьёй, пока в 1942 году к ним не переселилась Фросина матушка - бабушка Наталья Григорьевна. Нрав у Натальи Григорьевны был крутой, и чтоб она не притесняла няню, Фрося нашла по соседству семью, куда няня переехала помогать по хозяйству. Фрося мучилась от стыда и жалости к няне, но выхода не было.
Теперь дом вела Наталья Григорьевна: это она носила продавать патефон, будёновку и свои украшения - подарок свекрови, она же шила Диме рубашки из Мотиных карт. Бабушка гладила Диму по голове и называла “Димок”, но характер имела взрывной, часто сердилась и ворчала. И в кино Диму не брала: её туда однажды сманила соседка, так бабушка потом плевалась:
- Такая ерунда, ну такая ерунда! Коровы, коровы, напились все пьяные! - папа полагает, так бабушка критиковала “Весёлых ребят”.
Когда в 1946-м бабушка Наталья Григорьевна съехала, Фрося позвала няню вернуться. Теперь няне уже не платили, вероятно, было нечем. Она осталась у Фроси до самой смерти и была бесконечно предана семье.
Будучи бессребреницей, няня умудрилась сделать Диме подарок. От мужа у неё остался небольшой перочинный ножик. Он щетинился лезвиями, каждое особой формы и цели, это зачаровывало маленького Диму. Няня пообещала:
- Вот будешь в седьмом классе, я тебе его подарю, - и слово сдержала.
Нянин ножик папа хранит до сих пор.
Молодым учёным папа однажды приехал в Курск в отпуск и застал привычную картину: родители на работе, няня хлопочет по дому. Она взялась гладить и, утюжа свой белый головной платочек, с гордостью и счастьем напомнила ему:
- Смотри, это ведь ты мне подарил!
Папа взглянул в её благодарное лицо, и ему сделалось стыдно от мысли, что за всю жизнь он только и подарил няне, что этот платочек.
Маша тоже застала няню, но была слишком мала, чтобы запомнить. Няня уже не вставала и с кровати развлекала восьмимесячную Машу:
- Маша, смотри! А вот палка!
А папе она сказала:
- Я вот думаю про свою жизнь. Знаешь, я ведь никогда плохо не жила! Я всегда так хорошо жила!
Вскоре после няниной смерти бабушка Наталья Григорьевна осталась без мужа. Некоторое время она кочевала от одного из своих детей к другому, а потом написала Фросе:
- Забирай меня.
Мотя на это сказал:
- А что ж? Ну и забирай.
Бабушка Наталья Григорьевна переехала в Курск. Она заняла железную кровать в маленькой комнате, и рядом с кроватью обосновался деревянный, обитый железом сундук. Сундуки в Курске были такой же обыденностью как керогазы и примусы.
Бабушка Наталья Григорьевна прожила 102 года, так что мы обе её застали. Она поначалу выходила к столу и участвовала в общей беседе. Останавливалась возле Фроси и Димы, которые рассматривали фотографии, и тыкала пальцем:
- Фрося, а це хто? Дуся, чи шо?
- Мама, как вы можете её помнить? - изумлялась Фрося.
- А вот помню. Она в двадцать восьмом году приходила тебя провожать, когда ты в Мурманск уезжала!
Но в детстве ни Наталья Григорьевна, ни содержимое её сундука нас не интересовали. По счастью, есть средства вспомнить неизвестное.
Папа, например, полюбопытствовал и открыл сундук, а наша троюродная сестра Анжела… впрочем, об их находках будет отдельный разговор.
Начало наших историй можно прочитать тут.
Подписывайтесь, чтобы не пропустить продолжения.