В глазах людей древности мир был населён многочисленными духами и божествами. Каждое из этих существ заведовало своей личной территорией и имело особый норов и интерес. Порой они сотрудничали друг с другом и вступали во взаимовыгодные отношения с человеческими сообществами. С ними можно было договориться, их можно убедить помочь, умаслить или вызвать их сострадание. В иные моменты они становились врагами и посягали как на владения соседей, так и на людские территории. Тогда их можно было запугать, вынудить к чему-то шантажом, откупиться от них, а то и уничтожить.
Все известные нам народы в каждом уголке земного шара отталкивались от таких взглядов на мир на протяжении большей части своей истории. Причина царящего здесь единодушия в том, что при всём различии людей у всех нас есть единая отправная точка: природа нашего ума. Человек наблюдал очевидность собственной психической жизни и жизни своей группы. Отсюда он делал вывод, что всё вокруг устроено по его подобию.
Опыт, подтолкнувший народы к этим выводам, универсален. Он знаком и каждому и нас. Как и в людях минувших эпох, внутри нас раздаются голоса. Мы слышим сбивчивую многоголосицу из страхов и надежд, из потребностей и желаний, из горестей и радостей. Со временем они обрастают багажом из ассоциаций, воспоминаний и привычек и тем самым приобретают индивидуальный характер.
В конечном счёте эти голоса становятся мини-личностями. Вокруг каждой из них складывается целая история. Они могут быть упрямыми и несгибаемыми, а могут поддаваться уговорам и урезониванию. Одни наши желания и эмоции настойчиво принуждают нас, мучат и мстят, а другие – медоточиво склоняют к чему-то и сулят нам счастье и наслаждение, если мы их послушаемся. Мы можем угождать им взамен на обещание, что они нас не тронут и не потревожат. А можем и посылать им угрозы, отбирать у них любимое, морить их голодом и налагать на них, то есть и на себя, ограничения.
Личность состоит из мини-личностей в том же смысле, в котором мозг состоит из мини-мозгов. Известно, что нервные системы поделены на относительно независимые зоны. Они специализируются на своих задачах, имеют свои порядки и по большей части мало интересуются жизнью соседей. Лишь крошечная доля совокупной энергии каждого из отделов мозга тратится на обмен информацией с другими отделами. Каждый отдел мозга в свою очередь состоит из мозгов ещё меньшего калибра – нейросетей и нейронов. Нейрон есть мозг в миниатюре, поскольку способен к сложным вычислениям и абстрагированию сигналов от тысяч других нервных клеток.
И в уме, и в мозге действует общий принцип фрактальной организации информационных систем. Он соблюдается у всех известных науке живых существ, которые вообще обладают нервной системой.
Другими словами, большое подобно малому, а малое – подобно большому. Самая известная в западной традиции формулировка этой великой фрактальности природы, однако, была сформулирована вовсе не современными учёными. Её предложили алхимики древности. В великом памятнике мистического учения герметизма, в «Изумрудной скрижали», сказано:
«То, что вверху, происходит от того, что внизу, а то, что внизу, происходит от того, что вверху».
Люди в основном изображали силы, из которых состоит человеческая психика, как существующие вовне. Так было проще думать. Так было уютнее и безопаснее. Даже тончайшие из мыслителей не всегда сознавали, что населяют мир проекциями своего ума. Что они заполняют его своими вожделениями и опасениями, ожившими фантазиями и догадками, предубеждениями и ожиданиями. Источник этого живого многообразия находится скорее внутри нас, нежели вовне.
Когда всё больше людей начало это понимать, произошёл рывок к полицентрическому видению умственной жизни. Ум стал восприниматься, если воспользоваться словами Ницше, как «общественный строй многих душ».
Как и в любом обществе, внутри нас есть свои дебоширы, крикуны, смутьяны и даже преступники. Это части нас самих, но такие, которые не до конца вписываются в общее движение. Они не находят себе места и заряжены энергией разлада. В сущности, всё это неплохие ребята. Они устраивают истерику и беспорядок, лишь чтобы привлечь к себе внимание и исцелиться. Как и все мы, они хотят быть увиденными и принятыми.
Нам необходимо научиться гармонизировать беспорядочные элементы ума и обеспечить им долгожданное встраивание в единое целое. От этого зависит порядок в нашем «общественном строе многих душ».
Этот важный практический вопрос беспокоил и ученицу Миларепы Палдарбум. В «Сто тысячах песен» Миларепы рассказывается, что Палдарбум была талантлива и упорна, а потому далеко продвинулась в медитации. Тем не менее оставалось одно затруднение, которое она не могла преодолеть: у неё всё ещё плохо получалось работать с отвлекающими факторами.
Палдарбум сообщила Миларепе о своей проблеме в форме аналогии:
«Я умею медитировать на небо, но мне всё ещё сложно медитировать на облака. Я бы хотела получить наставление о том, как медитировать на облака».
На это Миларепа ответил следующей песней:
«Если тебе легко медитировать на небо,
Знай, что облака есть игра неба,
Так что позволь облакам покоиться в лоне неба.
Если тебе легко медитировать на солнце и луну,
Знай, что планеты есть игра солнца и луны,
Так что позволь планетам покоиться внутри солнца и луны.
Если тебе легко медитировать на гору,
Знай, что травы и деревья есть игра горы,
Так что дай травам и деревьям покоиться внутри горы.
Если тебе легко медитировать на океан,
Знай, что волны есть игра океана,
Так что позволь волнам покоиться внутри океана.
Если тебе легко медитировать на ум,
Знай, что мысли есть выражение твоего ума,
Так что позволь мыслям покоиться внутри своего ума».
Активное включение
Благодаря наставлениям Миларепы, Палдарбум научилась видеть единство облаков и неба. Она стала одной из четырех его великих учениц и выдающимся практиком медитации в Тибете.
Палдарбум поняла великую фрактальную истину «Изумрудной скрижали»: что вверху, то и внизу, а что внизу, то и вверху. Облако есть просто сгущение неба. Волна есть просто дрожание океана. Любой беспорядочный и криминальный элемент как в обществе, так и в психике отдельного человека нуждается в познании и в искусном принятии в ту среду, частью которой он является.
В сущности, есть лишь одна совершенная форма работы с отвлекающими и хаотическими явлениями психики – их включение. Только то, что было нами увидено и принято, может быть затем преображено и интегрировано в слаженную работу ума. Включение может быть осуществлено разными способами, и самый простой из них есть активное включение.
Чтобы освоить его в медитации, вернёмся к предыдущему шагу работы с дыханием с акцентом на осознанность.
Наше внимание покоится в центре и сосредоточено на дыхании. Панорама опыта разворачивается вокруг центральной точки и пребывает на втором плане. Мы дышим, мы сознаём, что мы дышим, мы сознаём, что мы сознаём, что мы дышим. Всё происходит на уровне бессловесного понимания и замечания каждой новой секунды.
И вот неминуемо в уме возникает реакция, которая сбивает нас и нарушает идиллию. Появляется маленький дебошир. Он встаёт под окнами и принимается либо что-то недовольно бормотать, либо беззастенчиво горланить. Естественно, подобное вопиющее нарушение порядка отвлекает нас от нашего благочестивого дела.
Пришедший просит внимания, и мы его щедро даём. В противном случае он простоит под окнами ещё долго, а то и пригласит друзей и начнет швырять в нас подручными предметами. Мы принимаем его в свою игру. Это значит, что отвлекающий фактор втягивается в центральную точку дыхания. Он оказывается под дыханием и на втором плане. Он смешивается с дыханием и сливается с ним.
Мы не прекращаем исследовать дыхательные ощущения. Мы лишь добавляем к ним ощущения, из которых состоит возникшая реакция, так что ощущений становится больше. Принципиально здесь то, что мы приглашаем нарушителя спокойствия в свою игру, а не начинаем играть в его собственную. Она нам не понравится и в конечном итоге не понравится и ему самому. Мы принимаем реакцию и включаем её в панораму большого ума, но не стискиваемся сами до неё. Реакция не должна сжать и засосать нас.
Центральность дыхания и общая панорамность сохраняются всегда. Положение внимания может смещаться, но все его перемещения остаются в пределах центра.
Для простоты все возникающие формы опыта можно понимать даже не как реакции, а как мысли, как это принято в тибетской традиции. Почему бы, собственно, нет? Вверху то же, что и внизу. Это явления одной природы. Все отвлекающие факторы трактуются не индивидуально и по-особому, а как одно и то же.
Наши дискомфорт, неусидчивость, скука, возбуждение, воспоминания и любые иные ощущения есть разные формы кругов на воде. Всё это просто новые мысли. Они полностью включаются и принимаются. Мысль появилась, оказалась втянута в центральную точку к дыханию и без всякой помощи и подпитки энергией с нашей стороны проговорила себя. Так её импульс выгорает и растворяется.
Если мы имеем дело с сильным отвлечением, то наша стратегия может немного поменяться. Сильная реакция уходит не на задний план, под дыхание, а на передний. Она частично замещает собой дыхание. Сильная реакция требует первоочередного внимания, и нет причин в нём отказывать.
Дыхание временно оказывается под отвлекающим фактором – под той мыслью, которая нас потревожила. Это втягивание должно происходить без напряжения и со временем становиться как можно мягче – почти безусильным. Ощущения в наших ноздрях наблюдаются прямо внутри этой мысли, проявляются в ней и становятся её аспектом. Наконец, она уходит, а они остаются там же, где и были.
Чистое понимание
Когда мы двигаемся, а в особенности совершаем специализированные формы движения вроде формального танца или работы на фабричном конвейере, то выполняем множество сложнейших операций. Чтобы научиться выполнять каждую из них с быстротой и точностью, нам потребовалось много усилий и неуклюжих сознательных попыток.
Со временем на смену сложности и вымученности пришла простота и естественность. Мы понимаем, что мы делаем и как мы это делаем, но нет никакой нужды это проговаривать или сопровождать какими-то образами. Происходит прямое понимание ситуации и нашей деятельности, без посредства слов.
Активное включение требует от нас прямого, то есть бессловесного проживания опыта. Такое неконцептуальное и непосредственное понимание есть одна из основ прямого контакта с ситуацией.
Чем сильнее посетившее нас отвлечение, тем более оно хочет быть услышанным, увиденным и понятым. И тем большая внимательность нам нужна при его исследовании. Мы не можем сгладить острые углы и добиться встраивания того, чего мы даже не видим.
Наша задача – это прожить и прочувствовать возникшую реакцию, но именно её, а не что-то другое и не свои комментарии по её поводу. В каком месте сознания эта реакция проявляется? Из каких конкретно ощущений она состоит? Её цельность всегда обманчива. Полезно увидеть её многосложность, весь тот набор из крошечных точек напряжения и ощущений, из которых она и сделана.
В чём отличие этой реакции от всего остального опыта ума? Распробуйте её на вкус как можно точнее. Охватите вниманием её контуры и отделите её от окружения, проникните вглубь, но без натуги.
Мы внимательно исследуем реакцию и понимаем её, но это чистое и непосредственное понимание. В словах и мыслях нет нужды. Чаще всего, наши размышления, слова и оценки только уводят нас от внимательного проживания опыта в медитации. Они оказываются новыми феноменами сознания, которые отвлекают нас от того, с чем мы работаем прямо сейчас. Мы начинаем слышать не реакцию, а свой собственный голос, рассказывающий о ней.
Если мы отвлеклись, но заметили это лишь с опозданием, мы находим в панораме сознания ту реакцию, которая отвлекла нас некоторое время назад. Затем мы втягиваем её в дыхание и наблюдаем до растворения. Всё это время дыхание продолжает замечаться и осознаваться, но пока что играет вторую роль.
В работе с отвлечениями нам требуется ясно увидеть, с чем мы имеем дело, и не омрачать свой взгляд эмоциональными реакциями и комментариями. Не нужно судить, оценивать или пытаться побороть часть самого себя. Это не враг, а друг. Это элемент внутренней жизни, который создаёт шум, потому что не вписывается. Он хочет быть увиденным и встроенным в единое целое. У него просто возникло небольшое недоразумение с окружающей средой. Теперь нам требуется восстановить отношения благодаря осознанному и чистому вниманию.
Когда у нас болит спина, мы не посылаем ей проклятья, не читаем моральные нотации, а делаем то, что нужно, чтобы она вернулась в слаженную работу с остальными частями организма. Так и все беспорядочные стороны психики мы переживаем полностью, как они есть, максимально интимно и без предубеждений.
Отторгать их означает снизить осознанность и внимательность, потому что отторжение сжимает ум. Мы перестаём полноценно видеть объект внимания и начинаем созерцать своё отторжение объекта, свои комментарии, предубеждения и чувства по его поводу.
Тот опыт жизни, который кажется нам негативным, в действительности есть набор абсолютно нейтральных ощущений. Негативность ложится поверх них, как оценка и последующая эмоциональная реакция на неё. Это ярлык, который мы можем не приклеивать и который в действительности не помогает нам конструктивно действовать.
При активном включении мы учимся видеть напряжение своего ума и все его негативные проявления отдельно от их негативности. Мы воспринимаем реакцию напрямую – отдельно от налипающих ярлыков, отдельно от негативной интерпретации, которая есть не сама реакция, а нечто рядом с ней и поверх неё.
При работе с сильными отвлекающими факторами, если наша внимательность недостаточна, то их полноценное встраивание не произойдет. Они так и останутся в тени. Это большие реакции, в них много деталей. Нам требуется дополнительное усилие внимательности, чтобы уловить их контуры, увидеть составные части и отделить от контекста. Однако как только мы начинаем видеть их яснее, эти шумные части психики расслабляются и растворяются в панораме сознания. Они были услышаны и приняты. Их миссия выполнена. Дыхание снова оказывается на первом плане.
След
Активное включение можно представить как созидательный огонь, в котором всё полезное расцветает и усиливается, а неврозы и противоречия сгорают и перерождаются в новом качестве. В случае слабых отвлечений огонь дыхания принимает их в себя, оставаясь царить на переднем плане. В случае сильных он сперва оказывается внизу, под реакцией, а затем постепенно прорастает изнутри неё, разгорается в ней и преобразует её.
После того, как реакция сказала своё слово и выгорела, в том месте сознания, где мы её наблюдали, остаются тлеющие угли. Там остаётся след – некое послевкусие из более тонких ощущений. Если реакция была сильная, полезно задержать на этом месте внимание, иначе её угли снова разгорятся.
Это значит, что как только отвлекающий фактор рассеялся и дыхание заняло первостепенное положение, то как минимум следующие десять секунд наше осознанное внимание пребывает внутри оставшегося следа. Эти остаточные ощущения смешиваются с дыханием фоновым образом, пока не растворяются в нём ещё больше.
Безусильное включение
В тибетском буддистском учении Дзогчен есть красивая и меткая аналогия для трёх этапов нашей работы с феноменами ума в целом и с отвлечениями в частности [1].
Первый этап называется «освобождение посредством чистого внимания» (тиб. cger gröl). Мы воспринимаем любой отвлекающий фактор как просто ещё одну мысль. Она становится объектом осознанного внимания и понимания. В тибетских текстах для такого внимания к мысли приводится сравнение с узнаванием знакомого человека в толпе людей. Требуется мягкое усилие и самадхи, и випассаны.
Второй этап называется «освобождение в момент возникновения» (тиб. shan gröl). Мысли возникают и гаснут сами собой внутри нашей панорамной осознанности. Это похоже на то, как змея сама выпутывается из клубка, в который она свернулась. Нам не требуется специально направлять своё внимание на мысли. Тем не менее рождение и угасание мыслей сопровождается некоторым напряжением. Они немного деформируют пространство ума, пускают по нему рябь.
Третий этап называется «естественное освобождение» (тиб. rang gröl). Это похоже на то, как если бы воры зашли в пустой дом. Им там нечего делать, и они сразу уходят. Все происходит спонтанно и безусильно. Появление и угасание мыслей не деформируют пространство ума, не отнимают у него ничего и ничего не прибавляют. Исчезает всякое напряжение.
Учение о трёх методах освобождения построено так, что каждый следующий этап требует всё меньшего усилия и целенаправленности. В конечном итоге достигается простота и естественность.
То, что мы называем активным включением, всё ещё остаётся на первом этапе «освобождения посредством чистого внимания». Наше втягивание реакции в дыхание само по себе несовершенно. Оно порождает волны из крошечных реакций и деформирует осознанность. Побочным эффектом здесь является некоторая стянутость, узость, возмущение ума.
Аналогии змеи и пустого дома предполагают совсем другой подход. Это две последовательные стадии безусильного включения. При появлении реакции мы просто остаёмся открытыми и прозрачными. Мы не уделяем мысли никакого эксклюзивного внимания, никакого личного отношения, не прилагаем к ней ни малейшего усилия. Мы просто оставляем двери ума широко открытыми и предоставляем ей, как и всему прочему, светлый простор для существования.
Дыхание остаётся в центре, а все отвлекающие факторы возникают то тут, то там. Мы замечаем, но не реагируем, не цепляемся, не отталкиваем их и не притягиваем. И мы, конечно, никак не оцениваем их, не пытаемся изменить или истолковать. Происходит лишь чистое бессловесное понимание и включение увиденного. Мы полностью принимаем и осознаём новые феномены сознания, но это осознавание не деформирует пространства ума и не нарушает концентрации.
Для безусильного включения нужно почувствовать и воплотить абсолютную прозрачность, открытость и проницаемость ума. Реакциям не за что зацепиться. Их руки хватают ветер и проходят насквозь.
Если продолжить тибетскую аналогию, то дом нашего ума не то чтобы становится пустым. Напротив, он полон и одновременно огромен. Именно это огромное пространство при всей его наполненности и создаёт ощущение пустоты. Более нет никакой узости и нет удушающей клаустрофобии малого ума.
Открытого пространства становится так много, что мы теряемся в нём. Это анти-клаустрофобия. Мы проходим её насквозь и оказываемся на грани диаметрально противоположного страха – агорафобии. Теперь нас пугает не теснота и узость, а светозарная открытость. Теряется точка отсчёта, пропадают привычные оси координат, и мы будто бы и сами начинаем исчезать. Не удивительно, что эго может прийти в ужас и заставить ум сжаться до былых размеров.
Если, однако, перестать сопротивляться такой открытости и ясности и прочно обосноваться в ней, мы осознаём, что всегда являлись с ней неразделимым целым. В терминологии Дзогчен это будет четвертая и последняя стадия освобождения – «изначальное освобождение» (тиб. ye gröl). Строго говоря, освобождения там нет, так как нет несвободы. Освобождаться некому и не от чего. Отвлекающие факторы не отвлекают и не сжимают ум. Исчезает потребность что-либо с ними делать, бежать от чего-то или бежать к чему-то. Мы просто есть, и наше бытие является свободным, творческим, ясным и панорамным. Это чистый прямой контакт ума с ситуацией – то, что в Дзогчен называется ригпа (тиб. rigpa).
В подобном просторе и изобилии ворам не за что зацепиться и нет нужды зацепляться. Им никто и ничто не сопротивляется. Они могут красть, сколько хотят, но здесь так много всего, что богатство от этого не уменьшится. Оно бесконечно. Воры не уходят, но они более не являются ворами, потому что в краже теперь нет никакого смысла. Нет нищеты, нет недостатка, нет угрозы, нет самих причин для совершения кражи. Они вполне могут остаться и жить здесь дальше, не производя лишнего шума. Они оказываются преобразованы и интегрированы, естественно и безусильно.
Безусильное включение есть более совершенный, но и сложно достижимый способ работы ума. Однако моменты, когда оно нам удаётся, случаются даже в самом начале пути медитации. Это мгновения простора, ясности и прозрачности, когда отвлекающий фактор не отвлекает, как бы парадоксально это ни звучало. По какой-то причине обычного цепляния вдруг не происходит. Кражи нашего внимания и нашей ясности не происходит.
Как правило, на первых порах в нашей практике доминирует активное включение, оно же «освобождение посредством чистого внимания». Это верно как для отдельной медитации, где в начале его больше, чем в середине и в конце, так и в масштабе месяцев и лет жизни.
Активное включение есть очень полезный метод работы. Тем не менее, когда вы замечаете, что воды ума немного стихли, пробуйте почувствовать безусильное. Периодически проверяйте: есть ли вообще необходимость в таком объёме напряжения? Есть ли необходимость индивидуальной работы с реакциями и их втягивания куда бы то ни было? Может статься, что она исчезла, пусть пока и ненадолго.
Если это произошло, не следует цепляться за вспышку безусильной осознанности как за некое достижение, придавать ей большое значение и ликовать. Грубое внимание лишь спугнёт это состояние. Следует заметить его, войти с ним в контакт чистым пониманием, отпустить его и просто остаться в нём, не желая ни его продолжения, ни его окончания.
Внимательность
В образовательном процессе часто встречается такое понятие, как ошибка по невнимательности. Мы совершаем ошибку по невнимательности, когда обладаем всеми знаниями и навыками, чтобы выполнить задачу, но оказываемся не в состоянии их применить. Наш ум рассеян, расколот на части, и каждая из этих частей блуждает сама по себе. Наша энергия беспорядочно рассредоточена в пространстве. Мы можем увидеть и понять, но не видим и не понимаем, поскольку дал сбой тот главный навык, который управляет всеми остальными.
Ошибки по невнимательности обыкновенно считаются простительными и стоящими ниже рангом, чем ошибки по незнанию и неумению. Но действительно ли это так?
<…>