- Начало | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8
Колинский-Светайло в сопровождении жандарма вышел из клиники Файнферхта и махнул рукой: мол, всё в порядке.
— Осмелюсь спросить, Вашродь, а где же тот господин, что был с вами? — поинтересовался участковый пристав.
— Остался дожидаться доктора, — достав из табакерки табаку, Семён Кузьмич занюхал его, закрутил головой и почти сразу чихнул в рукав. После, глядя на подчинённого просветлённым взглядом, спросил: — А что девица, в парня переодетая, а? Где она?
— Так вы не приказывали задерживать и он ... то есть она, ушла, — развёл руками пристав.
— Чую я, неспроста она здесь появилась, а ты что думаешь? — пряча табакерку в карман, тихо спросил Семён Кузьмич.
— Я думаю, что не пристало девицам в мужеское рядиться, пусть на кухне, у мамки учится каши варить. Да и доктор-то её, всё одно бы не взял! Бабу-то! — хохотнул пристав, подкручивая ус.
— Мда, может быть... доктор человек сурьёзный, — думая о своём, покачал головой полицейский начальник, и словно опомнившись, крикнул: — Всё, ребятушки, поворачиваем!
Он и не знал, что Пётр с грустью смотрит на него из окна. Конечно, Нойман понимал, что у полицейского начальства нет времени ждать доктора, которого подозревают в удержании людей, но, с другой стороны, он считал, что Семён Кузьмич не проявил в этом деле должного рвения, и даже догадывался, почему.
— Герр Нойман? Здравствуйте! — услышал Пётр вкрадчивый голос, — вы искали меня?
В дверях стоял доктор, в руках у него были два стакана и бутылка хереса.
— Здравствуйте. Собственно говоря, да. Но как же... ваш слуга заверил нас, что вы в отъезде. Солгал полиции!
— Не люблю полицию, — доктор поставил стаканы на столик, и собственноручно открыв бутылку, наполнил их наполовину, — составите мне компанию, герр Нойман?
— С удовольствием, но сначала я бы хотел убедиться, что с моим отцом и тётушкой всё в порядке, — ответил Пётр.
— Ну, как хотите, — доктор взял свой стакан, и сделав глоток, поцокал языком, — великолепный херес, лучший, прямо из Португалии!
Он поставил стакан на столик и пошёл к выходу. Нойман последовал за ним. Остановившись перед нужной дверью, доктор приложил палец к губам и прошептал:
— Только не шумите, старина Эйб спит. Это очень важно для него, идёт восстановление, он потерял много крови!
Пётр кивнул и зашёл в комнату. Сердце его сжалось при виде больного отца. Голова Эйба была замотана, он был бледен, и если бы его грудь не взымалась, можно было принять его за труп.
— А тётушка где?
— Хотел бы я знать! — изображая беспокойство, сказал доктор, — вчера вечером, около десяти, мой слуга Ван Дерк проводил её, и запер за ней дверь!
— Скажите, как скоро я смогу забрать отца домой? — спросил Пётр.
— Я думаю, что скоро, очень скоро, — доктор улыбался ему, как лучшему другу, но сначала..
Пётр видел, как глаза доктора стали чёрными и стали поглощать всё пространство, — Нойман слышал его голос, внимал ему, и кивал головой. Потом доктор щёлкнул пальцами, и Пётр увидел, как всё просто.
Он принесёт бриллиант, и всё снова станет, как прежде. То, что достать его из банковской ячейки невозможно, он не думал. Ван Дерк проводил его, в сомнением глядя ему вслед.
— Как думаешь, принесёт? — спросил Файнферхт, заметив это сомнение.
— Не знаю.
— Что с графиней? Её доставили? Гуллит сейчас в самом лучшем состоянии, уже через день ничего не выйдет — он порвёт любую, и нам снова придётся ждать.
— Я послал по её следам Николая и Савла, они обыщут всё, и без сомнения найдут её, — поклонился Ван Дерк.
***
Тем временем, старик Латышев горевал по поводу зазря проделанной работы. Михлис оказался прав, в означенный срок похоронная процессия на кладбище не объявилась — потому что хоронить пока было некого.
"Всё ж таки, не понимаю таких людей!" — грустно говорил старик сам с собою, — "уговор был могилу копать? Был! И плевать мне, что покойник сбежал, работа сделана, изволь платить! Шельма этот распорядитель, вот и весь сказ!" — и Латышев, достав из шкафчика штоф клюквенной настойки, полный на половину, приложился к нему и выдул весь. Уж больно вкусна была, настойка-то. Это матушка Якоба, дай ей Бог здоровья, сделала. Вспомнив о матери Якоба, а затем и про него самого, старик подумал, что вернее всего, парень пошёл домой. Но только он так подумал, как раздался стук в дверь. Яшка тот не стучал, сразу открывал без церемоний. Кто это? Может, Михлис, старый лис, принёс очередные новости? А может... этот напыщенный франт из похоронного дома принёс-таки оплату за могилу?
Старик приосанился и крикнул:
— Заходь, не заперто!
— Вы позволите, — в сторожку вошёл какой-то мальчишка, в котором старик скоро узнал давешнюю сестру из евангелического приюта.
— От те раз! — обрадовался он, — что это ты, дочка, никак на маскарад собралась? Платье-то тебе боле к лицу, что ли.
— Не обращайте внимания, я... я к вам за помощью, Иван Никанорыч.
— А что Яшка-то не дошёл что ль до тебя? — прищурился старик.
— Да, видать разминулись, — пряча глаза, молвила Изабель, — я рада, что ему лучше!
— Проси, что хошь. Я у тебе в долгу! — улыбнулся старик.
— Скажите, дедушка, вы давно здесь? — спросила девушка.
Латышев стал загибать пальцы, и подняв глаза наверх, сказал:
— Почитай, восемь годков, девятый пошёл. А что?
— Тогда вы наверняка должны знать про подземное кладбище, — девица не сводила с его лица пытливых глаз, — слыхивали о таком?
— Слыхивал ли? — усмехнулся старик, — конечно, слыхивал. Только место это гиблое, в прошлом годе туда любопытный купчик рвался, просил провести его, пять рублёв обещал. Но отказали мы... деньги, конечно, хорошие, но жизнь дороже. Мне прежний сторож, вместо которого Яшка нонче, такого порассказал, что я опосля без водки не мог заснуть. Чуть не спился!
— А что он рассказывал? — заинтересовалась Изабель.
— Та, многое. И про старуху-княгиню, что выходит и зовёт своих дочерей, которые и отравили её, горемычную, и про Власа-чернокнижника, который думал оживить покойника, с тем чтобы выведать у него, где клад, и сгинувшего в подземных коридорах... но страшнее всего история про волколака, что живёт аккурат под старой часовенкой, где хоронят простой люд. И ничто на эту тварь не действует, ни извёстка, которой пересыпают трупы, ни святая вода! Жрёть их, падла, нечисть, прости Господи! — и старик перекрестился, на образок, что висел у него в красном углу.
— И вы сами его видели? — побледнела девушка, и старик пожалел, что рассказал ей эдакие страсти.
— Нет, конечно, не видывал, так я туды всего два раза ходил: когда Власа искали, да того купчика, что так же сгинул. Да и путь не близкий, напрямки и то полчаса, через овраги.
— Дедушка, проводите меня! — взмолилась бывшая монашенка, — мне очень нужно туда! Катакомбы ведут в старинную усадьбу, так ведь?
— Кто его знает... мало ли, что говорят! Сам я не проверял, мне покамест жизнь дорога. И тебя я туды не пущу. Грех на душу не возьму! — Латышев закрутил головой.
— А говорили, "проси что хошь"... — расстроилась девица, — Вы, Иван Никанорыч, хотя бы просто скажите, как туда попасть. Где вход в подземелье?
— Да ну тебя, в самом деле! — вскипел дед, — и откуда ты, упрямица взялась на мою голову! — он боролся сам с собою, — очень надо что ли?
— Очень. Тут, можно сказать, жизнь моя решается! Я, дедушка, её всю мечтаю людям посветить, я хочу лечить их. В усадьбе, куда я мечтаю попасть, работает лучший из всех докторов, гений, который превзошёл многих. Учиться у него есть самое сокровенное моё желание.
— Это Фанфрухт что ли? — дед пожевал губами, — нда, слышал. Так он, между прочим, тела ворует. Тут шкандаль был, лет пять назад. Семён Кузьмич его отпустили, а должон был на каторгу его, за такие дела!
— Так ему нужны тела, для изучения, чтобы после помогать людям! — заступилась за своего кумира девушка, — я читала о нём, вот, — она достала вырезку из немецкой газеты, — сей доктор поборол даже смерть! Такое удавалось до него только Иисусу Христу... — ну так, проводите, меня, Иван Никанорыч?
— Да и морда у него противная... злая у него морда, дочк. И волколак этот... ну, если рассудить, то это вполне может быть взращённый им организм! — ворчал Латышев, — не ходи, прошу. Послушай старого, умудрённого жизнью старика.
— Простите, Иван Никанорыч. Засиделась я у вас, пойду, — она встала и направилась к двери.
— Куда? Туда? А чего ты просто не поедешь к нему, как все едут, по дороге, через парадный вход?
— Я пробовала, — пожала она плечами, — не вышло.
— Ладно, что с тобой делать! — дед взял свой верный дробовик, и закрыв сторожку, пошёл вместе с девицей напрямик через овраг и речку Нищенку, на выселки, где хоронили в общих могилах безродный люд.
***
Эдита ни жива, ни мертва, стояла за одной из опор, за которой находился старый дренажный колодец. Преследуемая чудовищем, графиня спряталась за опору, и обнаружив, что одна доска отходит, отодвинула её и увидела старый дренажный колодец. Она забралась в него, хоть он и был ей по пояс.
Волколак вдыхал носом её запах, но был слишком туп, чтобы представить себе, что доску можно отодвинуть, а затем поставить на место! Сквозь щель графиня видела, как он мечется, чувствовала его горячее смрадное дыхание, вырывавшееся клубами пара из его оскаленной пасти. Когда он подошёл совсем близко, она затаилась в колодце, вымазав лицо и руки вонючим илом, что был на дне. Покрутившись у опоры ещё какое-то время, чудовище побежало на свист хозяина. Сколько прошло времени, обезумевшая от страха графиня не помнила. Она слышала, как хохотал безумный доктор, слышала крик Линды, но не знала, удалось ли Розе уйти от преследования. Эдита сильно проголодалась, но жажда её мучила жажда. На дне дренажного колодца была вода, хоть и затхлая, и графиня смогла напиться. Ноги её застыли, но графиня боялась выйти. Наконец, набравшись смелости, она осторожно выбралась и посмотрела в тоннель. Там, где раньше брезжил свет, теперь висела непроглядная тьма, должно быть из-за того, что стемнело. Эдита решила всё равно идти туда, но едва шагнула в тоннель, как услышала голоса и увидела отблеск света. Графиня едва успела нырнуть обратно, в свой колодец, и затаив дыхание, ждала. Судя по голосам, разносившимся по тоннелю, мужчин было двое. Они неумолимо приближались. Шли они медленно, подсвечивая каждый выступ, а значит, они непременно её обнаружат. Эдита закрыла глаза и стала думать, что делать.
— Как я устал, — услышала она совсем рядом, — быстрей бы уж найти эту дамочку, а там горячий ужин, и на боковую! — сказал один из мужчин.
— Да поскорее бы найти, — согласился его товарищ, — но ведь незавидную судьбу ей уготовил наш доктор!
— А что ты про то знаешь?
— Ничего, это я так, к слову. Ты же видел, что он пустил по следу Гуллена.
— Странно, что Гуллен её упустил, просто невероятно! — шаги их стали удаляться, и графиня уже выдохнула, как вдруг:
— Вот, здесь полно его следов, видно что он тут топтался... — сказал тот, что скорее хотел на боковую.
Эдита затаила дыхание, но это ей не помогло. Мужчины подошли к опоре, и оглядев стенку за ней, отодвинули одну из досок. Их взорам предстала беглянка, сидевшая в дренажном колодце. Эдита зажмурилась от страха.
— Вылезай, графиня, замёзла, небось, — протянул ей руку один из слуг, и она открыла глаза. Перед ней стояли обыкновенные горожане, и Эдите показалось, что она сможет договориться с ними.
— Отпустите меня, добрые господа! Я богата, и умею быть благодарной! — заискивающе улыбаясь, сказала она.
Оба переглянулись.
— К чему нам твоё богатство, если как только хозяин узнает, что мы предали его, он умертвит нас? Мёртвым деньги не нужны! — прошептал один из них, и сделал жест, словно перерезает себе горло большим пальцем.
— Да, сударыня, к сожалению, это так, и мы обязаны выполнить свой долг! — вздохнул его товарищ.
— А как же ваш христианский долг, господа? Подумайте о нём! Ваш хозяин чудовище! Что он задумал относительно меня?
— Простите, но нам запрещено говорить с вами. Мы должны доставить вас...
— Ой, — сморщилась она, — я кажется, сломала ногу, — боже, как больно!
Обопритесь на нас, сударыня, мы доставим вас в лучшем виде. А там доктор сам займётся вашей ногой! — сочувственно закивал один из преследователей.
— Как? Разве он не убить меня решил? — удивилась графиня.
— Нет, сударыня, — сказал слуга, но тут его товарищ приставил палец к губам и он замолчал.
— Ах, мне кажется, что у меня кость торчит! Посмотрите, я не могу идти! — заплакала графиня, едва они попытались двинуться. Один из слуг наклонился, чтобы рассмотреть её ногу. Графиня стукнула его мыском и он упал, а она побежала туда где был выход.
— Мерзавка! — утирая рукавом расквашенный нос, закричал он ей вслед.
— Не бойся, ей некуда деться, — помогая товарищу подняться, сказал другой, — хозяин велел завалить выход. Вместе с бабой, что чуть- было не сбежала. Едва успели.
И они вновь пошли за графиней, которая бежала, бежала, бежала и упёрлась в россыпь сырой земли. Тогда она села и обхватив голову, застыла. Вдалеке уже показались огоньки, преследователи не спеша шли за ней зная, что путь к бегству отрезан.
Вдруг она увидела что-то белое, воздушное. Это были дети, точно маленькие ангелочки, — мальчик держал за руку девочку. Им было лет по пять не больше. Эдита не верила своим глазам: откуда они здесь?
Девочка поманила её рукою, а мальчик кивнул и, как ей показалось улыбнулся! Эдита стала карабкаться за ними, всё выше и выше взбиралась она по жирным комьям земли и оказавшись под самым сводом, увидела диск звёздного неба размером с тарелку, возможно, какой-то камень вывалился наружу. Выглянув, она увидела блеск реки, это был выход к акведукам. Эдита обернулась, чтобы последний раз взглянуть на детей, но увидела лишь приближающееся зарево. Преследователи приближались.
Из-за всех сил принялась она выталкивать землю, и наконец, вывалилась наружу, покатившись по скату к чёрной воде.
Она увидела невдалеке огни костров и пошла на них. Это был цыганский табор.
Ромалы, увидев перепачканную в земле женщину с черным лицом и горящими глазами, испугались, и сгрудились вместе. Цыганки прятали за себя своих детей.
— Позвольте обогреться у костра, — сказала графиня, — и, я бы хотела нанять экипаж до города.
— Кажись, живая! — повернувшись к соплеменникам, сказал высокий цыган, — что-то сегодня из под холма барыньки так и сыпятся.
— А что, вы видели кого-то ещё? Её не Роза зовут?
— Может и так. Мы нашли женщину у самой воды, думали, что она мертва. Сейчас Нателла моя бабка, ухаживает за ней.
— Могу я увидеть её?
— Кого? Натэллу?
— Да, и её тоже, но прежде всего, мне хотелось бы увидеть ту женщину, которую вы нашли.
Эдиту проводили в шатёр, где на матрасе из душистых трав, лежала Роза. Глаза у неё были закрыты, грудь ровно вздымалась.
— У неё сломано ребро и отбита спина, — сказала цыганка, сжигая над керамическим горшком пучок травы, — сейчас она спит, а проснувшись будет испытывать боль... впрочем, обезболивающее на первое время я дам.
— Я непременно отплачу вам за вашу доброту, — сказала графиня, — и повернулась к цыгану, что стоял при выходе из шатра, — вы же отвезёте меня?
Тот, улыбаясь, кивнул:
— Коли не боитесь ехать верхом, сударыня. Сейчас все лошади отдыхают, заряжать их в коляску долго... верхом мы гораздо быстрее доберемся.
— Но я... я просто упаду, у меня нет сил! — сказала Эдита.
Через несколько минут она сидела спереди цыганского коня, и жалела, что переоделась в женское платье, которое делало езду верхом такой неудобной.
***
Старушка Протасевич молилась в домашней часовенке вместе с родственницей-приживалкой, которая приехала из родного Витебска, чтобы помогать ухаживать за Эдитой. Правда, та добралась уже после того, как дочка померла, а затем и пропала.
Увидев в отражении стекла свою дочь, которую вдова не чаяла увидеть живой, бедная мать упала на руки родственницы, лишившись чувств.
Цыган получил награду, обещав беречь Розу, как родную мать и весьма довольный вернулся в табор, а Эдита завалилась спать, получив заверения родственницы, что та, как только рассветет, разбудит её.
Графиня собиралась прийти в полицию с тем, чтобы заявить что доктор Файнферхт на самом деле — похититель людей и убийца.
Продолжение .